Блеск и нищета российской оборонки

После распада СССР, когда прекратились массовые оборонные госзакупки, на предприятиях ВПК осталось много сложной техники, боевых кораблей, подводных лодок, истребителей, зенитно-ракетных комплексов в разной степени готовности, которые были ранее заказаны и оказались не нужными. Имелись значительные запасы заготовленных впрок комплектующих и запчастей. В конструкторских бюро были наработаны проекты модернизации выпускаемой продукции и оставались без дела специалисты. При незначительных расходах можно было продолжать производство на экспорт вполне современной боевой техники, пусть и в меньшем масштабе, чем в советское время. Нужен был платежеспособный покупатель. 

Приватизация нефтегазодобычи, металлургии, добычи и производства минеральных удобрений достаточно быстро помогла вывести эти отрасли из кризиса, в чем немалую роль сыграла либерализация правил экспорта. Но скоро стало ясно, что теми же средствами разрешить системный кризис ВПК не получается, и ориентация на экспорт кардинально ничего не меняет. В 1997 году объем военного производства составил лишь 8,7% уровня 1991 года.

Настало время проводить структурные реформы. Министр экономики Яков Уринсон, в подчинение которому в начале 1997 года была передана российская оборонка, подготовил в своем ведомстве Федеральную целевую программу «Реструктуризация и конверсия оборонной промышленности РФ на 1998–2000 годы». Было объявлено, что в России 1749 предприятий ВПК, столько не требуется, их надо сократить до 667 к 2000 году, сохранив «ядро ВПК». Предлагалось создать отраслевые холдинги, чтобы сконцентрировать производство, инвестиции и НИОКР, провести масштабную конверсию избыточных оборонных мощностей для выпуска гражданской продукции[16]. Программа была утверждена премьером Сергеем Кириенко 24 июня 1998 года. До того, 13 апреля 1998 года, был принят Федеральный закон «О конверсии оборонной промышленности РФ» № 60-ФЗ. Однако государственный дефолт и последовавший за ним финансовый и политический кризис помешали приступить к выполнению широко задуманных преобразований, а Уринсон покинул правительство и Минэкономики.

В 1999 году отраслевые оборонные департаменты Министерства экономики были преобразованы в самостоятельные оборонные агентства, деятельность которых должна была координировать Комиссия по военно-промышленным вопросам при правительстве. Но она не играла серьезной роли. В мае 2000 года оборонные агентства вошли в состав вновь созданного Министерства промышленности, науки и технологий. Многие военные и руководители ОПК радовались тому, что воссоздана советская структура управления, состоявшая из 9 министерств оборонных отраслей промышленности, правда, не в тех масштабах[17]. Действительно, оборонные агентства были клонами знаменитой советской «девятки», их конторы располагались в тех же зданиях в Москве.

Однако радость была недолгой. Началась административная реформа правительства, оборонные агентства были упразднены, тем более что никаких принципиальных перемен к лучшему в ОПК с их появлением не произошло. В начале 2000-х годов 40–50% гособоронзаказа расходовалось на НИОКР, которые в массе своей ни к чему не приводили, никакого оружия и техники после таких «исследований» не появлялось, лишь бумажные отчеты плодились. «По данным информированного источника, Минобороны из своего бюджета якобы финансирует более трех тысяч НИОКР, причем многие ведутся годами и без результатов. В Минобороны и вообще в России нет целостной системы по контролю за ходом научных военных исследований. Это явно ведет к нецелевому расходованию бюджетных средств, а попросту – к разворовыванию денег»[18].

Разработанная командой Уринсона ФЦП «Реструктуризация и конверсия оборонной промышленности в РФ на 1998–2000 годы» никогда не выполнялась, но не пропала втуне. Ее преемницей стала Федеральная целевая программа «Реформирование и развитие оборонно-промышленного комплекса РФ на 2002–2006 годы», которая также была нацелена на создание новой, более рыночной системы управления ОПК. Сохранились основные стратегические направления реформы: создание интегрированных структур (холдингов) с жесткой вертикалью управления и сокращение излишнего числа оборонных предприятий. Для существенного сокращения явно излишнего числа оборонных предприятий 4 августа 2004 года был подписан Указ Президента РФ «Об утверждении перечня стратегических предприятий и стратегических акционерных обществ» № 1009. Предполагалось, что неэффективные «нестратегические» предприятия ОПК будут отрезаны от госфинансирования, перепрофилированы или исчезнут. Впрочем, в ходе подготовки перечня предложения Минэкономразвития о радикальном сокращении стратегических предприятий не были реализованы[19].

