Человек с ледяным сердцем

Михаил Сергеевич Горбачев и Егор Кузьмич Лигачев большую часть ночь с 10 на 11 марта провели в борьбе за власть. Едва ли вернувшись домой около 4:00 они сомкнули глаз. В такое время сон для них был слишком большой роскошью.

Егор Лигачев вспоминал:
" Конечно, поспать в ту ночь мне так и не удалось. Да, честно говоря, и не до сна было."
Горбачев и Лигачев теперь ожидали когда все члены ЦК слетятся в Москву на Пленум. Михаил Сергеевич как известно до избрания жил в Доме Архитекторов на улице Щусева, ныне это Гранатовый переулок. Этот дом был одним из самых роскошных в столице, Горбачев ни в чем не любил себе отказывать.


Современный вид дома на Гранатовом переулке 10, где до своего избрания генсеком жил М. Горбачев в 6-комнатной квартире и где жила в 3-х комнатной его дочь
Именно сюда вернулся Михаил Горбачев около 4:00 в ночь с 10 на 11 марта 1985 г. , ожидать наступления судьбоносного утра

Виктор Алексеевич Казначеев вспоминал:
" В Москве Горбачёву на двоих предоставили шестикомнатную квартиру в знаменитом доме по улице Щусева. Дочь Ирина въехала по соседству в трёхкомнатную. Обустроить новое жильё помогали мастера Кисловодской мебельной фабрики, умельцы из Пятигорска. Возникает законный вопрос: за чей счёт? Средства черпались из партийно-государственного кармана. 
Выписывались командировочные, суточные, проездные. Во всей этой "липе" фамилия Горбачёва нигде не значилась, всё делалось "шито-крыто". 
Мастера постарались на славу. Мать Горбачёва Мария Пантелеевна рассказывала мне, что у Михаила квартира "як у царя, аж страшно!"

Пресс секретарь Горбачева, Андрей Грачев пишет о том, что его патрон делали в остаток ночь с 10 на 11 марта:
" Для него самого эта ночь была совсем короткой. Домой из Кремля вернулся около четырех утра. Раиса Максимовна, естественно, не спала. По укоренившейся привычке, они вышли из дома, чтобы быть уверенными, что их не подслушивают. Долго ходили, обсуждая события, подхватившие их как поток, не оставляя места для колебаний. Было ясно одно: прежняя жизнь кончилась. 
Отступать в любом случае поздно, да это и не в характере обоих. К тому же наступающий день открывал перспективы, привлекавшие их не только блеском успеха, но и уникальной возможностью попытаться сделать что-то из того, о чем они оба мечтали. 
Проговорили до утра. «Если предложат, отказываться не буду», – резюмировал обсуждение в «семейной партячейке» Михаил Сергеевич."
Не спали и военные. Тогдашний начальник Генштаба СССР, маршал С. Ф. Ахромеев, наиболее верный сторонник Горбачева,  точно не сомкнул глаз, всю ночь размышляя о положении страны.
Сам он вспоминал:
"Посмотрел на часы. Ночь с 10 на 11 марта 1985 г. закончилась."

Сторонник Горбачева, нач. Генштаба маршал С. Ахромеев тоже не сомкнул глаз

Вадим Печенев прямо писал, что это был по сути государственный переворот:
" Военные обеспечили переброску членов ЦК армейскими самолетами. По сути, это было маленьким государственным переворотом."
В  тоже утро страна узнала о смерти Константина Черненко. Тогдашний заместитель заведующего Международным отделом ЦК Анатолий Черняев пишет
«11 марта 1985 г. Печальная музыка в 7 утра вместо передачи «Опять двадцать пять» насторожила… И действительно, Шопен вновь, как уже не раз, стал первым инсформатором советских людей и заграницы о том, что в СССР предстоит «смена эпох»…».

