Есть надежда на справедливость или опять лапша на уши?

Сегодня стараниями либералов в России построена рыночная экономика. Это означает, что произошло социально – экономическое развитие нашего общества, если за точку отсчета взять  застой с пустыми полками магазинов времен позднего СССР. Рыночная модель экономики это прогресс  в сравнение с чистым государственным планированием в производстве и распределении. Но рынок получился несправедливый, спекулятивный, а капитализм социально – безответственный. С этим согласны как  либералы, так и державники. Но либералы причину видят в том, что автократ ВВП делает все не так, как следует с их точки зрения. Наоборот, державники и патриоты считают Путина недостаточно авторитарным, чтобы прищучить зарвавшихся олигархов и коррупционеров. Более того, среди либералов и державников есть такие, кто считает его самого создателем режима. Те и другие называют режим путинским. Так кто же прав?

Поскольку истина всегда посередине, воспользуемся для анализа гарантированно радикальной точкой зрения либерального профессора Европейского университета в Санкт Петербурге Дмитрия Травина, которую он высказал по теме санкций в адрес Дерипаски.

  «Пора вспомнить, что есть способ быстро решить проблему РусАла, подсказанный самим Дерипаской. Подзабылось уже, как он более 10 лет назад бросил неосторожную фразу: "Если государство скажет, что мы должны отказаться от компании, мы откажемся. Я не отделяю себя от государства. У меня нет никаких других интересов. Мне просто повезло. Считайте, что богатство свалилось на меня с неба".
Так вот, Олег Владимирович, пора за базар отвечать. Пора проявить истинный патриотизм, и отдать свой бизнес государству. И Путин должен в этот момент проявить истинный патриотизм: не ставить компанию под контроль своего очередного друга детства, а приватизировать ее на условиях, допускающих любого российского и иностранного инвестора. Нет сомнений в том, что если бизнес Дерипаски окажется в руках серьезных инвесторов, которых не заподозришь в сотрудничестве с Кремлем, то санкции с компании снимут, тысячи рабочих мест сохранятся и сохранится налоговый поток, который поддержит бюджетников».

 Дмитрий Травин считает, что истинный патриотизм Путин проявил бы, если вместо национализации бизнеса Дерипаски передал его даже не отечественному инвестору, а иностранному. При этом сам Дерипаска признает несправедливость того, «что богатство свалилось на меня с неба». Поэтому, если бы Путин так сделал, то это было бы как раз не патриотично. По определению не патриотично.

Теперь допустим, что «бизнес Дерипаски окажется в руках серьезных инвесторов, которых не заподозришь в сотрудничестве с Кремлем…»  Допустили, а также то, что инвестор будет отечественным. Но допустить, что «санкции с компании снимут»   невозможно. Потому что они направлены против ВВП, а Дерипаска лишь инструмент в руках дяди Сэма для решения задачи. Поэтому замена шила на мыло для дяди проблему не решает.

Альтернатива приватизации национализация. Или постановка компании под контроль государства. В представлениях либерала Травина это только проигрыш, особенно, если контроль осуществляет очередной друг ВВП. А все потому, что Дмитрий Травин не учитывает закон диалектики: единство и борьба противоположностей есть источник развития. Это так банально, что и повторять не хочется. Для наглядности простой пример.  Холодильник, чтобы он исправно служил, нельзя его включать либо только на холод, либо на тепло. Необходимо чередовать заморозку с повышением температуры в допустимых пределах.  В экономике это очередное увеличение рыночной свободы с последующим ограничением при дозированном госрегулировании. Либералы славословят  только рынок. Державники  госрегулирование. А должно быть чередование того и другого, но в допустимых рамках.

В экономической науке есть два противоборствующих направления: кейнсианство и монетаризм (см. по ссылке https://studfiles.net/preview/2799952/page:25/). Кейнсианцы утверждают, что частной экономике присущи макроэкономическая нестабильность, отсутствие механизма автоматического саморегулирования, и поэтому необходимо активное государственное вмешательство в экономику. Монетаристы, наоборот, утверждают, что именно частной экономике присущи макроэкономическая стабильность, механизм автоматического саморегулирования, а государственное вмешательство подрывает этот механизм.

