По данным военной разведки…

На модерации Отложенный


Владимир Нагирняк

 

Одной из самых непростых тем в изучении Великой Отечественной войны является оценка потерь противника, в том числе от действий советского флота и морской авиации. В военное время результат атак вражеских кораблей и судов рассматривался советскими штабами без должного скепсиса и проверки, что зачастую приводило к неверным оценкам и рождало потопленные только на бумаге цели. После войны эти «бумажные победы» продолжили жить, но уже по причине отсутствия сверки успехов с документами противника, что приводило к заблуждениям относительно реальной результативности в войне на море. Характерным примером тому может служить оценка штабом Черноморского флота немецких потерь от действий подлодок, авиации и минных постановок в районе Крыма в июле 1943 года.

Проблемы надо решать

Несмотря на то, что начало войны советский ВМФ встретил во всеоружии, последующие полгода боевых действий выявили перед его командованием ряд серьёзных проблем, мешавших выполнению боевых задач. Призыв к их устранению был озвучен наркомом ВМФ адмиралом Н.Г. Кузнецовым в приказе от 30 января 1942 года, озаглавленном как «Указания о повышении боевой готовности флотов на 1942 год». Одним из вопросов, на которых акцентировал внимание нарком, являлось неудовлетворительное ведение разведки:

«Решительно улучшить разведку сил противника и театра всеми имеемыми средствами и методами. В лучшем случае командование и штабы знают, с каким противником находятся в соприкосновении наши силы. Глубина боевого порядка противника разведывается слабо, система базирования, особенно в части её изменений (базы флота, аэродромы, не они сами, а силы на них базирующиеся в каждый данный момент, также как и коммуникации противника, его резервы и ресурсы), разведывается очень плохо. Разведывательная служба на всех флотах поставлена ещё плохо.

Необходимо более систематически заниматься планированием, организацией и обеспечением разведки во всех звеньях штабной службы, начиная от штабов флотов и до отдельных частей, кораблей, самолётов. Хорошее выполнение разведзаданий поощрять. Решительно улучшить и расширить использование фоторазведки ВВС».

 

В отношении оценки потерь противника 21 ноября 1942 года Кузнецовым была издана специальная директива в адрес военных советов флотов, в которой говорилось:

«В оперативных сводках допускаются флотами сообщения о потерях противника, недостаточно проверенные и подтверждённые фактами. Недостаточная строгость к донесениям нижестоящих инстанций вызвала и недостаточно ответственное отношение к своим докладам. Приказываю всякие донесения давать только после проверки, возложив персональную ответственность за правдивость на начальников штабов».

Как же исполнялись приказ и директива наркома? Для этого обратимся к донесению штаба Черноморского флота в Главморштаб и штаб Северо-Кавказского фронта о некоторых результатах действий авиации и подлодок, а также активных минных заграждений, основанному на радиограммах 5 и 7 августа 1943 года из штаба партизанского движения в Крыму.

Изучая этот документ, сначала рассмотрим его финальные строки, в которых начштаба ЧФ контр-адмирал И.Д. Елисеев делает выводы о достигнутых в июле 1943 года результатах, основываясь на полученных от партизан сведениях:

«Таким образом:

07.07.43 утоплены: одно судно противника подводной лодкой «Щ-201», один транспорт утоплен нашей авиацией; третье судно утоплено авиацией или подорвалось на мине.

с 10.07 по 14.07 43 подорвались на МЗ-М [морском минном заграждении – прим.автора] три транспорта противника.

18.07.43 утоплен один транспорт противника нашей авиацией.

28.07.43 утоплена самоходная баржа противника подводной лодкой С-31.

01.08.43 утоплен один транспорт и сбит один Ме-109 нашей авиацией».

Девять судов, уничтоженных за неполный месяц, — неплохой результат, однако насколько он соответствовал действительности? Сейчас есть возможность сверить советские данные с немецкими с помощью журнала боевых действий Адмирала Чёрного моря — старшего немецкого морского офицера на Черноморском театре военных действий вице-адмирала Густава Кизерицки (Gustav Kieseritzky).

Было или не было?

