Замечания к статье профессора

В статье профессора Европейского университета в Санкт Петербурге Дмитрия Травина «Хотите демократии – разбогатейте» (см. ссылку http://economytimes.ru/gumanitarnyy-kontekst/hotite-demokratii-razbogateyte ) сказано: «некоторые наши российские мыслители указывают на то, что с повышением благосостояния при Путине демократии стало меньше, чем было при Ельцине в «лихие и голодные 1990-е».

Напомним, что демокра́тия  по др.-греч. δημοκρατία — «власть народа», от δῆμος — «народ» и κράτος — «власть». Пользуясь этим определением, можно уверенно сказать, что власти народа не было ни при Ельцине, ни при Путине. Однако, если слово демократия заменить на либерализм, то с предлагаемым раскладом можно согласиться. Но ставить знак равенства между либерализмом и демократией нельзя. С этой точки зрения не демократия, а “анархия как мать порядка” идеальная свобода. Однако, поскольку идеал теоретически недостижим, реально стремиться к нему все же можно, если использовать естественный закон природы – единство и борьба противоположностей есть источник развития. Свободу и несвободу, либерализм и авторитаризм. А либерализм, который власть может внедрить в нашу жизнь мгновенно (революционно), не означает мгновенное возникновение демократии. В «лихие и голодные 1990-е» либерализм возник мгновенно, но с демократией не вышло. Пример для иллюстрации этого тезиса – свобода распорядиться своим ваучером по собственному усмотрению была одинакова для всех (либерализм). Но кто – то конвертировал свой ваучер в бутылку, а кто – то скупил их пачками по цене бутылки и вложился в сырьевое предприятие. А власть не стала демократической, оказавшись формально у президента, но на практике даже не у него (тем более не у народа), а у олигархов. Вспомните «семью», отражающую ближайшее окружение Ельцина и семибанкирщину.

Следующая важная мысль у Дмитрия Травина. «Демократия устанавливается там, где разные группы общества считают ее легитимной». Безусловно, так. Но в том случае, если в указанной фразе слова “считают ее” (демократию) напишем так: «где разные группы общества считают власть легитимной». Вопрос лишь в том, как сделать так, чтобы разные группы считали ее, власть, легитимной? Далее читаем о сравнении последствий бедности и богатства.

«В бедной стране, где лишь начинается индустриализация, никакие компромиссы рабочих с капиталистами не обеспечат обществу зажиточности. Чтоб сделать трудящихся довольными, надо слишком много денег отнимать у буржуазии. В итоге при перераспределении ВВП имущие классы начнут склоняться к авторитарному перевороту для сохранения собственности. А если гарантировать богатым собственность и доходы, то начнут бунтовать пролетарии».

И с этим соглашаюсь, если под переворотом понимать просто мирную смену автократа на более устраивающего буржуазию. Чтобы она гарантировала себе собственность и доходы. Понятно не на все времена, а пока не начнут бунтовать пролетарии. Однако, постепенно те и другие, учась на ошибках, приходят к необходимости компромисса. Как результат единства и противоборства социального равенства (дележки) и допустимого неравенства как результат конкуренции, необходимой для экономического развития. Но на практике компромисс оказался плавающим (или динамичным). Плавающий означает, что временами происходит усиление социальной справедливости (вырываются вперед пролетарии, требующих справедливой дележки), а временами буржуазия увеличивает свои доходы. Уже даже не за счет ужесточения эксплуатации, а за счет научно – технического прогресса, повышающего экономическую эффективность производства.

Обращаемся еще раз к Дмитрию Травину. «Когда страна становится зажиточной, значительная часть трудящихся утрачивает интерес к марксизму и революционному социализму, а буржуазия спокойнее относится к тому, что некоторую часть ее богатств передают с помощью налогов на поддержку тех, кто все же остается бедным».

Ключевые слова - «страна становится зажиточной». Но остается вопрос: как она становится зажиточной? Важно понять механизм этого процесса. Понять его можно, разделив динамичный (или плавающий) компромисс на допустимый и недопустимый, после которого компромисс перестает существовать. Потому что начинается или бунт снизу, или буржуазия устраивает переворот и, как сказано выше, меняет автократа, увеличивая свой доход за счет усиления эксплуатации. Не обязательно за счет трудящихся. Можно ведь «эксплуатировать» природные и прочие национальные богатства в свою пользу.

Дмитрий Травин рассматривает также демократию в связке с конституционной монархией. «На самом деле то, что они (страны с конституцонной монархией) смогли пройти к нынешнему преуспеванию без больших потрясений, во многом связано именно с сохранением монархии как важного компромисса, успокоившего аристократию и отвратившего ее от стремления к переворотам».

Под таким углом зрения Травин автократию не рассматривает, а ограничивается ошибками автократии. Но почему бы не оценить конституционного монарха как всеми уважаемого автократа?