Если ученые не могут разобраться между собой, то как это может выяснить непросвещенный обыватель? А потребность такая у обывателя есть, поскольку с этим связано его качество жизни.

Качество действующей экономической модели позволяет оценить формула товар – деньги – товар. В идеальном варианте она превращается в равенство в прямом (математическом) смысле: товар = деньги + кредит = новое производство, если товаропроизводитель не продешевил, покупатель не переплатил (покупая, как пример, технологическое оборудование для создания нового производства), а кредитор не задрал ставку по кредиту. Справедливо. Все довольны и счастливы.

Вспомним, как это было в СССР. В тех условиях для производителя критичным являлись не деньги, а производственные мощности. Поскольку для расчета с производителем государственный заказчик мог «нарисовать» любую сумму, используя для этого безналичку. А денежная масса, находящаяся в обороте, определялась не рыночными параметрами, а в основном балансом суммарной зарплаты по стране и объемами товаров в магазинах. Поэтому классическая формула товар – деньги – товар не могла стать равенством по определению.

Сегодня в условиях социально безответственного капитализма, когда победили финансисты – банкиры  и сырьевики, производственный бизнес в прогаре из – за непосильного кредита, а упомянутая формула опять превращается в неравенство. Таким образом, госплановая экономика в СССР и нынешняя спекулятивно - рыночная в России имеют общий недостаток: та и другая модели не в состоянии обеспечить гармоничное социально – экономическое развитие.

Но эти недостатки имеют взаимно противоположную направленность по отношению к идеалу, когда формула товар – деньги – товар становится равенством. В одном случае для создания продукта деньги вообще не нужны, а в другом нужны и их в стране много, но для производства  не доступны. Поэтому идеал, к чему надо стремиться, это «золотая середина» между госпланированием (или госрегулированием, кейнсианством) и стихией рынка (монетаризм).

Тридцать лет назад в конце жизни СССР, устав от пустых полок в магазинах и сплошного дефицита, народ, не влезая  в тонкости кейсианства и монетаризма, потребовал правого поворота. А либералы обещали: невидимая рука рынка все сделает.

Но, набираясь опыта, учимся на ошибках. Поэтому сегодня результаты выборов (два либераста набрали суммарно меньше 3 %) показывают, что сформировался запрос на левый разворот. Конечно, так далеко, где мы были, нам не надо. Но запрос на левый разворот -- запрос на справедливость. Сигнал власти подан. Как он будет воспринят – скоро узнаем. Это будет ответ и на вопрос: режим путинский или все еще гайдаро – чубайсовский. А Путину это дело только шьют. Писатель и культуролог Андрей Столяров в работе «Окончательный диагноз» (см. ссылку http://magazines.russ.ru/october/2009/2/st9.html ) о справедливости высказался так:

«Попыткой выражения справедливости, «царством логоса», стал русский социализм. Надо отметить, что, несмотря на неудачу эксперимента, это была идея ослепительной красоты: построить общество, где действительно главенствует справедливость, социальный рай, фактически – царство божие на земле. Сейчас понятно, что осуществлялась эта идея негодными средствами. Штыками в рай не загонишь, силой не заставишь людей быть счастливыми. Однако это не значит, что сама идея исчерпана как мировоззренческий и концептуальный проект. Христианство, светским воплощением которого являлся социализм, прежде чем предстать в виде просвещенного европейского гуманизма, тоже прошло период подростковой жестокости: период беспощадного террора против язычников, период крестовых походов, период инквизиции, католической и протестантской, которая в относительных цифрах, вероятно, уничтожила больше людей, чем сталинские репрессии, осуществлявшиеся, заметим, исторически короткое время и «не в свою эпоху». Ни в коем случае не оправдывая сталинизм, все же следует подчеркнуть, что любая большая идея должна созреть.