Как свидетельствовал Лигачев отправившись домой около 4:00, он договорился с Горбачевым встретится в Кремле в 8:00. Сам Егор Лигачев вспоминает что он приехал первым, еще до Горбачева:
"В восемь ноль-ноль я был уже на Старой площади, как говорится, оседлал телефоны, проверяя, как движутся подготовительные работы в Колонном зале, где предстояла процедура прощания, уточняя, прибывают ли в Москву участники Пленума ЦК и т. д. и т. п."
Лигачеву предстояла титаническая работа --он обрабатывал все прибывающих членов ЦК поддерживать Горбачева. И они преисполненные уверенностью готовы поддержать Горбачева на предстоящем Пленуме.

Лигачев напомнил урок 1957 года. Андрей Грачев пишет:
" Ранним утром он был на работе. Конечно, ни сам Михаил Сергеевич, ни его сторонники были не настолько наивны, чтобы довериться одному лишь здравому смыслу и чувству ответственности членов Политбюро, и потому приняли меры предосторожности, о которых и напомнил Егор Кузьмич, выступая на конференции:
 в его приемной, вдохновляясь сценарием 1957 го-да, сосредоточился «засадный полк» – группа по-боевому настроенных членов ЦК, секретарей обкомов, с которыми он мог в случае надобности связаться. Но прибегать к «запасному варианту» не потребовалось. 
Встретившись за двадцать минут до начала Политбюро с А.Громыко и предложив ему работать вместе, в том числе и «на других постах», Горбачёв включил рубильник, – цепь замкнулась."

Е. Лигачев проделал за Горбачева море грязной работы, к утру 11 марта у него был готов "засадный полк" членов ЦК, готовых  идти и "рвать" за Горбачева

Отдельно стоит упомянуть о разговоре Громыко и Лигачева. И хотя Громыко обещал поддержать Горбачева еще 2-3 марта, они видимо решили дополнительно "подтвердить" эти договоренности. Лигачев вспоминает:
" Примерно между девятью и десятью часами зазвонила «кремлевка» первой правительственной связи. Я снял трубку и услышал:
— Егор Кузьмич, это Громыко…
За те два года, что я работал в аппарате ЦК КПСС, это был, пожалуй, один из немногих звонков Андрея Андреевича. Дело в том, что по текущим делам мы практически не соприкасались: Громыко занимался вопросами внешней политики, а для меня главной была сфера внутренней жизни. Мы с Андреем Андреевичем не раз беседовали после заседаний Политбюро, во время проводов и встреч Генерального секретаря в аэропорту «Внуково-2». Но телефонных общений было мало, поскольку мы не испытывали в них нужды. И вдруг — звонок Громыко. В такой день!
Разумеется, я ни на миг не сомневался в том, что звонок связан с сегодняшним Пленумом ЦК КПСС, с вопросом об избрании нового Генерального секретаря. И действительно, Андрей Андреевич, не тратя попусту времени, сразу перешел к делу:
— Егор Кузьмич, кого будем выбирать Генеральным секретарем?
Я понимал, что, задавая мне этот прямой вопрос, Громыко, твердо знает, какой получит ответ; и он не ошибся.

— Да, Андрей Андреевич, вопрос непростой, — ответил я. — Думаю, надо избирать Горбачева. У вас, конечно, есть свое мнение. Но раз вы меня спрашиваете, то у меня вот такие соображения. — Потом добавил: — Знаю, что такое настроение у многих первых секретарей обкомов, членов ЦК.
Это была сущая правда. Я знал настроения многих первых секретарей и счел нужным проинформировать Андрея Андреевича. Громыко проявил к моей информации большой интерес, откликнулся на нее:
— Я тоже думаю о Горбачеве. По-моему, это самая подходящая фигура, перспективная.
Андрей Андреевич как бы размышлял вслух и вдруг сказал:
— А как вы считаете, кто бы мог внести предложение, выдвинуть его кандидатуру?