«Но что делать, если общество пришло каким-то образом к компромиссам не при демократии, а при авторитарном режиме? Что делать, если автократия становится легитимной, поскольку она худо-бедно устраивает трудящихся, получающих свою долю общественного пирога, буржуазию, имеющую возможность «срубать бабки», и «аристократию» (в определенных ситуациях – силовиков), чувствующую, что она в этом политическом режиме является главной?

Это ведь как раз наш случай».

Действительно, избирается только на два срока подряд, как записано в конституции. Да и со свободой слова в СМИ все в порядке. А про свободу в социальных сетях благодаря интернету и говорить нечего.

Теперь вернемся к заголовку статьи Дмитрия Травина: «Хотите демократии – разбогатейте». Мнение Травина.

«Но если автократия обеспечивает стабильность на приемлемом уровне, то в ней не возникает демократии. Другое дело, что автократии трудно поддерживать систему компромиссов бесконечно, поскольку она не обладает способностью перестраиваться в связи с появлением новых больших групп интересов, чье мнение власть не учитывает».

На то, что трудно, указывает и сталинская практика. Конечно, Сталин не демократ, а вроде как совсем наоборот. Тем не менее, есть факт и он упрямая вещь. Согласно конституции 1936 года, которая называлась сталинской, и в соответствии с планируемым законом о выборах предлагалось две – три кандидатуры на одно место. Это уже не репрессивные методы, а демократические, позволявшие заставить партократию работать на народ. Но партократия саботировала мероприятие, замаскировав саботаж  под необходимость борьбы с недобитыми троцкистами и бухаринцами и требовала квот на расстрелы и посадки. В лидерах был Хрущев. А о задумке Сталина можно узнать из его интервью, данном американскому журналисту Рою Говарду 1 марта 1936 года, Сталин сказал: «Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти». Но Сталин отступил. Мы получили вместо альтернативных выборов одного кандидата от нерушимого блока коммунистов и беспартийных. Сделано это расчетливо и сознательно, или вынужденно под напором партократии в качестве властной элиты – не имеет значения. Ясно одно, что нашла коса на камень: он на них репрессиями сверху, а они ему тем же снизу. Вот откуда массовость и жестокость тех репрессий. Назвать Сталина конституционным монархом язык не поворачивается, но факт неудавшейся попытки внедрить в нашу жизнь элемент конституционной монархии говорит, что с одной стороны «автократии трудно поддерживать систему компромиссов бесконечно». Травин прав. А с другой это “трудно” не означает, что невозможно.

Возможность этого можно понять из сравнения автократов Сталина и Путина. Что общего и чем отличаются. Общим является успешность. У Сталина за критерий можно взять победный 45 – й. Цена победы огромная. Но могло быть хуже? Могло, если бы не победили. Но, как поется, «мы за ценой не постоим». А если бы начали в то время сомневаться, - дорого или нет, уступать или нет, то не победили. Это я к тому, что как сейчас предлагают уступить Западу либералы.

А в чем успешность Путина? Учтем, что третья мировая уже идет, только называется она гибридной. До победы еще далеко, но если использовать аналогию, то сейчас мы как после победы на Курской дуге. Побеждаем в Сирии малым числом - небольшим экспедиционным корпусом.

Сравним так же, как менее 4 – х лет назад унижали Путина на саммите двадцатки в Австралии и сегодня, когда Меркель и Макрон едут к Путину договариваться. Слегка прогнувшись.

Теперь отличия. Сталин уступил своей партократии, на которую опирался в борьбе за власть. У Путина своей властной элиты не было, он ее унаследовал. А всякая властная элита сопротивляется верховному правителю, когда он пытается реформировать сложившуюся политическую или экономическую систему. Так было при всех царях реформаторах Иване Грозном, Петре Первом и при Сталине. Путин учел опыт предшественников и поворачивает штурвал очень осторожно. Многие аналитики ожидали, что после президентских выборов кабинет должен быть радикально измениться. Ведь либералы на двоих набрали меньше 3% голосов, а коммунистический буржуй 11% и мог бы больше, если б не топили. Ан нет, кабинет остался старо – новым. Так отступил Путин или нет? Есть основания полагать, что нет. Весь секрет в структуре нового майского Указа. Он составлен так, что задает алгоритм решения задачи для правительства. В случае невыполнения – отставка и карьерные потери. Вместо расстрелов и посадок при Сталине. Достаточно одного Улюкаева. А если кабинет и «погибнет в бою», выполнив черную работу – проведение непопулярных реформ, - то на смену нынешним монетаристам в правительстве найдутся кейнсианцы из нынешних оппозиционеров. Поэтому с одной стороны имеем надежду, а с другой вспоминается название одного хорошего фильма: на войне как на войне.