Было запланировано за три года создать примерно 70 крупных концернов и холдингов. В первый год удалось создать лишь 5, но и их раздирали постоянные внутренние конфликты. Сложившуюся в то время ситуацию высокопоставленный генерал Минобороны прокомментировал так: «Интегрированные структуры сегодня построены по непонятному принципу. Случайно. Без целевых функций. Они должны быть построены на уровне объединенных технологий, по использованию техники и элементной базы. А сегодня действуют концерны, и предполагается создание новых, между которыми уже изначально существуют различные непреодолимые барьеры. Эти холдинги ныне вынуждены вести буквально натуральное хозяйство и выживать. Деньги у них забирает навязанная сверху управляющая компания. Заводам и НИИ почти ничего не достается. Не случайно директорский корпус всячески стал препятствовать включению своих заводов в холдинги»[20].

Верховная власть не могла и не хотела бесконечно терпеть подобное нерадение. За 2000–2007 годы расходы на оборону выросли со 146 млрд до 860 млрд рублей в год, а получены лишь отдельные образцы нового оружия с бесконечными недоделками, цены на них росли вместе с увеличением бюджета. Отметим, что, в отличие от западных демократий и большей части стран «третьего мира», в России засекречены номенклатура ежегодных закупок вооружений, конкретная цена каждой закупаемой единицы, список оборонных программ НИОКР и расходы на каждую из них.

В законе о бюджете приведены лишь общие суммы, ни о чем конкретно не говорящие.

О том, что предприятия отечественного ОПК завышают цены, можно судить по многочисленным публичным высказываниям президента Дмитрия Медведева и премьера Владимира Путина, но конкретно и профессионально анализировать проблему, сравнивать уровень российских закупочных цен с иностранными невозможно. Закон о госзакупках с обязательным публичным тендером на военную технику не распространяется. Впрочем, даже скудные официально публикуемые сведения иногда указывают на значительные перемены. Так, в 2005 году произошло важное событие: сумма гособоронзаказа (183 млрд рублей) сравнялась с внешнеторговой выручкой от военно-технического сотрудничества (5,3 млрд долларов) и продолжала расти, увеличивая разрыв[21].

Государство платило хорошие деньги и использовало воссозданную вертикаль власти, чтобы заставить строптивых собственников и директоров оборонных предприятий сплотиться, как приказано, в холдинги, которые были окончательно объявлены генеральной линией развития отечественного ОПК. Для общего управления системой в марте 2006 года Путин создал при правительстве специальную Военно-промышленную комиссию, которую возглавил в ранге вице-премьера Сергей Иванов. Оставив в 2007 году пост министра обороны, он сконцентрировался на курировании всего силового блока и оборонки в качестве влиятельного вице-премьера. Иванов объявил, что будут активно создаваться мощные холдинги: объединенная авиастроительная компания (ОАК), которая должна объединить гражданское и военное самолетостроение, объединенная судостроительная компания (ОСК) и др.[22]

Подобное объединение статей расходов еще больше затруднило анализ эффективности оборонных расходов. Тем более что начавшийся в 2008 году финансово-экономический кризис привел к частичному сокращению расходных статей бюджета и недофинансированию федеральной целевой программы. Объявленная цифра гособоронзаказа на 2009 год была скорректирована до 1 трлн рублей[24]. На 2010 год был утвержден проект гособоронзаказа в 1109 млрд рублей. Из них, по словам Иванова, на закупку вооружений и военной техники для Минобороны пойдет 470 млрд, другим силовым структурам – 64,4 млрд, на продовольствие – 64,9 млрд, на закупку горюче-смазочных материалов и спецтоплива – 65 млрд[25].