Она должна выработать в себе нормы, ограничивающие ее энергетический потенциал. Огонь должен греть, а не обжигать. Видимо, и социализм еще возродится – только в более мягкой, гуманной, толерантной, окультуренной форме.

У Дмитрия Травина есть книга, которую он назвал так: «Просуществует ли путинская система до 2042 года!» и о грядущем отзывается так: добро пожаловать в застой. В интервью  журналисту «Радио Свобода» он говорит: в сегодняшней России я вижу много параллелей с тем застойным брежневским Советским Союзом.

Заметим, что нынешнему  либеральному этапу, если отсчитывать от момента отпуска цен в январе 1992 года, прошло 26 лет. Это период смены одного поколения. А предыдущий тоталитарный режим растянулся на 74года (1917 – 1991), что соответствует смене трех. Первое поколение выросло с верой в идеалы. И это сыграло решающую роль в войне. Патриотизм и вера в вождя (пусть даже слепая) явились одним из двух необходимых и достаточных условий для Победы в 45 – м. Вторым условием была индустриализация страны для создания военно-промышленного комплекса.

Второе поколение, усомнившись в справедливости идеалов, поверило в социализм с человеческим лицом. Яркие представление из них – шестидесятники, появление которых вызвано хрущевской оттепелью. У третьего поколения, выросшего не верящим ни в какие идеалы во времена брежневского застоя, и сформировался к концу 80 –ых запрос на правый поворот. Сегодня, когда  у либерастов  меньше 3% на двоих, это наглядное доказательство  появления запроса на левый поворот.

Я готов согласиться с Травиным в части срока, отпущенного им на существование путинской системы. Если начать от намечающегося  на сегодняшний день левого поворота до 2042 года остается 24 года. Как раз столько, чтобы выросло новое поколение. Но есть надежда, что эта эпоха будет напоминать не брежневский застой, а скорее сталинскую индустриализацию. Но уже без тех крайностей. Должно быть все помягче. Без массовых репрессий и ГУЛАГа. Просто потому, что для воспитания (или перевоспитания) властной элиты автократу Путину или его преемнику этого уже не потребуется с учетом как получаемого нынешней элитой урока, так и с учетом роста просвещенности масс.  Или, если другими словами, у широких народных масс патернализм будет убавляться. Хотя самому выдавить из себя патернализм мучительно трудно так же, как выдавить из себя раба. Но для успеха дела полезно совпадение настроений и желаний у широких народных масс и национального лидера.

Нацеленность на формирование такого совпадения интересов у народа и вождя прослеживались  и у Сталина. В борьбе с оппозицией в верхах (Троцкий, Зиновьев, Бухарин и прочие) Сталин опирался на нижестоящие звенья в вертикали власти, однако эти звенья, войдя во вкус, за «услугу» потребовали «откат», если воспользоваться современной терминологией (это запрашиваемые квоты на расстрелы в 37- ом, Хрущев был в первых рядах). Для них это был инструмент для зачистки пространства от конкурентов на альтернативных выборах, которые предусматривались демократичной конституцией 36-го года. А маскировались необходимостью борьбы с недобитыми троцкистами и бухаринцами. Поскольку предлагаемые две – три кандидатуры на одно место это уже не репрессивные методы, а демократические, позволявшие заставить партократию работать на народ. О задумке Сталина можно узнать из его интервью, данном американскому журналисту Рою Говарду 1 марта 1936 года, Сталин сказал: «Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти». Но Сталин отступил. Вместо альтернативных выборов народ получил плебисцит: один кандидат от нерушимого блока коммунистов и беспартийных.  Сделано это расчетливо и сознательно, или вынужденно под напором партократии как властной элиты – не имеет значения. Ясно одно, что нашла коса на камень: он на них репрессиями сверху, а они ему тем же снизу. Вот откуда массовость и жестокость тех репрессий.

