Слезы Дхармы. Весеннее обострение

Мыш предупреждал, что загадка сложная. И хотя мадам Александра *** всячески пыталась вам помочь - никто не заподозрил в ней автора чудного трагичного творения, вызвавшего у всех всплеск веселой активности. Мыш подозревал, что вы черствы, но вы бьёте все рекорды.

Соберитесь, чтиво длинное и унылое, не всякая крача долетит до середины.

Слезы Дхармы

 Шахти поднималась в горы мелкими, но упорными шажками, а на левом ее плече, на специальной подушечке лежало, точно посредине, почти полутораметровое бревнышко. Вес его был меньше, чем обычный груз, который мужчины носильщики берут высоко в горы, сопровождая восходителей. Шахти несла третье, объединяющее деревянное бревнышко из манго. Два других, олицетворяющих два начала, она уже доставила на место в этом году.

 Кроме нее, путь к ступе и вратам перед ней - торане, был пока закрыт для всех остальных. Древесина нужных видов стволов была пористой и мягкой, поэтому обновлять ее нужно было часто, особенно перед такой важной датой, как полнолуние месяца Джьештха в очередном семнадцатилетнем цикле. В прошлом цикле именно сгоревшие от удара молнии бревнышки, закрепленные горизонтально на двух каменных столбах, стали причиной несчастья – событие не состоялось, и никто не пришел с гор, а рядом со ступой появилась новая могила.

 Женщины деревни впали в уныние и забросили свои обязанности, что сразу привело к трагедии в окружаемом пространстве - наследный принц расстрелял всю свою семью и застрелился сам из-за несчастной любви, при этом погиб король и почти все члены королевской семьи.. 

 Прошагав несколько часов, Шахти остановилась для отдыха у большого камня, среди полянки с цветущими рододендронами. Далеко-далеко внизу темнели хвойные деревья и ветер иногда приносил их смолистый запах. Кусочек лепешки из ячменя и несколько глотков кислой жидкости из небольшой фляги восстановили силы. Шахти рассмеялась, вспомнив, как спасенный ими мужчина, провалившийся в ледяную трещину и оставленный своими товарищами, посчитавшими его погибшим, просил дать ему еще “yak milk”, хотя як – это только самец, а молоко дает “nak”. Тогда умирающего мужчину в горах почувствовали две сестры и тут же подняли тревогу. С большим трудом несколько женщин извлекли его из трещины и доставили в деревню. Сначала по снегу, потом волоком на санках, которые потом пришлось выбросить. 

 Измученного и обмороженного мужчину отпоили теплым молоком самки яка и стали подкармливать размоченными в молоке с кровью ячменными лепешками из особого запаса. Буквально через день мужчина встал на ноги. Чуть позже ему дали более плотную пищу. Он уже начал говорить и почему-то хохотал, разглядывая миску с перловой кашей. Женщины глядели на веселого русского и сами смеялись - так заразителен был его смех.

А еще через пару дней всем стало не до смеха. Обе сестры, одного возраста, жившие в полупустой хижине, в которой разместили потеряшку, были до того неприлично счастливы, что уже не могли участвовать в общих ритуалах и мало того, обе забеременели. Сила местного ячменя не только вернула к жизни умирающего мужчину, но и сделала из него неутомимого и одержимого самца. Мать Шахти осмотрела обеих женщин, и ребенку первой сестры еще до рождения был вынесен приговор – это был мальчик. В этой деревне все было наоборот.

 Мужчину же отправили вниз, вызвав провожатого из нижнего дальнего селения ночными огнями.

А он не хотел уезжать и все порывался вернуться и что-то говорил, говорил, говорил на своем странном языке, смотрел в глаза просительно и тревожно хмурился. Он совершенно не хотел возвращаться к прежней жизни, пережив шок близкой смерти и воскрешения. 

 Отдохнув минут сорок, Шахти отправилась дальше. Бревно уже не так давило на плечо, и она вскоре забыла о нем вовсе. Тем более, что она по пути заново переживала боль той утраты, что так резко и фатально изменило всю жизнь их небольшой деревушки высоко в горах, выше грани леса и альпийских лугов...

 Все началось с обычного для их жизни события – все мужчины, по заключенному перед этим договору, пошли сопровождать экспедицию в качестве носильщиков, брали даже подростков и мальчишек – поход обещал быть не трудным, не высоко в горы, как обычно, а в горные ущелья. Поэтому шанс заработать был даже у совсем юных мужчин. Кто бы знал тогда... Вернулось только трое, и прожили они совсем немного.

 Мужчины отмалчивались об обстоятельствах смерти своих товарищей, единственным, что они сообщили, было то, что они “потревожили покой больших спящих людей”… А эта тема была табу в деревне..
 И вот тогда самая первая из матерей Шахти увидела очередной вещий сон. И женщины начали плакать. А потом соорудили в горах ступу, врата, и когда пришел срок, прабабушка нынешней Шахти ушла к вратам. А через день в деревню пришли с гор мужчины. Те, что погибли. Они пробыли совсем недолго, и в одну из ночей они все ушли, но оставили после себя семя.

 На следующий год в деревне появилась много девочек. Рождались от этих мужчин только девочки, и все они обладали особыми способностями – они умели плакать. Своими слезами они очищали этот мир и хранили его. Мужчины не пришли в прошлый сезон и мать Шахти, ее реальная мать, погибла у сгоревших врат и ничего не смогла сделать. И не было никакой возможности разжечь для нее погребальный костер. Поэтому Шахти была похоронена в небольшой, выцарапанной в неглубоком скальном грунте ямке и завалена сверху камнями, которых вокруг было в избытке. А целого поколения плакальщиц одного из сроков просто не стало и у оставшихся женщин остался только один шанс на продолжение рода.

 Шахти вышла к вратам. Отдыхать она не стала, а сразу закрепила бревнышко в каменных пазах. Бревно плотно вошло концами в пазы, а небольшие специальные щели по краям Шахти забила мелкими камешками – даже ураганный ветер сейчас бы не выдернул бревнышки из крепления. Есть она тоже не стала – к глазам уже подступали слезы, и она начала обряд.

 Со стороны казалось, что она просто сидит, прислонившись спиной к каменному столбу; на горы резко опустилась ночь и в фиолетовом небе показались звезды. Ветер дул, не переставая. Похолодало, и слезы Шахти, обильно покрывающие ее одежду, начали замерзать. В небо от Шахти уходили световые столбы и их видели женщины в деревне. Но видимо, слишком далеко ушли их мужчины за эти годы. Шахти плакала не переставая, но ничего не происходило.

 И только утром, пронзительно холодным и солнечным, Шахти упала на бок и открыла глаза. У нее больше не было сил и жизнь медленно покидала ее. Но глаза ее, сохранившие зоркость, позволили ей увидеть, как далеко-далеко, с гор спускались мужчины в белых накидках, и от цвета их одежд сжималось сердце.