Подробности исполнения оборонного бюджета по части финансирования закупок и программ НИОКР в России засекречены. Цифры, которые озвучивает время от времени Иванов, часто меняются и не сходятся между собой. Подобная секретность порождает существенные возможности для разбазаривания средств и воровства. Однако ясно, что денег выделяется немало.

Продолжалось объединение разношерстного ОПК в вертикально-интегрированные государственные холдинги, которое сопровождалось конфликтами и даже убийствами. Но в целом процесс шел. Были образованы ОАК, ОСК, монополист в ПВО концерн «Алмаз-Антей» и др., сформирована гигантская госкорпорация «Ростехнологии». По словам Иванова, к началу 2009 года в России было 1400 официально зарегистрированных в качестве «стратегических» предприятий ОПК, включенных в соответствующий реестр (в 1997 году – более 1700). Они расположены в 70 субъектах Федерации, в отрасли работают около 1,5 млн человек[26], как и в 1997 году. Иными словами, несмотря на все бюрократические и организационные усилия, за 12 лет так и не удалось существенно сократить явно избыточный и малоэффективный российский ОПК.

Исходно планировалось создать более 70 вертикально-интегрированных государственных оборонных холдингов, к 2009 году было сформировано только 24. Выступая в Госдуме в феврале 2009 года, гендиректор «Рособоронэкспорта» Сергей Чемезов объявил, что из 440 предприятий, входивших в госкорпорацию «Ростехнологии», к ОПК относилось 340. При этом финансово-экономическое состояние только 36 стратегических организаций ОПК можно было признать устойчивым, а примерно 30% организаций (от общего количества) имели признаки банкротства. Наиболее острой ситуация была на предприятиях, занимавшихся производством боеприпасов и спецхимии, – около половины из них относилось к потенциальным банкротам. Чемезов объяснил плачевное состояние оборонки «неоптимальной схемой управления оборонными отраслями». В состав «Ростехнологий» было передано около 30% предприятий российского ОПК, создание корпорации прежде всего должно было решить задачу структурной перестройки оборонной промышленности. На предприятиях «Ростехнологии» было занято около 800 тыс. работников, а среднемесячная зарплата в 2008 году составила чуть больше 14 тыс. рублей, что в 1,5 раза меньше, чем в среднем по ОПК и в промышленности. Средний возраст работающих превысил 50 лет, молодежь не идет работать в оборонку[27]. Общий итог многочисленных попыток реформировать отечественный ОПК более чем печален. «Запас прочности и выживаемости ОПК заканчивается», – посетовал Чемезов. И это мягко сказано.

Война с Грузией в августе 2008 года выявила серьезное техническое и организационное отставание российских Вооруженных сил от современного уровня. В сентябре того же года началась радикальная военная реформа, из осторожности названная «приданием войскам нового облика». Кроме глубоких структурных перестроек, увольнения 60% офицерского состава, радикальной перестройки системы военного образования и фактического отказа от ресурсов, нужных для многомиллионной мобилизации в случае «большой войны», предусмотрено перевооружение армии и флота. До 2020 года современной должно быть до 70% техники, но вызывает сомнение способность отечественного ОПК выполнить это задание.

Неудивительно, что российские военные все более откровенно отворачиваются от убогого отечественного ОПК. Ведь за конвертируемый, полновесный рубль российского гособоронзаказа можно купить на Западе лучше, больше, дешевле и при этом спасти жизни своих солдат и офицеров.

В 1946 году, сразу после войны и окончания поставок англо-американской военной техники в СССР по ленд-лизу, Москва закупила в Британии партию новейших авиационных реактивных двигателей, которые оказались лучше трофейных немецких истребителей Ме-262. Именно на МиГ-15, на которых были установлены скопированные английские двигатели, успешно воевали в корейскую войну советские, китайские и корейские пилоты. Больше западную военную технику СССР (Россия) официально не покупал, хотя спецслужбы добывали документацию и натуральные образцы, часто для копирования. Поэтому знаковым событием стала закупка в 2009 году партии израильских военных беспилотников, которой закончился период советской (российской) опоры на собственные силы.

Начало импорта западных военных технологий

Многочисленные программы структурной перестройки отечественного ОПК и трудная работа по собиранию предприятий в холдинги не остановили технологическую деградацию.