Это был истинно дипломатический стиль наводящих вопросов с заранее и наверняка известными ответами. Громыко не ошибся и на этот раз.
— Было бы очень хорошо, Андрей Андреевич, если бы это сделали вы, — сказал я.
— Вы так считаете? — Громыко все еще раздумывал. ,
— Да, это было бы лучше всего… В конце разговора, когда позиция Громыко обозначилась окончательно, он сказал:
— Я, пожалуй, готов внести предложение о Горбачеве. Вы только, Егор Кузьмич, помогите мне получше подготовиться к выступлению, пришлите, пожалуйста, более подробные биографические данные на Горбачева.
Звонок Громыко имел огромное значение. К мнению Андрея Андреевича в Политбюро прислушивались, и то обстоятельство, что он принял сторону Горбачева, могло в решающей степени предопределить исход выборов Генерального секретаря. Видимо, после вечернего заседания ПБ Громыко тщательно проанализировал не только складывавшуюся обстановку, но и вообще историческую перспективу. И к утру, что называется, окончательно определился. 
Не исключаю, что он звонил кому-либо еще из членов высшего политического руководства, но думаю, более того, уверен: его звонок ко мне был первым. Приняв твердое решение, Громыко хотел, чтобы об этом решении сразу же узнал Горбачев. Он понимал, что наиболее прямой путь уведомить Горбачева о своих намерениях вел через меня.
Заканчивая разговор, Андрей Андреевич сказал:
— В десять часов я встречаюсь с французским министром иностранных дел Дюма. Но если я тебе понадоблюсь, звони сразу, в любое время. Мне сообщат, я оставлю министра и подойду к телефону. Своих я предупрежу о твоем звонке.
Распрощавшись, я немедленно набрал номер Горбачева:
— Михаил Сергеевич, звонил Громыко… Горбачев внимательно выслушал мое сообщение, потом сказал:
— Спасибо, Егор, за эту весть. Давай будем действовать."

Егор Лигачев далее пишет такой своей работе с первым секретарями обкомов:
"Я пригласил своего заместителя Е.З. Разумова, помощника В.Н. Шаркова, и мы сообща, быстро подготовили необходимые данные о Горбачеве. Запечатав конверт, фельдсвязью сразу же отправили его на Смоленскую площадь в МИД.
Было, наверное, около двенадцати. До Пленума оставалось пять часов.
Между тем в моей приемной скапливалось все больше людей. Со всей страны машинами, самолетами прибывали члены , Центрального Комитета партии. Многие первые секретари обкомов заходили ко мне, чтобы получше прояснить для себя ситуацию, высказать свои соображения.
Я уже писал, что хорошо знал многих первых секретарей. А за два года работы в ЦК моя связь с ними еще более упрочилась — собственно говоря, работа с обкомами прежде всего шла по линии орготдела. С некоторыми первыми секретарями отношения у меня были близкие, даже доверительные. Естественно, что по прибытии на чрезвычайно важный, я бы сказал, рубежный Пленум ЦК они шли в отдел, ко мне."
Лигачев не скрывает того факта, что разговоры с прибывавшими членами ЦК было важнее всего. Надо было обработать каждого, чтобы получить на пленуме абсолютное большинство голосов.

