Была страна...

Поминки по мне, любимому...

Я умер, когда мне, как и Пушкину, было тридцать семь. Я умер в декабре 1991 года, в тот самый день, когда по телевизору увидел, как с флагштока медленно опускается флаг той страны, в которой я родился; тот флаг, под которым я принимал присягу и которым я так гордился...

Я умер, когда умерла та страна, которую я считал самой лучшей на свете, благодаря которой я стал тем, кем я стал, и которой я служил. Надеюсь, что служил честно, чему подтверждением служат две ведомственные медали, нагрудный знак и часы от Министра Внутренних Дел.

Умирал я долго и мучительно, продолжая на что-то надеяться. Недаром говорят о том, что самая страшная пытка – это пытка надеждой. И эта надежда то усиливалась, то скукоживалась до копеечной монеты.

Казалось, в марте 1991 года, народ, проголосовав за сохранение страны, пусть и в урезанном виде, сказал свое веское слово. Но тот же самый народ России спустя три месяца избрал своим президентом прораба-алкоголика, и я понял, что жить моей стране осталось недолго.

Интересно, дойдёт ли хоть когда-нибудь до этого народа, что все его нынешние беды заключены в его прошлом? Когда его представители, опуская бюллетени в урны и выбирая того, кого они выбрали, фактически предали семьдесят миллионов своих русских и русскоязычных братьев, через каких-то полгода оказавшихся за пределами своей исторической Родины?

Потом появилась, было, ещё одна маленькая надежда в августе 1991 года на то, что хирургическая операция поможет излечить её болезни, но эту хирургическую операцию произвести не позволили.

Я умер, когда умерла страна, не выдержав предательства не только своих руководителей, но и своего народа.

Я умер, когда неожиданно для самого себя, никуда не переезжая и не сходя с места, оказался за границей.

Я умер, когда в июне 1992 года московский сержант-мент, пытался «подоить» меня, советского офицера, майора, русского человека, говоря при этом: «Вы теперь независимы, так что вас теперь надо иметь, иметь и иметь!» Спасло то, что после того, как я был доставлен в один из московских околотков, я позвонил своим друзьям в одном из главков МВД, и они расчесали область бикини и этому сержанту, и дежурному старлею околотка по полной программе.

Я умер, когда Россия, бросив на произвол миллионы таких, как я, палец о палец не ударила для того, чтобы хоть как-то помочь нам. И когда всему миру сразу стало видно, чем генерал отличается от прораба-алкоголика! Тем, что он, в отличие от прораба-алкоголика, честь имеет!

Когда де Голль провозгласил независимость Алжира, там проживало шесть миллионов французов, которых во Франции называли «черноногими», и которые впервые появились в Алжире еще в 30-е годы XIX века. Де Голль призвал не «черноногих» французов потуже затянуть пояса, но не бросить в беде своих братьев. И все «черноногие», вернувшиеся на историческую Родину, по государственной программе были обеспечены работой, им были выданы беспроцентные кредиты на приобретение жилья.

Я умер, когда, впав в жесточайшую депрессию по поводу кончины страны и продолжая жить по инерции, ударился в жесточайшую пьянку, положив фактически не просто болт, а болт никелированный и на интересы семьи, и на службу, да и фактически на свою жизнь.

Я умер, когда, наконец, с трудом дождался выхода на пенсию.

Я умер, когда бросил пить и курить.

И, наконец, я умер для эссенизатора Юрия КРЫЛОВА, включившего меня в свой чёрный список, что меня, сказать честно, совсем не беспокоит.

Я умер. Коллеги по Gigepark'у, помяните и меня, когда вы вдруг надумаете помянуть погибшую от предательства страну. Аминь