К концу 2000-х годов стало очевидно, что основная проблема ОПК уже не в недофинансировании гособоронзаказа, а в нарастающей физической невозможности производить современные вооружение и технику. Как признал глава Минпромторга Виктор Христенко, состояние дел с качеством вооружений, военной и специальной техники, поставляемых для обороны страны и на экспорт, вызывает обоснованную обеспокоенность и российских военных, и иностранных покупателей. По словам Христенко, международно признанные сертификаты менеджмента качества имеют только 10% предприятий, много рекламаций, в том числе по линии военно-технического сотрудничества. Необходимо срочное техническое перевооружение предприятий, так как износ фондов и утрата технологий создают угрозу не только закрытия предприятий, но и безопасности страны. Для исправления ситуации в 2007 году была принята специальная госпрограмма, но из-за финансового кризиса она выполняется не полностью[29].

Во время российско-белорусских учений «Запад-2009» наши военные смогли привлечь всего один новый бомбардировщик Су-34, один боевой вертолет-Ка-52 и пару Ми-28Н – да и те не из строевых частей, а из центров боевой подготовки и применения. В войсках практически вся техника старая, советская. Во время учений «Запад-2009» начальник Генштаба генерал армии Николай Макаров и другие генералы пожаловались Дмитрию Медведеву, что ОПК не может обеспечить войска современным оружием необходимого качества и количества по приемлемой цене. В результате Минобороны вынуждено закупать иностранную технику.

26 октября 2009 года на совещании с руководителями ОПК в Реутове, под Москвой, Дмитрий Медведев обвинил руководство ОПК в разбазаривании государственных средств, выделенных на модернизацию, в навязывании военным устаревшей продукции низкого качества по завышенным ценам: «Руководителям предприятий оборонно-промышленногокомплекса следует серьезно поднять качество выпускаемой продукции и снизить ее себестоимость. Все последние годы в модернизацию и развитие ОПК вкладываются большие средства. Результаты же пока, на мой взгляд, невысокие. 

Официальный куратор российского ОПК Сергей Иванов для решения проблемы предложил «законодательно закрепить понятие „государственное регулирование цен на вооружение, военную и специальную технику“ и распространить этот механизм на всех исполнителей госзаказа. За государственным заказчиком закрепляется функция формирования начальной и максимальной цен госконтракта, а также цены при размещении оборонного заказа у единственного исполнителя»[31]. Так, курс рыночных реформ ОПК прошел полный круг, закончившись официальными призывами к государственному регулированию цен.

Проблемы действительно серьезные, но, как их решать, никто не знает. Руководители ОПК мало заинтересованы в снижении издержек, модернизации и существенном улучшении качества продукции. Вместо современных универсальных цифровых обрабатывающих центров на оборонных предприятиях детали вручную доводят десятки слесарей, разметчиков, шлифовщиков, токарей и фрезеровщиков пенсионного возраста – остатки советского рабочего класса, которому привычно платят копейки. Технологии не обновлялись 30 лет. Хотя в России формально сохранилось около 300 станкостроительных предприятий, отрасль фактически прекратила работу: на закупку новых станков в 2008 году было потрачено примерно 1 млрд долларов и только 1% – на отечественные. До 80% импортируемых станков российская промышленность закупает в Китае – они дешевые, низкого качества, часто бывшие в употреблении[32].

Самый заметный и дорогостоящий провал отечественного ОПК – нелетающая межконтинентальная баллистическая ракета (МБР) «Булава» Р-30 3 М³0. В декабре 2009 года во время 12-го испытательного пуска «Булава» опять взорвалась. Из всех летных испытаний только один пуск – 28 ноября 2008 года был, по словам военных, «полностью удачным», когда учебные боевые блоки смогли попасть по целям на полигоне Кура на Камчатке. 9 декабря 2009 года вместо Камчатки горящую «Булаву» занесло в небо Норвегии, ее обломки затонули в море. После каждой неудачи комиссия выявляла очередную неполадку и заявляла о том, что «причины проанализированы и устранены». В июле 2009 года после очередного взрыва подал в отставку главный разработчик «Булавы», директор и генеральный конструктор Московского института теплотехники, академик Юрий Соломонов, обвинив в неудачах промышленность, которая клепает для «Булавы» некачественные детали и комплектующие.