Лигачев пишет:
"И хотя навалилось много дел по организации похорон, я считал важным, более того, необходимым, обязательным поговорить с каждым, кто пришел ко мне.
Можно было бы, конечно, принять всех сразу, целую группу секретарей обкомов. В тот день, 11 марта, я с ходу отмел мысль о том, чтобы принять сразу всех собравшихся в моей приемной. Приглашал по одному, но без какой-либо «селекции», как говорится, по живой очереди — кто подошел раньше, тот и был впереди. Но разговоры, конечно, по необходимости были краткими — минут по пять — семь, причем очень похожие. Сразу же следовал вопрос:
— Егор Кузьмич, ну кого будем выбирать? К этому вопросу я, разумеется, был готов и задавал встречный:
— А как вы думаете? На ваш взгляд, кого следовало бы избрать?
Секретари обкомов, все до единого, называли Горбачева.
Но с некоторыми беседы были, конечно, особо доверительными: я объяснял ситуацию подробнее, рассказывал о вчерашнем заседании Политбюро.
 Предупреждал, что не исключено выдвижение другой кандидатуры — многое будет зависеть от того, как пройдет заседание Политбюро, назначенное на три часа."
Лигачев пишет, что якобы все члены ЦК, бывшие в Москве и прибывшие в столицу. Но это очевидно такая же неправда. Лигачев много строк написал, что в марте 1985 г. кандидатура Горбачева была безальтернативной, что у страны не было альтернативы как пойти прямо в гроб, погибнуть, устроив позорную "перестройку".
 Эту ложь Лигачев повторяет и по сей день. Как-то забывая, что он сам на 19 партконференции опроверг эту ложь, заявив, что ситуация была тревожная и мог быть совсем иной исход. Такое вот откровение.
Лигачев не видит своей вины в разрушении СССР, он лишь  в свойственной манере сетует, что дескать не знал, что будет с страной, пишет:
" Однако разве мог я в той предрассветной и по-своему символической кремлевской мгле предположить, что именно в тот день суждено зародиться по сути новому периоду в истории не только нашей страны, но и мирового сообщества. Периоду великих надежд, но и горьких разочарований, возвышенных стремлений, но и низких интриг.
Стоя в предрассветный час вместе с Горбачевым на кремлевском крыльце, разве мог я загадать наперед, какой причудливой синусоидой сложатся впоследствии наши отношения? Разве мог подумать, что начинавшийся новый политический период, получивший позднее название перестройки, период, задуманный как социалистическое обновление, избавление от пут, связывавших общество, будет использован некоторыми политиками и общественными силами в своих амбициозных целях, бесконечно далеких от интересов народа, а Отечество окажется на грани катастрофы? Нет, конечно же, нет!"

Верить Лигачеву или нет личное дело каждого. Он либо наивный дурак, либо оборотень в обличии "коммуниста-патриота"
Сам Горбачев вспоминая то утро, находился дома, когда ему позвонил Лигачев. Он не вспоминает об звонке Громыко и его разговоре с Лигачевым, а лишь пишет следующее:
 " Утром позвонил Лигачев, сказал, что его буквально атакуют первые секретари, идут один за другим, допрашивают, каково мнение Политбюро по поводу будущего генсека. Я поехал в ЦК. Впереди — Политбюро и Пленум."
Горбачев достаточно много пишет о том, что его поддерживало ЦК, в частности так:
"В то же время мои недоброжелатели не могли не знать о настроениях в обществе, о позиции первых секретарей, среди которых все больше созревала решимость не допустить, чтобы Политбюро вновь протащило на высший пост старого, больного или слабого человека."

Горбачев тут передергивает, пытаясь представить дело так, будто ему не было альтернативы, так как остальные дескать его противники были "дряхлыми стариками".

Но это не правда. Его противники Гришин, Романов и Щербицкий вовсе не были дряхлыми маразматиками.

Гришин несмотря на свои 70 лет обладал крепким здоровьем и большой работоспособностью и что немаловажно честностью. Был Романов, которому было 63 года и он находился на пике своей активности. Так что утверждения, что Горбачев был единственным крепким и здоровым претендентом заведомая неправда.
Горбачев далее пишет:
"  Несколько групп первых секретарей обкомов посетили меня. Призывали занять твердую позицию и взять на себя обязанности генсека. Одна из таких групп заявила, что у них сложилось организационное ядро и они не намерены больше позволять Политбюро решать подобного рода вопросы без учета их мнения."

