Терпила

У Калибанов нынешних, тех, которые по недоразумению позиционируют себя как «либеральную общественность», образовались уже свои великомученики. Из стародавних главенствует невинно убиенный режимом Мейерхольд, при упоминании имени которого горячечный трепет охватывает прилибераленную шушеру.

Недавно ещё одного канонизировали — Борю Немцова (по мне, так безвредный был мужик, — на либеральные ценности клал с прибором, больше сиськами интересовался, и качественно закусить любил).

Не последнее место в иконостасе кодлы продажной почивший в психушке автор «Колымских рассказов» занимает, вот про него и будет сегодняшний мой сказ.

1. Персона. Летом девятьсот седьмого года в Вологде явился миру поповский сын Варлам. Чем был славен в детские годы — не ведаю, но судя по тому, в какую сволочь он окуклился, уродом был изрядным.

Семнадцати годков подался в Златоглавую, два года пролетарствовал, после определился на факультет советского права в МГУ, где незамедлительно вступил в троцкистский кружок, причём в среде махровых вредителей отнюдь не лоботрясничал, а проявлял истовость, вплоть до того, что активнейшее участие принял в организации приуроченной к десятилетию Октября антисоветской демонстрации, за что будущего страстотерпца из университета и попёрли (прошу отметить – весьма легко отделался парнишка, могли за подобное и на нары определить).

Не угомонился недоучка, продолжил начатое — распространял пресловутое «Дополнение к завещанию Ленина», антисталинские листовки, «Письма Троцкого».

В конце концов, взяли зарвавшегося «бунтаря» за жабры, и отправили на перевоспитание к берегам быстроструйной Вишеры.

Я давно убедился — Мойры утончённым чувством юмора обладают: залетел попович в Уральское отделение Соловецкого ИТЛ, любимого детища вождя Мировой революции, за пристрастность к идеям которого и пострадал…

О чём подумывал Варламушка, топором на лесоповале помахивая, того не ведаю, но под конец срока совершил мерзость непростительную — совратил прибывшую на свиданку с супругом жену солагерника-долгосрочника, условился с ней о встрече сразу после своего освобождения. Тронуть подругу зека — в уголовной среде проступок наказуемый, очень может быть, что напасти, выпавшие на долю соблазнителя при последующих отсидках от того и образовались, уж очень он стенал за лагерный быт в сочинениях своих…

Выпустили иудушку в тридцать первом, в правах восстановили, дозволили жить в Москве, разрешили писать для газет, публиковать рассказы в «толстых» журналах.

Женился перевоспитавшийся враг народа на отбитой у собрата по отсидке марухе, накалякал властям отречение от антисоветского прошлого — казалось бы, живи — не хочу, весь мир у ног твоих… ан нет: вновь подпольщина, вновь антигосударственная пропаганда — бывших троцкистов не бывает.

На сей раз впаяли Варламушке пять лет лагерей, и отправили отнюдь не в «курортный» СЛОН, а на Колыму, в Севвостоклаг. В сорок третьем, там же, в лагере добавили ещё червонец — биографы из числа прилибераленных вещают, за побег, мол, геройский. Брехня, — побег сам себе приписал Варламушка в пасквилях своих мерзопакостных, — срок ему накинули за похвалу Вермахта и пение осанны немецкому оружию. Удивляет, что не расстреляли, но слишком уж жалок и мерзок был мелкаш, ограничились довеском и отправкой в лагерь штрафников — Джелгалу.

Пострел и там не оплошал — угодил в больничку, оттуда на курсы фельдшеров, и досиживал уже на сытом пайке «лепилы» в центральном медпункте Дальстроя.

В пятьдесят первом Шаламова освободили, в пятьдесят шестом разрешили вернуться в Москву.

В «Оттепель хрущёвскую», как жертву репрессий – реабилитировали, допустили к журналистской работе.

В семьдесят восьмом стараниями «друзей» СССР в Лондоне были изданы его «Колымские рассказы», — Варламушка духом воспрял, казалось, вот он, долгожданный триумф, однако… увы — вожделенная должность Главного обличителя давно и прочно была занята другим мерзавцем, Александром Исаевичем его звали, и освобождать её нобелевский лауреат не собирался.

От несправедливости такой Варламушка умом подвинулся, был поначалу помещён в Дом инвалидов и престарелых (Тушино), после в интернат для психохроников, где и помер в годе 1982.

Похоронили его на Кунцевском кладбище, присутствовало около сотни горячих поклонников…

2. Творчество. При Горбачёве наконец-то опубликовали у нас «Колымские рассказы». Любопытствуя, купил я сборник. С первых же страниц почуял фальшь, неуклюжую попытку выбить слезу у читателя, ложь откровенную обнаружил. Батюшка покойный, которого никак не получалось заподозрить в симпатиях к Сталинизму, ибо был родитель мой потомственным, ярым монархистом и антисоветчиком, попросил книжку, полистал, прочитывая отдельные фрагменты, после вернул со словами: «Выбрось эту галиматью в мусор, тошнит от неё»…