«Рабы и лицемеры моментально перекрашиваются»

Представители власти больше не боятся открыто признавать, что нам нужна «монархия». И чтобы во главе был бессменный лидер, «духовный воин» Путин.

7 мая состоится инаугурация президента. Некоторые открыто выражают надежду, что Путин с нами навсегда. © Фото с сайта www.kremlin.ru

Формулировки, которые используют чиновники и депутаты, резко изменились. Представители власти больше не боятся открыто признавать, что у нас «монархия» (или что такая форма правления нужна России), а Владимир Путин — духовный воин, вождь. Наоборот, началось соревнование, кто выразит это полнее. Создается ощущение, что власти вообще перестали оглядываться на то, что подумает народ.

С чем может быть связано происходящее, рассуждают эксперты.

Евгений Понасенков, историк, режиссер:

«Смена риторики — закономерный химический и психологический процесс. И дело не в монархизме, а в том, что любая болезнь, в том числе политическая, общественная, ухудшается, — опухоль, если ее не вырезать, перерождается и разрастается. Если раньше достаточно было выслужиться перед президентом в западных терминах, разводить демагогию про молодость лидера и эффективность экономики, то, когда начальник постарел, а во всех сферах внутренней и внешней политики — обвал, теперь уже необходимы просто былинные, разухабисто-архаичные термины для оправдания провала.

В России практически нет монархистов, здесь вообще все термины лицемерные или используются не по назначению. После 70 лет совка все пришло в состояние негодности — и даже демагогия: ее много, но она хаотичная и неструктурированная.

Чиновники очень боятся, что их проверят и посадят. Поэтому градус истеричной любви к Путину должен расти. Кроме того, многие из его многолетних приспешников мечтают сбежать с тонущего и окровавленного „корабля“, но ужасно боятся, что Путин их заподозрит — следовательно, также увеличивают количество лести и рабского восторга.

Все идет к краху, подобному СССР, и все генсеки, президенты, а до этого — цари России после падения становятся предметом самого жесткого охаивания. Рабы и лицемеры моментально перекрашиваются — так будет и в случае с Путиным. Вы и не заметите, как быстро все нынешние политические проститутки закричат, что „тиран нас всех обманывал и вел не туда“».

Максим Горюнов, философ:

«Похожую смену описывает историк Дэвид Бранденбергер в книге „Кризис сталинского агитпропа: пропаганда, политпросвещение и террор в СССР 1927-1941“. К концу двадцатых, как пишет историк, коммунистическая партия столкнулась с тем, что, несмотря на все усилия, ей так и не удалось убедить бывших граждан империи Романовых в истинности учения Маркса и Энгельса. И через десять лет после отречения императора от престола россияне слабо понимали, что такое прибавочная стоимость и почему мировая резолюция неизбежна. Проблема была в том, пишет Бранденбергер, что коммунисты считали лекцию и книгу единственно допустимым способами убеждения. Марксизм пропагандировался как научная теория: через толстые книги, монотонные лекции, авангардные перформансы и тому подобное.

Партия выступала резко против упрощения, хотя знала, что существенный процент россиян не владеет грамотой. Предполагалось, что нужно математически увеличивать число лекций и книг, и со временем „число перейдет в качество“: бывший подданный Романова, просвещенный монографиями о положении рабочего класса в Англии и докладами партийного активиста, осознает глубину теории Маркса и станет коммунистом. Увы, практика показала, что в полуграмотном обществе пропаганда через просвещение не работает. Люди не видели смысла в действиях властей. Опасаясь вспышек недовольства, Сталин решил вернуться к романовским приемам пропаганды. Начиная с 1928 года, как пишет Дэвид Бранденбергер, в медиа СССР начали возвращаться имперские образы и риторические фигуры. Исследователь подчеркивает: у их возращения было сугубо техническое основание. Старые имперские образы работали лучше, чем новые марксистские.