Для «Булавы» уже построен атомный подводный крейсер серии «Борей» водоизмещением 24 тыс. тонн – «Юрий Долгорукий». Строятся «Александр Невский» и «Владимир Мономах». После 2025 года должно быть по меньшей мере 8 таких стратегических подлодок. И других у России не должно остаться.

У «Булавы» много противников среди военных и в ОПК, поэтому ни одну неудачу в выполнении программы испытаний не удалось засекретить. Последняя морская МБР разработки КБ имени Макеева – жидкостная РСМ-54 «Синева» – серийно производится на Красноярском заводе для перевооружения атомных подводных лодок «Дельфин» (проект 667 БДРМ), которых у нас осталось 6 штук. Их планируют держать в строю до 2020 года. РСМ-54 «Синева» надежно летает, ее энергетические возможности, забрасываемый вес и дальность лучше, чем у «Булавы». Потому постоянно высказываются предложения оставить «Синеву» основной и единственной морской межконтинентальной баллистической ракетой, а проект «Булава» закрыть.

Что тогда делать с «Юрием Долгоруким», «Александром Невским» и «Владимиром Мономахом»? Пусковые шахты, сделанные под «Булаву», даже по размерам не годятся для «Синевы», не говоря об остальном оборудовании. Кроме того, «Булава» была специально задумана как МБР нового поколения, устойчивая к перспективным американским системам ПРО, прежде всего на активном разгонном участке полета. И сама активная фаза у «Булавы» короче, и ракета должна совершать хитрые маневры, чтобы уклоняться от сфокусированного луча лазера. «Синева» надежная, но обычная жидкостная ракета. И после 2025 года будущая многослойная глобальная американская ПРО может оказаться ей не по зубам.

После распада СССР утрачены технологии производства компонентов высокоэнергетического твердого ракетного топлива, схожего с американским. Поэтому «Булава», «Тополь-М»и РС-24 – слабосильные ракеты, большие по размеру, но с малым забрасываемым весом. У «Булавы» много общих компонентов с сухопутными твердотопливными МБР «Тополь-М»и РС-24. Последнюю планируют развертывать сразу, практически исключив летные испытания, но на этой МБР, как сообщают, платформа разведения блоков аналогична установленной на «Булаве». И провал одной программы ставит под вопрос другую. Поэтому к 2030 году в России может вообще не остаться современных ракет, число развернутых стратегических боеголовок сократится до нескольких сотен. На фоне могучей американской ПРО российское военно-политическое руководство столкнется с кошмаром, которого давно опасается, – с фактической утратой сил ядерного сдерживания. А ведь минимальный уровень сил ядерного сдерживания необходим и для стабильных отношений с Китаем.

Россия могла бы закупать необходимые компоненты, спецматериалы, технологии и готовое оружие за границей. В значительной мере это уже делается. Гендиректор головного специализированного конструкторского бюро (ГСКБ) концерна ПВО «Алмаз-Антей» (холдинг-монополист по системам ПВО и ПРО) Игорь Ашурбейли утверждает, что при разработке и создании опытных образцов новых систем ПВО, радаров, управляющих компьютеров используют иностранную элементную базу. В частности, в ГСКБ «Алмаз-Антей» создан первый в стране действующий радар с активной фазированной решеткой, впрочем, ключевой его элемент закупается в США. Минобороны, правда, не возражает по поводу того, что на каждую отдельную закупку нужно вновь за плату оформлять в нем сертификат, что занимает три месяца, даже если те же комплектующие недавно уже закупали и получали разрешение.

Чтобы избавиться от зависимости от импорта, в правительстве ведутся разговоры об «импортозамещении» по комплектующим и материалам, принимаются федеральные целевые программы, но все понимают, что технологическая зависимость от Запада только нарастает. По словам Сергея Иванова, в российской оборонной продукции 65% материалов и комплектующих иностранного производства.

