"Гитлер-освободитель"

В любой телепередаче или публикации в геббельсовских официально-олигархических СМИ не обойтись без завываний о "нищих бесправных колхозниках" и ужасных упырях из НКВД. Почти 30 лет любыми средствами внушается подлая идея, что "СССР был хуже гитлеровской Германии, а Сталин - хуже Гитлера", ну а наши предки - соответсвенно этому. Это даже не подлость, это - нечто за гранью, чему нет подходящего слова в человеческом языке. Но осталось огромное количество воспоминаний простых людей, живших тогда, более того - пока еще живы люди, которые жили в то время. Почитайте интервью с колхозницей, которая жила в те годы. Это - совершенно типичный случай судьбы человека того времени.


ВОЙНА

- Баба Нюра, а вы войну помните?

Баба Нюра вздрогнула как то боком, и её руки заёрзали по коленкам.

- А как же, милок, - через минуту ответили она, - а как же...

Пожилая женщина поджала губы, встала, зачем то подошла к окну, где в стёкло барабанил бесконечный ливень, не спеша обошла комнату и снова села.
Потом взглянула в глаза. Долго.

- Я такого помню, что мало кто уже и помнит. Мне ж одиннадцать поди было, когда война началась...

Она помолчала немного, печально глядя в окно, и только всполохи молний с почерневшего неба очерчивали её силуэт.

Мне почему то вспомнились красные ковровые дорожки фестивалей и лица звёзд, подсвечиваемые беспорядочными блицами фотографов. Кокетливый кружевной воротничок на штопаном-перештопаном, но когда то очень чёрном платье, из платья вечернего ставшего рабочей одеждой, подчёркивал такое сходство.

Раскат грома прервал молчание, и баба Нюра неторопливо рассказала свою историю.

МИР

- Наша деревня самая богатая на районе была. На берегу Днепра, красавица. Когда утром гусей выгоняли - весь берег белым становился. Мы только дом новый поставили, радовались как ...

- А какой это год, баба Нюр ?

- 1939-й. Мне девять лет было, да я помню всё. Вся деревня на новоселье гуляла. А как не позовешь - полдеревни родственников, помогали строиться кто чем мог ...

- А колхоз ?

- Колхоз лесом помог. Матери справку в сельсовете дали, мужики стволы такие огромные, сосновые завалили, распилили, дом из них скатали. Двухэтажный, со светёлками наверху, весь резьбой украсили. Загляденье, а не дом. Да недолго радовались ... Как немцы пришли, приметили дом то наш, заняли его сразу, а нас - в баню, одиннадцать человек, друг на друге считай там спали ...

Я, кажется, неожиданно понял для себя смысл народного выражения "иди в баню". Это значит что в доме то ночевать тебе - места нет …

- Гусей наших немец всех сразу полопал. На всю деревню ни одного не осталось. Ох, хороши были гуси-ии … Мы ж до войны солонину себе на зиму - бочками заготавливали. И рыбу. И грибы. И ягоду … Всё прахом пошло.


( Collapse )

"ХОРОШИЕ" НЕМЦЫ

- С вами общались ?

- Когда прибраться да печь протопить. Сами за два года так и не научились.

- Платили ?

- Спасибо что не убили, вот и вся оплата ... Мы всё стонали, думали, плохо как, голодно, холодно. А голодно то и холодно то впереди было ... Как наши попёрли, немцам приказ вышел, нас на работу в Германию гнать. С утра объявили, а к обеду уже и погнали всех. Не успели за околицу выйти - батюшки святы, дом наш горит. А потом ещё ... и ещё ... так на наших глазах, пока шли, всё село то наше и погорело. Это, значит, подожгла немчура чтоб мы бежать не думали, бежать то назад некуда ...

Я всё шла да оглядывалась. Так в стогу сестра моя младшая горела. Тельце. Она от тифа давеча умерла, так у немцев приказ был, чтоб всех тифозных расстреливать. Подружка наши, соседская, болела, так всю семью на заднем дворе и расстреляли. А мы Настю нашу в стогу спрятали, думали похоронить потом по христиански, да вот как вышло. Так и сгорела сестричка моя ... Так и нет у неё могилки.

- Вы пешком шли ?

