Дети-лесбияны

А вот снова вспомнилось. 

Мы, русско-шведско-датская компашка, отдыхали в тёплых южных местах; дома уже собирался снег, а на солнечных пляжах влёт уходили тюбики средств для загара. 
Датской составляющей позвонили, и та помрачнела лицом. 
Шестнадцатилетняя дочь сообщила папе по телефону, что она, здравствуй папа, лесбиянка. 

Что сделал бы русский папаша?
Покрыл бы дитя многослойным матом, пообещал немедленно приехать, дать ремня, и расставить тараканов в шестнадцатилетней голове по стойке смирно каждого на своё место.

Что сделал наш прекрасный толераст, мужик замечательный во всех отношениях (кстати, замеченный в строго гетеросексуальных отношениях)?
Он увял, взгрустнул, но, как и полагается европейскому интеллектуалу, ответил: дочь, я с тобой, я принимаю любой твой выбор. 

Ну козёл же, а?
Ты не с ней был. 
Ты в компашке был.
А так ты всегда на работе. 
А работа - по всей Европе с фрагментарными посещениями Азии. 
Девке нужен отец, не просто объект гордости и обожания, но и живой тёплый человек, доступный для обнимания и разговора напрямую, а не через телефоны и интернеты.

Какой, нахрен, секс в шестнадцать?
Какой, нахрен, лесбиянизм в шестнадцать?
Девочка чёрным текстом по белом полю говорит, что она одинока, что ей плохо, что главного мужчины в её жизни никогда нет рядом не потому, что он умер, или на войне, или на Луне, а потому, что она-то для него ни разу в его жизни не главное. 
Девочка думает, а не выбрать ли такое будущее, в котором мужчины в принципе не смогут её бросать? Вообще без мужчин?
Стоит на распутье, звонит папе, надеясь на поддержку, на опровержение - нет, дочь, ты мне не безразлична, не торопись делать глупости, я всё брошу и прилечу к тебе, что мне этот дурацкий пляж, когда моему продолжению, созданному мной человечку, страшно и одиноко?

Папа, однако, ничего бросать не намерен - ну, кроме родной дочки. 
Я, говорит, приму любой твой выбор. Иди со своего распутья, куда хочешь.
Сама-сама. 
И одновременно и горюет, и упивается широтой собственных взглядов. 
Щукин сын. 

Плохие отцы бьют детей. 
Хорошие отцы дают им столько свободы, сколько Пугачёва в песне не готова была дать бумажному змею. 
Вали лети на все четыре стороны, дочь, я, типа, не при делах, благородно отпуская тебя. 

Ну, дети и летят. 
В неформалы, вплоть до попадания в экстремистские организации, в пагубные пристрастия, да просто в разочарование, ведущее кого на кушетку страхового фрейда, кого в запрограммированную чёрствость к уже собственным детям. 

Равно больны королевства, где будущему и запрещают абсолютно всё, и разрешают абсолютно всё.
Ну как так можно, говорить ребёнку, стоящему у черты, "ты справишься, я в тебя верю", поворачиваться спиной, и с болью в сердце уходить, не протянув руки, ведь сегодняшнее общество считает именно такую модель самой правильной. 

Гневные буквы навеяны постом френдессы, в котором повёрнутые на идеальном питании родители не дают своему малышу простой человеческой картошки. 
Зато потом они дадут ему свободу выбора пола и сексуальной ориентации, ага. 
Лишь бы не картошка. 

Мать вашу ети, европейцы.
С такими подходами к будущему вероятность того, что через столетие главным национальным блюдом в европах станут шаверма и кус-кус, выглядит едва ли не неизбежной.