По словам Владимира Поповкина, назначенного в июне 2010 года первым заместителем министра обороны, ответственным за перевооружение, Минобороны удалось добиться увеличения почти в 2 раза ассигнований на госпрограмму вооружений на 2011–2020 годы: экономический блок в правительстве предлагал истратить 13 трлн рублей, теперь речь идет о 20 трлн рублей[34]. Деньги есть, и значительная их часть будет потрачена на закупку иностранной техники и технологии.

Москва ведет переговоры с Парижем о покупке универсального десантного вертолетоносца типа Mistral стоимостью от 400 млн до 600 млн евро. Впрочем, речь идет о четырех Mistral, общая стоимость проекта превысит 1,5 млрд евро. Как и в случае с Израилем, основное стратегическое направление – добиться передачи современных технологий и развернуть в России лицензионное производство.

В июне 2010 года на Вологодском оптико-механическом заводе начали лицензионную сборку французских тепловизоров «Катрин» фирмы «Талес» для российской бронетехники, в частности для танков Т-90. Ранее такие тепловизоры, которые позволяют вести бой ночью и в условиях плохой видимости, ставили на российскую экспортную бронетехнику для Ближнего Востока. Потом купили партию тепловизоров для себя и заключили лицензионное соглашение.

Рассматривается возможность начать в Набережных Челнах – на КамАЗе сборку по лицензии легких итальянских бронемашин LMV компании IVECO. У бронемашин LMV так называемое V-образное бронирование днища, что защищает экипаж от подрыва придорожного самодельного фугаса. У российской легкой бронетехники (БТР, БМП и др.) такого бронирования нет, поэтому солдаты в зоне боевых действий всегда ездят «на броне» – сверху, несмотря на пыль, грязь и опасность обстрела. «На броне» при подрыве можно уцелеть, а внутри – точно смерть. В Ираке, когда американцы срочно закупили у иностранных производителей и стали использовать легкую бронетехнику с V-образным бронированием днища (как у итальянских бронемашин LMV), потери сразу сократились в 10 раз.

Непредвзятому наблюдателю очевидна насущная необходимость массового перевооружения российских военных современным западным вооружением. Например, в России нет серийного производства качественных снайперских винтовок и современных качественных боеприпасов к ним.

Общая ситуация напоминает конец XVII века, когда нараставшая отсталость и кризис военной организации российского государства привели к петровским реформам: к ускоренной модернизации посредством вестернизации. Известно, что петровская вестернизация вызвала яростное сопротивление патриотов московской самобытной Руси. Сегодня настрой руководства Минобороны на закупки техники и технологий на Западе также вызывает бешеное сопротивление. Руководители российского ОПК не готовы к конкуренции с западными производителями на внутреннем рынке. Противники производства итальянских LMV, например, высказывают опасения, что в любой момент итальянцы могут прекратить поставки комплектующих, и такая зависимость «попахивает государственной изменой». Однако в Министерстве обороны заявляют, что в вопросах закупки вооружения для армии нужно исходить из интересов армии, а не промышленности. Надо прежде всего думать о безопасности российских солдат, а не об интересах «промышленности, которая уже много лет шантажирует Вооруженные силы своим старьем»[37].

Сегодня никто в мире, включая США, не в состоянии производить все виды современного оружия без технической и технологической кооперации с иностранными партнерами. Наиболее продвинутые предприятия (вроде ГСКБ «Алмаз-Антей» или ОКБ Сухого) фактически интегрированы в мировой рынок. Бороться с глобализацией рынка вооружений бесполезно. Но желающих делать это в России достаточно, особенно если это позволяет пробиться к щедрому госфинансированию. При этом нарастает не только интеграция, но и политическая конфронтация с Западом. Новую технику пытаются создавать из западных материалов и комплектующих, на иностранных станках, но нацеленную на противостояние прежде всего с блоком НАТО, как сказано в новой редакции Военной доктрины РФ. Понятно, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Впрочем, личные интересы нашей элиты тесно связаны с Западом, и жертвовать ими ради генералов из ОПК, устраивая гонку вооружений и развязывая новую «холодную войну», технологически изолируя Россию по образцу Северной Кореи, они не намерены. В результате наша политика носит шизофренический характер одновременной конфронтации и кооперации с западными демократиями, в том числе по оборонным вопросам. Конечный результат такой политики непредсказуем.