- Из села нас на подводах вывезли, чтобы мы сами еду да имущества побольше собрали - мы и собрали всё. А как из села выехали, подводы то наши немец отобрал, а нас пешком погнали. Хитрость такая военная.

- А что же вы ели ?

_ Что на руках унесли, потом и это кончилось .. Костров ночью нам жечь не давали. Сами грелись, нам не давали. Мы очень мёрзли, так холодно было по ночам, многие так заболели да умерли. Иной раз и лечь то было не на что – земля то сырая, холодная. Поди, половина нашей команды по дороге лежать осталась.

- Немцы к вам как относились ? Не издевались ?

- Нет, такого сказать не могу. Ежли кто упадёт, то конечно ... Все скрывали, если болен, больных по дороге сразу расстреливали. Так и шли, пока могут. А если упал … Подойдут, ногами попинают, штыком поколют, если не встал - пристрелят. И сапогами так его, так - в канаву придорожную. Так и плавает там, руки раскинув. Такая вот могила.

Баба Нюра помолчала.

- Ездила я с внуком в Белоруссию в том году. Так на каждый верстовой столб крестилась. Внучок спрашивает - Ты что, бабушка ? А я говорю, там, под каждым столбом могилка считай родственников наших. Кто ж знает, где они лежат. Ведь нас на разные команды разделили, всех отдельно гнали. Кто где лежит у дороги - неизвестно. Может, и братья мои здесь ... Там на каждом шагу – могила.

- А сколько вас было ?

- Семья двенадцать человек была. Отец с матерью, дед с бабкой, нас восемь человек детей. Отец с фронта не пришёл, мать, я, да две сестры живы остались, остальные все под немцем погибли. Да .. четверо из двенадцати войну то пережили. Одна сестричка совсем инвалидом с плена вернулась, мать до смерти своей за ней ходила, ухаживала. А мужиков всех наших извели ... всех. Видать постреляли всех братьёв то моих по дороге.
А кроме этого - ничего плохого про немцев сказать не могу.

И баба Нюра политкорректно поджала сухие старческие губы.

- Месяц так шли.

Поди половина народа сгинула, кто умер, кого подстрелили. Не дошли бы мы ни до какой Германии никогда, ни один человек бы не дошёл. Всех смерть ждала. Мы уж не ели две недели ничего почти. Уже знали, что сгинем, уже и попрощаться с мамой заранее успели. (Я хитростью с ней осталась, родственников то немцы разделяли по командам).

Утром просыпаемся - а нет конвоя нашего .. сбежал наш конвой! Мы и не знаем, куда идти. И тут - наши ... Наши .. Нашли нас, видят, такие люди истощённые, тут бой ещё рядом, а нам уже полевую кухню с горячим супом солдатики подвезли. У нас плакали многие. Всю дорогу шли, стиснув зубы, а тут - заплакали.

НКВД НАМ ОЧЕНЬ ПОМОГЛО

- НКВД вас не третировало, как пленных ?

- НКВД нам очень помогло. Очень. Всех сразу переписали, выяснили, кто откуда, справили временные документы нам ... как бы мы без них выбрались. Отправили нас по домам. В дорогу выписали всем сухой паёк хороший.

- Пешком ?

- Да какой пешком, мы бы померли все. В теплушках.

- Где ж они теплушки на фронте для вас нашли ?

- На станции. Туда то они солдатиков везли, а обратно ...

- Значит, не допрашивали вас как врагов народа ?

- Может кого где и допрашивали, а нам - помогали. Офицер такой, молодой, энергичный, красивый, в форме ... мне он понравился так! Мне ж почти четырнадцать было ..

И баба Нюра кокетливо улыбнулась.

ЗЕМЛЯНКА...

- Дома нашего нет. Ничего нет, ни дома, ни одежды, ни скота, ни посуды. Вот как в рубище пришли, так и стоим. А осень уже .. холод. Нашли блиндаж военный, печку маленькую сложили, вместо двери холст повесили, и так в этой землянке четыре года мы и прожили. А в 1948-м нам дом дали.

- Кто дал, баба Нюр ?

- Сельсовет дал. Колхоз отстроил. Мы ж - мать, две девчушки школьницы, худющие были, да сестра инвалид - вот и вся семья .. Какие мы работники .. если бы не колхоз - умерли бы с голода точно .. Все бы умерли. Да и не только мы. На всю деревню – ни одной сохи, ни одной лошади, ни одной коровы … Ничего, шаром покати .. Топор на пепелище найти было за счастье. Без колхоза все бы сгинули, зимы бы не пережили.