В тоже утро в Москву вернулся В. Воротников, что стало хорошей новостью для Горбачева:
" Примерно в 9.40 мне позвонил М. С. Горбачев. Спросил, как долетел. Потом более подробно рассказал, что произошло вчера. «На Политбюро собрались в 20.30, в основном обсуждались вопросы организации похорон. Даны необходимые поручения. Просидели, говорит, за полночь, готовили документы для публикации и т. п. Сегодня предстоит основная работа."
В это же утро Горбачев имел еще один странный телефонный разговор, с доктором Евгением Чазовым. Вот как это описывал Чазов:
"На следующий день после смерти К. У. Черненко, не успел я собраться на работу; как раздался телефонный звонок. К моему удивлению, в этот ранний час из машины звонил Михаил Сергеевич Горбачев. 
Он начал с того, что поблагодарил меня за все то, что я искренне и бескорыстно сделал для него за годы дружбы и особенно в последнее время. Помолчав, добавил, что уверен, как бы ни менялось наше положение, мы и в будущем останемся верными друзьями.
 Тогда я искренне поверил в эти слова. Сейчас же вспоминаю "Горе от ума" А. Грибоедова: "Блажен, кто верует, тепло ему на свете".
 "Я долго думал, - продолжал он, - что делать в связи с обращением многих товарищей по партии, которые считают, что я должен ее возглавить. Вопрос не простой, но после долгих раздумий я решил, что надо согласиться. Надо выводить страну и партию из кризиса. Сейчас еду, чтобы сообщить им об этом решении. Сегодня проведем и пленум ЦК".
Конечно, меня поддержали этот звонок и слова М. Горбачева, учитывая состояние, в котором я находился, но не могли не покоробить заявления о долгом раздумье, о просьбах товарищей. Передо мной можно было и не лицемерить, ибо мы не раз обсуждали проблемы выборов будущего Генерального секретаря."
Почему этот звонок странный? Во первых потому что Чазов, сам член ЦК и так поддерживал Горбачева, едва ли в самом деле ему стоило набиваться в друзья за несколько часов до выборов. А во вторых -- М. Горбачев никогда и никого не благодарил. Горбачев видел в людях лишь слуг, материал, который по мере ненадобности он просто выбрасывал, как мусор на свалку. 

По свидетельству знавших его людей Горбачев по наплевательски относился к окружавшим его людямъ

Сам Чазов вспоминал:
"  ......тогда, в 1988 году, находясь в зените славы, он легко освободился от А. А. Громыко, который был своеобразным балластом, отстаивающим старые позиции в партии и государстве.
 А. А. Громыко тяжело переживал "измену Горбачёва", как он расценивал свою отставку и изменившееся отношение к нему. 
"Человек с ледяным сердцем", - сказал он мне о Горбачёве, когда в связи с резким ухудшением состояния здоровья попал в больницу. 
Сознаюсь, я воспринимал его высказывания как естественную в такой ситуации обиду человека и оправдывал М. Горбачёва. Жизнь и последующие события подтвердили правильность мнения Громыко, но было уже слишком поздно. "

В 1988 г. А. Громыко скажет, что Горбачев человек с ледяным сердцем

Многие люди знавшие Горбачева отмечают, что он иезуитски предавал людей. Н. Рыжков в книге «Десять лет великих потрясений» замечает:
«В этом человеке жило дьявольское свойство предавать. Это свойство, на мой взгляд, является органической частью его натуры. Он предавал не только идеалы, во имя которых мы пошли за ним, верили ему, кстати, как и весь народ в то время, но он по-иезуитски предавал своих соратников. 
Наступал час – и он выбрасывал их, как отработанный материал… Генсеку же продлялось историческое время – как оказалось, для ликвидации партии, разрушения страны и для устранения деятелей, противостоящих таким целям и действиям». 
 
Николай Рыжков скажет, что Горбачев пользовался людьми и выбрасывал их как мусор когда в них отпадала надобность

И он никогда никого не благодарил и не говорил спасибо. В.М. Суходрев вспоминал отношение Горбачева к переводчикам:
"В то время, когда «весь советский народ», как у нас любили писать в газетах, связывал имя Горбачёва с наконец-то проснувшейся в нашем руководстве долгожданной чуткостью, внимательностью, я лицезрел перед собой человека, отнюдь не блистающего этими душевными качествами. За период деятельности Горбачева на высоком посту вряд ли кто из его окружения слышал от него слово «спасибо». 
Если Брежнев, даже будучи уже дряхлым и больным, после окончания официальной беседы с иностранцем, попрощавшись с ним, считал для себя обязательным пожать руку переводчику и поблагодарить его за работу, то Горбачёву это и в голову не приходило. Для него все мы были своеобразной частью обстановки, как столы, стулья, карандаши."


