Марафон памяти 2018. Далёкие голоса

                                                                                                                       Папе

   Однажды, перебирая  чемоданы,  в поисках  какой-то  нужной вещи,
я  увидела  кассеты.  На  них  были  переписанные  со  старого 
катушечного  магнитофона  голоса  наших  маленьких  детей,  голоса 
нестарых  ещё  бабушек  и  живого  дедушки –  моего  папы.  На каждой 
кассете  была  наклеена  бумажка  с  годом  записи…   И мне  вдруг  так 
захотелось  снова  услышать  эти  голоса,  вернуться  в  то  время. 
Хоть  ненадолго. 
    Я  вслушивалась  в  отзвуки  исчезнувших  во  времени  событий, 
узнавала  бой наших  стареньких   часов  и  начинала   снова  ощущать   
себя  той  -  давней…
Почти  все  эти  записи  были  сделаны  папой.  Он  всегда  увлекался
радиотехникой,  разбирался  в  электричестве.  И  считался  в  нашем 
городе  лучшим радиомастером.   Многие   обращались  к  нему  с 
просьбой  починить  приёмник,  радиолу ,  а  позже  -  и  телевизор… 
Помню,  как  я  засыпала  в  нашей  маленькой квартирке  под  звуки
ремонтируемой  аппаратуры,  которые  иногда  бывали   неожиданно 
громкими.  И  до  сих пор, бывает,  вспоминается   резкий  перелив 
переключения  каналов…
       Папа  ушёл  на  войну   из  Симферопольского  радиотехнического 
училища,  в  котором  проучился  год.  Он  не  успел  приехать  домой 
на  свои  первые каникулы.  Не  успел  попрощаться  с  родителями, 
братом   и  сестрёнками.                                  
В  мае  сорок  первого  ему  исполнилось  двадцать  лет.
Он  был  определён  стрелком-радистом  и  сразу  приступил 
к  боевым  вылетам. Рассказывая  о  том  времени,  он  называл 
себя   и  товарищей,  с  которыми  воевал  рядом,   неоперившимися 
птенцами. 
      В начале   43-го  года  его  самолёт  был  сбит.  Лётчик  погиб, 
а  папа  с осколком  в  голове  и  контузией  оказался  в  госпитале.
После  выписки  из госпиталя его направили в тыл. На работу в
колхоз. Как было написано в выданном направлении: "для 
восстановления здоровья". Вот такой "санаторий"...
Он  три  месяца  проработал там. А  затем  снова  отправился 
на  фронт.  Только  воевал  уже  не  в  воздухе,  а  на  земле. 
В  ноябре  в  составе  советских  войск  был  направлен  в   
Иран,  где  проходила  Тегеранская  конференция «большой тройки».
Родные  не  получали  о  нём  никаких  известий.  Ответов  на 
запросы,  кроме как «пропал  без  вести»,  не  было.   И  он тоже 
не  знал,  жив  ли  кто  из  них  и,  если  жив,  то  где  теперь  находится. 
Их  посёлок  Александрены  после немецких   бомбардировок  был 
почти  стёрт  с  лица  земли…

- Нет! – сказали  мы  фашистам, -
Не потерпит  наш  народ,
Чтобы русский хлеб  душистый
Назывался  словом  «брот»! –  прорвался  вдруг  из магнитофона   звенящий 
мальчишеский  голос. Я  вздрогнула. Это  звучала  запись 
семидесятых годов.  Мой  племянник  Дима  рассказывал
отрывок  из  стихотворения  Михалкова.  Когда  он  закончил 
читать,  раздались возбуждённые  восклицания  взрослых  и 
их  аплодисменты.  Затем -  голос  папы.

Началась  другая  запись. 
Кто-то  из  детей  пел  песенку,  кто-то  рассказывал   смешные 
истории. Среди  общего  гомона  я  различила  и  голоса  приехавших
к  нам тогда  в  гости  из  Кишинёва  папиных  сестёр.  Тех  самых 
сестричек,  с  которыми  он  не  простился  в   сорок  первом,  уходя 
на  войну.
     Дорога  в  эвакуацию была очень  тяжёлой  и  страшной.  Вся  семья, -
папины  родители  и  трое  детей,  ехали в  открытом  товарняке.
После  нескольких  дней  пути  двое  детей,  Миша  и  Клара,  неожиданно 
заболели. Как оказалось, дифтерией.  В  Махачкале  их  в  тяжёлом 
состоянии  сняли  с  поезда  и  срочно   поместили   в  больницу.
Клара  попала  в  детское  отделение,  а  Миша –  ему  было  уже 
семнадцать  -  во взрослое.
Наутро,  едва  переночевав,  оставив  младшую,  Фриду,  с  вещами
на вокзале,  родители  помчались  в  больницу.  Когда  они  зашли 
туда,  врач  сразу  успокоил  их,  сказав,  что  девочке  намного 
лучше  – ей  ввели  сыворотку, и  это  помогло.  Но  вот  парню 
в  чёрной  косоворотке,  который  тоже  поступил  к  ним  вчера,
не  повезло.  Он,  к  сожалению,  умер,  потому  что  сыворотки   
в  больнице   больше  не  было.          
Парнем  в  чёрной  косоворотке  был  Миша…   
Он  навсегда  остался  в  Махачкале.
В  Киргизии  их  настигло  очередное  горе:  заболел  сыпным 
тифом  отец – мой дедушка.  И  опять  больница. Оставляя 
девочек  под  присмотром  людей,  приютивших  их,  мама  каждое 
утро  ходила  в  больницу,  пытаясь  что-то  узнать  о  состоянии 
мужа  и  поддержать  его  хотя  бы  своим присутствием. Но в
одно такое  утро  она  встретила  выходящих  из  дверей 
санитаров,  которые  выносили  тело  очередного  умершего 
от  тифа…                                                                              
Папиного  отца  похоронили в  киргизском  городе  Джалал -Абаде.
       В  конце  сорок  шестого  года  моего  папу  демобилизовали.
От  знакомых  он узнал,  что  родные  вернулись  в  Молдавию. 
Нашёл  он  их  –  тяжело  больную  маму  и  двух  сестричек –
в  селе  Цыплешты,  откуда  они  и  были  родом.  Квартирная 
хозяйка,  очень  хорошо  к  ним  относившаяся  и  помогавшая 
во всём,  потихоньку  подготовила  маму  к  встрече  с  сыном. 
Ведь  его  считали  погибшим… 
А  потом  началась  другая  жизнь.  Тоже  нелёгкая.  Но  без  войны...

 - Нет! – сказали  мы  фашистам, -
  Не потерпит  наш  народ,
  Чтобы  русский  хлеб  душистый 
  Назывался  словом  «брот»!       -  опять  услышала  я.

-  Что  это?  Два  раза  записано  одно  и  то  же? 
 Нет.  Оказалось, что  это  звучала  уже  запись   
восьмидесятых  годов.   Друг  сына, -  наш сосед  Владик,
декламировал  то же самое  стихотворение,  а  сын,  хорошо 
знающий  все  его  слова,  на  заднем  фоне  чуть  слышно   повторял  их…