Почти как в Древней Спарте...

        Прочитал в сообществе "Беременность, роды, материнство" статью "Имеет ли право на жизнь не рождённый ребёнок с синдромом Дауна!" и, как говорится, не могу молчать.

        В 1989 году я развелся со своей Ксантиппой № 1, душевное состояние, сами понимаете, было не просто отвратительным, а мерзопакостным.

        Вспомнив о том, что у меня в Вильнюсе, столице тогдашней Литовской ССР, изволит проживать моя родная тётка, старшая сестра матушки, решаю отправиться в отпуск к ней. ВПД (воинские перевозочные документы ф.1) выписал на самолет, четыре часа до Домодедова, затем полтора до Шереметьева, ещё час в воздухе, и вот я и в Вильнюсе, который в нашей семье было принято называть по-польски - Вильно.

        С тётушкой все было мило и замечательно, мы беседовали, она оказывала мне своеобразную психологическую поддержку. Но со временем всё же точек соприкосновения становилось всё меньше и меньше. Да и какие могут быть точки соприкосновения у 35-и летнего офицера, "мента зёленого" и 65-ти летней пенсионерки?

       .... Однажды к тётушке пришла её старая подружка, такая же дама на пенсии, Альбина Яновна. Дама эта всю свою сознательную жизнь проработала акушеркой в родильном отделении, и приняла. как она говорила, добрую треть жителей Вильны.

        За чаем дамы пустились в воспоминания, и гостья неожиданно вспомнила врача, акушера-гинеколога, с которым она не один десяток лет  проработала в одной смене.

        Врач этот, задолго до беседы, невольным участником которой я оказался, и не один год тому назад, убыл на ПМЖ за пределы СССР, и, учитывая его возраст, можно было уверенно предполагать о том, что он уже давным давно предстал перед Всевышним.

        Тётушкина подружка рассказала о том, как перед отъездом, старый врач устроил проводы, на которые была приглашена и Альбина Яновна.  А когда народ стал расходиться, попросил ее немного задержаться. И то, что ей поведал, было страшным откровением для отставной акушерки.

         - Ты помнишь, - начал он свой рассказ, - как нашу смену в свое время ругали за высокую смертность новорожденных?

         - Конечно! Было очень обидно, стараешься, стараешься, а всё насмарку! И без премий мы оставались все это время! А как нас склоняли на всех совещаниях!

         - Так вот, Альбина, а ведь был я! Да, не удивляйся! Уж поверь моему врачебному опыту, я все патологии новорожденных умею распознавать с первого взгляда! И когда я видел, что ребенок не жилец, или что он своим болезненным  существованием доставит столько горя своим родителям, что будут мысленно проклинать тот день, когда он появился на свет и винить друг друга в его болезни, мне ничего не стоило делать так, чтобы пуповина сама наматывалась ему на горлышко...

         В том, что ее бывший коллега прекрасный диагност, Альбина Яновна не сомневалась нисколько. Но сейчас она смотрела на него с великим ужасом.

А старый врач продолжал:

         - Пойми меня правильно. В семье моей сестры был даун, я никому об этом не рассказывал. Это боль только нашей семьи, и  ничья более. Ты сейчас, наверное, будешь меня осуждать за то, что брал на себя функцию Господа Бога? Извини, но ты не права! Я насмотрелся на муки сестры, и как мог избавлял людей от беды!

         И далее старый врач попытался обосновать свои действия:

        - Итак, ситуация - в семье больной ребенок. Неизлечимо больной. Все свои финансы семья тратит на его лечение, прекрасно понимая, что вылечить его невозможно. Люди живут надеждой: "А вдруг?...", недаром же говорят о том, что надежда умирает последней. Но они не понимают другой истины: "Самая страшная пытка - это пытка надеждой!" В большинстве случаев семья распадается, мужчина, как правило, не выдерживает и уходит. И женщина остается одна со своей бедой. И помощи ждать неоткуда! И еще  мозг сверлит постоянная мысль: "Что будет с ребёнком, когда она покинет это мир?"   А так родители один раз погорюют, смирятся с тяжёлой утратой, и ровно через девять месяцев сделают себе новую ляльку. Будем надеяться, что здоровую.

        Альбина Яновна вышла от старого врача, будучи в шоковом состоянии. И все оставшиеся годы не могла определить для себя главного: прав был её коллега, или нет. И каждый раз, во время встреч за чаем, она и тётушка всё  продолжали и продолжали обсуждать то, что открыл старый врач, и всё никак не могли прийти к определённому выводу.

        А я, услыхав эту историю, задумался о следующем. Всем нам известны слова Аристотеля о том, что человек - социальное животное. При этом упор делается на первом слове, нам постоянно пытаются вбить в головы идеи гуманизма и человеколюбия. При этом мы почему-то забываем про второе слово, про слово "животное".   А ведь человек в физиологическом смысле ничем не отличается от любой  иной Божьей твари,  и даже на биофаках ВУЗов существует курс под названием "Физиология человека и животных"!  

        А коли так, коли самой Природой предопределено, что на каждые 1 000 (Вар., 10 000, 100 000)  новорожденных на свет должно появиться  n-нное число убогих, то от этого никуда не денешься. И еще. Понятно желание женщины реализовать свой материнской инстинкт и произвести на свет потомство. Ну, а если плод не держится, вернее, не хочет держаться? Наверное, это так ему и нужно! Мы же (Я имею в виду общество) вместо этого отправляем беременную женщину на сохранении, делаем все, чтобы сохранить плод и доносить ребенка.

           При этом совершенно забывая о том, что всякая палка имеет два конца, что, тем самым, наш генофонд подвергается неминуемому ухудшению. Может быть, всё-таки в Древней Спарте поступали правильно, когда новорожденных приносили на суд ареопага, который решал кому жить, а кого надлежало сбросить в пропасть?

            А вы, коллеги, что думаете насчёт всего этого?