В Суходрев (в центре) вспоминал, что Горбачев (в отличие от Брежнева) никогда не благодарил переводчиков за работу, не говорил спасибо

Кремлевский фотограф Владимир Георгиевич Мусаэльян пишет:
"От Михаила Горбачева вообще никогда «спасибо» не слышал".

В. Мусаэльян вспоминает, что Горбачев никогда не говорил "спасибо"

А вот заведующий сектором, заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС Наиль Биккенин поминал такое:
"Что меня поражало в Михаиле Сергеевиче, так это его безразличие к людям, которые были к нему дружественны, лояльны, если хотите, преданны, и потому, как, видимо, он считал, во внимании не нуждались".

Наиль Биккенин  вспоминает, что Горбачев не обращал внимание на окружающих его людей

Итак, Горбачев был человеком, который откровенно по наплевательски относился в своим подчиненным, к людям, что ему помогали.  Но в этот раз с Чазовым все было совсем иначе, Горбачев расплылся в благодарности. Почему? И что значит фраза Горбачева:
".... поблагодарил меня за все то, что я искренне и бескорыстно сделал для него за годы дружбы и особенно в последнее время."

Горбачев никогда никого не благодаривший, вдруг взял да расплылся в благодарностяк к доктору Е. Чазову (на фото)
Что Чазов сделал такого для Горбачева за долгие годы и особенно в недавнее время? Что мог невероятно важного такого сделать Чазов, что Горбачев выразил благодарность?

 Исходя их сферы работы Чазова он мог сделать главное -- расчистить Горбачеву путь к власти медицинским убийством его предшественника К. У Черненко, шедшего на поправку и умершего внезапно, в очень удобное для Горбачева время.
То что Чазов был на это способен, косвенно говорит и свидетельство Болдина:
" В числе прочих. Он был больше политиком, чем врачом. Тогда мы между собой шутили, что, когда Евгений Иванович учился в мединституте, клятву Гиппократа там, видно, не проходили."

В. Болдин писал, что Чазову больше политик клятва Гиппократа была "неизвестна", что можно расценивать как намек на медицинское убийство

К власти через чей то труп, через труп Черненко. Действительно, вот за такое как раз Горбачев мог поблагодарить, ведь он достиг желаемого -- вершины власти. А это бывает раз в жизни. и возможно этот единственный раз, когда Горбачев выразил благодарность за эту помощь.


Утром 11 марта 1985 г. М. Горбачев поблагодарил Е. Чазова за медицинское убийство К. Черненко (на фото) и временное сокрытие факта смерти, что дало Горбачеву временную фору

Возвращаясь к теме о борьбе за власть, следует заметить, что однако далеко  не все сторонники М. Горбачева были в то утро в Кремле. Пока там шла борьба за кресло генсека, будущая правая рука М. Горбачева, этот "прораб " разрушительной для страны "перестройки" находился совсем не в кремле, а в здании внешней разведки КГБ (ПГУ), куда его пригласил ее шеф Владимир Крючков

А.Н. Яковлев утром 11 марта был не в Кремле, а в здании внешней разведки КГБ СССР

Яковлев пишет в своем "Омуте памяти":
"В часы заседания Политбюро, на котором решалась проблема будущего руководителя партии и страны, Крючков пригласил меня в здание разведки."
Яковлев пишет, что приехал в здание разведки. И хотя за шефом ПГУ сохранялся старый кабинет на Лубянке, само здание ПГУ  находилось в районе Ясенево, приблизительно в 25 км от Кремля. Именно туда поехал Яковлев.