- А вы учились в школе ?

- Да, школу то первую поди отстроили ... ещё война шла. Школу да сельсовет. Только маленькая она, не чета довоенной - нас в селе детей то осталось .. один из пяти .. в одной избе все поместились. Но я после школы в Москву, на фабрику завербовалась.

- А не препятствовали вам уехать с деревни ? Вот, говорят, колхозникам паспорт вместо книжки колхозника не выдавали, удерживали на селе …

- Ой, да что там удерживать. Кого ты удержишь. Я ж организованно ехала, по вербовке. Нет, не было ничего такого. Вот если член партии - тогда да. Работай там, где партия прикажет. А нас, баб простых, кто удержит. Я и сестёр своих, как освоилась, в Москву всех работать устроила. Нет, никто нам не препятствовал в Москву ехать, врут всё.

ФАБРИКА

- Сколько лет работали на фабрике, баба Нюр ?

- Сорок три года как один денёк. С 1950-го по 1993-й .. Мастером, станки обслуживала. Сначала в общежитии жила, потом мне комнату дали, а в 1973 квартиру.

- А потом ?

- А потом, мил человек, фабрику в 93-м продали. Бандитам. Под склад её пустили. А нас всех поганой метлой.

- Баба Нюр, вот вы на фабрике отработали 43 года. Когда её продали, вам заплатили хоть что нибудь ?

- Вот сколько фашисты нам заплатили, столько и эти. Да и главный их на фашиста был похож. Белобрысый такой, ходил по фабрике с автоматом и двумя охранниками. Бандит какой то. Бандит, бандит, а всё нас, баб простых, опасался. Зарплату потом свою нищенскую полгода с них получали. Когда выдали - не неё уж ничего и купить было нельзя. Курам на смех.

- Баба Нюр, какой самый счастливый год в вашей жизни ?

Баба Нюра посмотрела не меня долго, внимательно, поблекшими глазами, и я увидел в них ответ: дом на берегу Днепра, новоселье на всю родню безбрежную, село, цветущее в садах, побелевший от гусиного пуха берег. Ответ меня не удивил.

- 39-й ..

- Спасибо, баба Нюра. Дождь кончился, пойду.

- Заходи ещё, мил человек.



Борис Борисов


----------

РП: Сейчас свора изменников и уголовников, захватившая власть в нашей стране, пытается всеми силами переписать историю, как это уже сделано на Западе. Наша задача - не дать этой погани выполнить ее дело. Много уже написано и будет написано с документами в руках и статистикой, опровергающей ложь всей этой погани.

Знакомые, родственники, соседи, которые много рассказывали про то время, говорили примерно то же самое. Обычная рабочая женщина с выколотым на руке в немецком концлагере номером, оставшимся на всю жизнь, соседка, у которой немец ради забавы стали стрелять по ее 9-летнему сыну, который чудом остался жив. Этого сына я тоже хорошо знал. Бабушки, у которых всех детей убили немцы или отобрали всю еду, а дети умерли от голода. Немцы, которые уходя, сжигали и минировали за собой все, немецкие мины-ловушки для детей, которые попадались еще и в наше время и нам рассказывали о них еще в младших классах - не надо хватать все, что не попадя; рассказы про бывших полицаев, которые долго прятались по лесам... А еще про то, как государство и колхозы отстраивали сожженные дома, как большим счастьем было перебраться из землянки в барак, а потом - в коммуналку или несколько семей в одном доме, потому что вокруг все жилье было уничтожено начисто. Как сначала строили мосты, больницы и школы, а потом - дома, некоторые из которых стояли разрушенными даже до конца 70-х, как восстанавливали заводы на земле, превратившейся в пустыню, как Советская Власть лечила и учила людей, как снижались цены и люди на глазах жили все лучше и лучше, про то, как все были потрясены Спутником, как верилось в то, что мы можем абсолютно все, даже то, что считается невозможным...

Обратите внимание, самый лучший год в ее жизни - 1939. Сытая, счастливая и благополучная жизнь. Человек, у которого есть будущее и страна, у которой есть будущее. И сравните с тем, что сейчас.