Россиянин отрицательно реагировал на лекции коммунистов об уважении к правам национальных меньшинств и правам женщин.

Зато он одобрял колониальную риторику и культ вождя, во многом схожий с недавним культом императора. Коммунистическая партия, не желая расставаться с властью, стала копировать царскую бюрократию.

Нынешний возврат к имперской риторике, надо полагать, имеет ту же природу. До „русской весны“ российские власти внутри страны использовали риторику Бориса Ельцина. Россия была Европой в том же смысле, что Украина сейчас. Путин выступал в роли демократического лидера, модернизатора и реформатора. После присоединения Крыма ельцинская риторика оказались лишней. Ей на замену пришла старая колониальная риторика. При желании для каждой „патриотической речи“, звучащей в Государственной думе, можно найти аналог либо в сталинской печати после 1928 года, либо в царской после воцарения Александра Третьего, известного своей любовью к „русскому национализму“. У этой замены, как мне кажется, техническая суть. Воевать со всем миром удобней с царской риторикой, а не с либеральной.

Как только ситуация переменится, мы увидим великое возвращение ельцинской стилистики. Если возвращение произойдет в ближайшее время, — что вряд ли, но хотелось бы, — мы получим невероятное удовольствие, наблюдая за тем, как депутаты Государственной думы будут менять кирзовые сапоги на мягкие и веселые медведевские кроссовки».

Дмитрий Губин, журналист, публицист:

«Язык — это средство не только коммуникации, но и адаптации к окружающей среде. Язык чиновников меняется по той же причине, по какой изменился язык советских людей, когда в их жизни появились супермаркеты, принтеры и шопинг-туры. Если в новейшей российской жизни закон неписаный взял верх над законом писаным, то речь слуг государства приняла сторону этого неписаного закона. Чиновники, обратите внимание, уже и не говорят, что являются слугами государства. Они с гордостью говорят, что они „слуги государевы“.

Первым себя слугой государевым гордо во всеуслышание объявил, если не ошибаюсь, генеральный прокурор Чайка. Но если я и ошибаюсь, то Чайка, уверен, не обидится. Путин ведь мало-помалу превратился в единоличного бессменного правителя. Аналогов же такому правлению в России известно два: царь и генсек. С генсеком не катит, компартии нет. Ну, все и хватаются за „царя“, чтобы иметь хоть какую-то точку опоры, раз закон вплоть до Конституции больше не значит ничего. Правда, все убеждены, что у царя Путина есть „малое Политбюро“…

Слово „царь“ очень удобно, поскольку объясняет все: для царя нет закона, от царя до простого человека пропасть, царь в бедной стране может жить в золотых чертогах. Это все хорошо иллюстрируется анекдотом, когда Путин на заседании говорит: „Ну что — денег у нас полно, земля есть, дворцов мы себе понастроили, пора и о людях подумать…“ Шойгу в ответ: „Предлагаю, Владимир Владимирович, начать эдак так с десяти-двадцати тысяч душ!..“»

Дмитрий Быков, писатель, публицист:

«Всегда есть маргиналы, которые говорят глупости. Средства массовой информации, на мой взгляд, должны привлекать внимание не к этим маргиналам, а к тем людям, которые озабочены всерьез реальными проблемами. Всегда можно найти людей недостаточно адекватных. Но зачем же на них отвлекаться? Есть серьезные проблемы — медицина, образование. К чему здесь мнение каких-то маргиналов типа Аксенова о необходимости монархии в Росиии? Это довольно популярная точка зрения. Помните, Александр Введенский говорил, что остается сторонником монархии, потому что при этом строе к власти хотя бы случайно может прийти порядочный человек? Но Введенский — поэт-авангардист. Мы не можем требовать от него социальных прогнозов. Так и сейчас — есть люди, которые считают, что монархия — это прекрасная традиция. Но эти люди составляют такое ничтожное меньшинство, что говорить о них всерьез, по-моему, как-то даже оскорбительно для здравого смысла».  

Василий Юровский