Эти качества сталинизма  проявлялись не только к отдельным личностям, но и к значительным частям общества и даже к целым народам. Оправдать невозможно. Но уместен вопрос: могло быть еще хуже? Могло, если бы победили его противники Троцкий или Бухарин. С Троцким все ясно. А с Бухариным я раньше думал, что могло быть лучше. Его призыв к зажиточному крестьянству «обогощайтесь» очень либеральный. Смысл таков: с богатых возьмем налоги и вложим в развитие промышленности. Все верно, но песня длиннее сталинской.

Можно сколь угодно осуждать сталинизм, но  следует исходить из того, что случилось:          военно - промышленный потенциал страны, без чего невозможна победа в 45-м, создан тоталитарными методами Сталина, а не либеральными Бухарина. По – бухарински была бы беда: не успели бы с индустриализацией. Как необходимого условия для победы в 45 – ом.

Второе необходимое условие – всенародный подъем. «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой…». А это, к счастью, наша национальная традиция. В совокупности эти два условия оказались достаточными для достижения Победы.

Обстановка сегодня напоминает ту предвоенную и даже военную. Потому что есть такая точка зрения:  третья мировая уже идет. Как горячая только местами, а в остальном она как информационная, санкционная, экономическая и прочее. Словом, гибридная.

Но сегодняшняя обстановка имеет общее не только в сравнении со второй мировой войной, но и первой. Тогда российское общество тоже делилось на сторонников войны до победного конца (так называемые оборонцы) и сторонников поражения (пораженцев). К последним принадлежал Ленин. Вспомним его лозунг: «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую». И превратили.

Ровно так же сегодня наше общество разделилось на тех, кто поддерживает внешнюю политику Президента, и на осуждающих его за Крым, за  участие в войне в Сирии, за ссору с западным миром и прочее.  Аналогия столетней давности становится особенно убедительной, если учесть, чего мы избежали: для этого вспомним наглядную и выразительную картинку, когда пьяный Ельцин дирижирует оркестром на проводах наших войск из Берлина.

Если продолжить тему аналогий, то приходит на ум такое сравнение: наше сегодняшнее место по мировому влиянию  находится между поражением и победой и напоминает выигрыш в сталинградской битве. Но  до победного 45 – го еще далеко.  И коль скоро мы все на войне, то на ней востребованы консолидация  и мобилизация всех моральных и материальных ресурсов нации. Чтобы такой подъем состоялся,  во – первых, нужен авторитарный лидер, во – вторых, народ должен убедиться, что национальный лидер «дает результат» в борьбе с той частью властной элиты, которая только жирует, уклоняясь от служения национальным интересам. Полной уверенности, что ВВП именно такой лидер и что он справится, пока нет. Но надежда есть. На чем она может основываться?

Обратимся еще раз к аналогии. Сталин в борьбе за власть с его противниками в верхах опирался на партократию. Но когда он решил наступить ей на мозоль с идеей альтернативных выборов, то эта властная элита огрызнулась так, что Сталин отступил. Получается, что на этапе борьбы с Троцкистами – Бухаринцами интересы Сталина и партократии, сделавшей ставку на него, совпали, а потом разошлись.

Теперь о том, что общего в этом плане у Сталина и Путина и в чем разница. Во все времена властная элита, являясь продуктом той экономической модели, которая утвердилась в обществе, ее и защищает, если верховная власть покушается на ее интересы. Так было у Сталина, так получается и у Путина. Разница только в том, что  Сталин сам создавал свою властную элиту, а Путин получил ее из рук в руки по наследству как эстафетную палочку. Конечно, Путин во многом в элите поменял. Сравните ближайшее окружение у Ельцина под названием семья во главе с Березовским и окружение Путина. Есть разница. Но действующая экономическая модель та же – гайдаро – чубайсовская.  И финансово экономический блок правительства есть верный последователь ее.

Что касается надежд на перемены. Во – первых, Путин на них получил карт бланш.  Но  наметки на перемены должны проявиться через состав нового кабинета, который будет объявлен после инаугурации, назначенной на 7 мая. Тогда прояснится, что следует ждать от народного запроса на справедливость.  Или дело ограничится опять лапшой на уши.