Нац.волнения «В 41-м в метро прятались, а не людей резали…»

Дремлющие пассажиры, беззаботная молодежь, догоняющаяся в вагонах пивом, подружки, обсуждающие мужиков… Сегодня всего этого нет

…Два часа до полуночи. Привычный, казалось бы маршрут: «Дмитровская» до «Цветного бульвара», пересадка на «Трубную», а потом около получаса до «Марьино». Дремлющие пассажиры, беззаботная молодежь, догоняющаяся в вагонах пивом, подружки, обсуждающие мужиков… Сегодня всего этого нет. Из привычного «интерьера» лишь бомж, по-скотски развалившийся на лавке вагона и подложивший под голову замызганный пакет, из которого что-то капает. Нет спящих, нет разговоров, есть непривычно серьезные пассажиры, да милиция, которая, казалось, сегодня вся спустилась в метро. Точно также тревожно в подземелье было в день мартовских терактов.

— Молодой человек, документы ваши можно? — останавливает меня, поглядывая на мою ультракороткую стрижку, молодой страж порядка.

— И рюкзак, будьте добры, откройте, — это уже со спины, за которой стоит еще один правоохранитель.

Выполняю все их требования. Спрашивают, как обстановка на других станциях. Вроде нормально, отвечаю.

— У выхода на «Цветной» скопление этих, — верещит рация, оставив меня и милиционеров гадать, кто именно скопился на Цветном бульваре. Расстаемся. Нож в третьем клапане рюкзака ребята проглядели…

Всех подозрительных личностей отправляли в кутузку
Всех подозрительных личностей отправляли в кутузку. Смотрите фоторепортаж Беспорядки в Москве
Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН

На Люблинской ветке то же напряжение. В воздухе, лицах, позах, во всем. В углу вагона четверо молодых «южан». Держатся вместе, зло перехватывая каждый взгляд, кинутый в их сторону. Взгляд, как у загнанных в угол зверей, — они тоже всего боятся. Входящие по ходу следования поезда граждане, нарываясь на этот взгляд, стараются отойти в другой угол вагона.

— Извините, вы до какой станции? — подсаживается ко мне девушка, вошедшая на «Римской» и, не дожидаясь ответа, сообщает, что ей до конечной. Попутчики, значит…

Тоня, так она представилась, рассказывает мне о том, что незадолго до входа в подземелье ей позвонила бабушка, ветеран тыла, участник обороны Москвы. И, насмотревшись репортажей, советовала любимой внучке вести себя поосторожней в метро.

— Она расплакалась в трубку, моя бабушка, — расстроена Тоня.

— Во время войны, говорит, мы в метро прятались от фашистских бомб, а сегодня в метро опасней, чем во время войны. В 41-м, говорит, никто в метро людей не резал…

Я спрашиваю, что сама Антонина обо всем этом думает, и о странном «ответном» митинге у «Киевской», и о кавказцах, что пришли на него с арсеналом оружия…

— Ответном?! — переспрашивает моя визави. — А на что отвечать? На призывы москвичей перестать резать русских? Значит, «ответный» митинг — это возражать этим призывам? Ты еще скажи, что у преступности национальности нет…

Вот и Марьино, приехали. По заплеванным ступенькам мы выбираемся из подземелья.

— Может, к другому выходу пойдем? — вдруг хватает меня за локоть моя попутчица и настороженно смотрит на выход. В облаках пара, там, наверху, стоят с полсотни мужчин. Радует одно: ни на фанатов, ни на горных жителей они не похожи. Приближаемся.

— А я-то испугалась, — облегченно вздыхает Тоня, понимая, наконец, что они тут так поздно делают: вглядываясь в выползающую из метро толпу, высматривают своих жен и подруг, возвращающихся с работы. Встречают. Раньше такой массовой традиции здесь не наблюдалось…

Тоня называет адрес. Таак… Похоже, спрашивать у меня, согласен ли я провожать ее до конца марщрута, у меня никто не собирается…

До дома Тони, как выясняется, 6 остановок на автобусе. Нужный общественный транспорт решаем не ждать, поздно уже, да и холодно. Потому пытаемся ловить «бомбилу», которых здесь обычно, как бабушек днем в отделениях одного известного банка. Привычные уже узбеки с таджиками, согласные за «полтинник» оказать транспортную услугу, напрочь отсутствуют.

— Куда? — тормозит, наконец, какой-то славянского вида хлопец на «девятке» из 33-го региона.

Тоня называет адрес уже ему.

— Полтинник, — привычно бросаю я открытое окошко я.

— Не пойдет. Стольник, и поехали!

Поехали… В другую от моего дома сторону. Удвоенной от привычной цены стоимости проезда я, почему-то, не удивляюсь: так всегда бывает при отсутствии конкуренции или снижения количества предложений. И неважно: такси это или гречка…

— Задолбали эти черные! — начинает диалог наш водила, Серега. — Хер подработать дадут. Раз хотел в очередь в ним встать, ну, типа, буду отстегивать и тэ дэ, так сразу объяснили где мое место. У себя во Владимире, говорят, и будешь бомбить. Совсем ох…ли, да?

Я молчу, соображая, кто ох…л больше: азиаты с кавказцами, не дававшие владимирцу Сереге срубить лишнюю копейку с выходящих из метро, или сам Серега, беспардонно задравший цены.

… Мы расстаемся с Тоней у ее подъезда. Она диктует свой номер телефона.

— А тебе далеко идти? — спрашивает.

— Не, тут рядом, — улыбаюсь, вру я ей на прощанье.

— Всегда так поздно возвращаешься? Позвони, может, завтра снова вместе домой поедем? Мне правда страшно…