Штаб квартира ПГУ в Ясенево, сюда приехал А. Яковлев утром 11 марта, вместо того чтобы поехать в Кремль

Важна тут и другая деталь. Обратите внимание, что будущий "светоч" демократии и свободы А. Яковлев сидит в здании ПГУ .
КГБ. Что он там делал? Почему? Логичный ответ напрашивается сам собой -- Яковлев был внештатным агентом разведки КГБ.

Яковлев сам неоднократно свидетельствовал, что был тесно связан с КГБ, иные свидетельства говорили, что он курировал работу разведки во время своей работы в Канаде. Так что в "органах" он был своим человеком, которого они двигали "наверх".

Да что там Яковлев, есть немало свидетельств того, что сам М.С. Горбачев был внештатным агентом КГБ, который с 1950-х годов был активом "органов". Они двигали его "наверх", расчищая ему путь к власти.
Вот бывший премьер СССР В.С.Павлов свидетельствовал :
"Да и место прохождения студенческой практики было выбрано точно – Лубянка она и есть Лубянка. Правда, публично никто никогда не спрашивал его об этом, а сам Горбачев и осведомленные об этом лица не стремились расшифровывать, какого рода подписку он там давал. О неразглашении материалов – несомненно, о другом – неизвестно пока".

Горбачеву даже предлагали высокий пост в КГБ. Сам Андропов желая уйти в Секретариат ЦК намечал его как преемника на посту шефа КГБ. Но судьба или те кто дергали ее за ниточки распорядилась по иному.
Горбачева всю жизнь окружали чекисты или так или иначе помогали в его возвышении.

Начальник УКГБ по Ставропольскому краю Эдуард Болеславович Нордман был близким другом Хрущева во время работы в Ставрополье
 
Глава КГБ Ю. Андропов долгие годы опекал Горбачева,  возвышая его на олимпе власти

Е.М. Примаков, который вел переговоры с Громыко и Яковлевым также долгие годы был внештатным агентом КГБ
 
Шеф КГБ В. Чебриков также был активным сторонником Горбачева, оказывая ему организационно-техническую поддержку


Глава ПГУ КГБ Владимир Крючков также был активным сторонником Горбачева, помогая ему открывать двери в Кремль
Именно он пригласил А. Яковлева в Ясенево, потому  что тот был сам высокопоставленным агентом КГБ
 
Что можно считать "организационно-технической поддержкой? Ответ прост, почти все. Сейчас нелегко представить себе всю власть председатель КГБ и глава разведки. Они занимались охраной высокопоставленных лиц, контролировали связь, они имели армию агентов во всех слоях общества и органах власти.

Яковлев не таясь сообщает:
"Он сослался на то, что в приемной Политбюро у него «свой» человек, и мы, таким образом, будем в курсе всего происходящего. Мое любопытство и острота момента победили осторожность."
Этот свой человек был генерал КГБ Евгений Калгин, он как раз контролировал связь в Кремле. Яковлев пишет:
"Кстати, «свой» человек в приемной Горбачева вскоре стал руководителем того подразделения в контрразведке, которое занималось подслушиванием телефонных разговоров высшего эшелона власти, в том числе и членов Политбюро."

Кабинет генсека КПСС, каждый правительственный телефон Кремля находился на прослушке у КГБ, которое поддерживало М. Горбачева

Прослушивая все разговоры руководства страны, сотрудники КГБ знали все, а следовательно все знали Яковлев и Горбачев, которые были активами "органов"

Вот что такое техническая поддержка. Ведь вовремя  полученная информация, говоря современным языком "инсайд" является ключом к успеху. Зная все наперед Горбачев и его сторонники могли разыгрывать свои ходы также на опережение.
Контролируя спец-связь КГБ знало все и обо всех, знало самыми первыми. Каждое сказанное слово "за" и "против" Горбачева, любое действие или намерение становилось известно В. Чебрикову и В. Крючкову, а следовательно А. Яковлеву и М. Горбачеву.