Теперь вернёмся к началу донесения штаба ЧФ, чтобы проверить каждый из указанных в нём случаев нанесения урона противнику. Первой идёт заявка на потопление трёх судов 7 июля 1943 года:

«1. Данные разведки подтверждают потопление трёх судов 07.07.43 в районе между Евпаторией и Севастополем. Действительно, в районе Евпаторийского маяка в 03:49 07.07.43 подводная лодка Щ-201 атаковала конвой, слышала взрыв торпеды. Этот же конвой в 08:15 07.07.43 был атакован в районе мыса Лукулл нашей авиацией, которая наблюдала потопление одного транспорта. Два наших самолёта после бомбоудара не возвратились. Следовательно, следует считать, что 07.07 43 одно судно утоплено подводной лодкой Щ-201, один транспорт нашей авиацией и третье судно либо не вернувшимися самолётами, либо погибло на минах».

Согласно данным историка Мирослава Морозова, подлодка Щ-201 капитана 3-го ранга Парамошкина была наведена на указанный конвой воздушной разведкой и 7 июля в 03:43 безуспешно атаковала болгарский транспорт «Варна» (Varna), румынский транспорт «Ардял» (Ardeal) и эсминец «Марасешти» (Marasesti), после чего преследовалась кораблями эскорта и получила повреждения от взрывов глубинных бомб. Это подтверждается записью из журнала боевых действий Адмирала Чёрного моря:

«7 июля. Наша обстановка: 03:21 Евпатория сообщает, что юго-восточнее мыса Тарханкут всплывшая субмарина выпустила три торпеды в «Варну» и «Ардял» из конвоя, который следовал из Констанцы в Севастополь. Попаданий не было. Эсминец «Марасешти» атаковал субмарину глубинными бомбами и, возможно, её повредил. Канонерка «Стихи» осталась для дальнейшего наблюдения, но не нашла подтверждения уничтожения субмарины. Позже четыре вражеских самолёта атаковали этот же конвой у мыса Лукулл. Эсминец «Марасешти» сбил один самолёт, и румынские истребители заявили сбитие ещё двух».

Таким образом, в немецких документах нет никаких упоминаний потери судов из ордера конвоя от мин или атак Щ-201 и группы бомбардировщиков ДБ-3 из 5-го гвардейского авиаполка. Единственным успехом в действиях против плавсредств немцев и их союзников в Крыму в тот день стали налёты авиации на порты Ялты и Феодосии, в ходе которых были потоплены небольшое рыбацкое и вспомогательное суда, а другие корабли и суда получили различные повреждения.

Следующим в донесении контр-адмирала Елисеева является утверждение о гибели на минах трёх судов противника в период с 10 по 14 июля 1943 года:

«2. Данные разведки подтверждают, что 10.07.43 в районе Мамашай был торпедирован транспорт противника, гружёный боезапасом и продовольствием, вся команда транспорта погибла. С 12 по 14.07.43 в районе Любимовка – Мамашай затонули два транспорта противника, гружёных рогатым скотом, отобранным у населения. Так как в период с 08.07 по 17.07.43 ни наша авиация, ни подводные лодки в этом районе боевых соприкосновений с противником не имели, следует считать, что транспорты противника подорвались на нашем морском минном заграждении, выставленном подводной лодкой Л-6 11.06.43».

По данным Мирослава Морозова, после полудня 11 июня 1943 года подводная лодка Л-6 капитана 3-го ранга Гремяко выставила в линию 20 мин в районе мыса Лукулл, 16 из которых впоследствии были вытралены немцами. Согласно документам противника, в период с 8 по 14 июля 1943 года немецкое судоходство в районе Севастополя никаких потерь не имело, чего нельзя сказать в целом о кригсмарине: 8 июля в Керченском проливе подорвался на мине и затонул торпедный катер S 102.

В тот же день получили повреждения при столкновении другом с другом торпедный катер S 40 и тральщик R 33. Кроме этого, необходимо отметить инцидент, произошедший 13 июля в порту Керчи, где, согласно записям вице-адмирала Кизерицки, произошёл взрыв боеприпасов:

«13 июля. Наша обстановка: 12:30. На северном моле Керчи загорелся состав с боеприпасами: причина неизвестна. В общем итоге, взорвались 46 гружёных вагонов. Предполагается саботаж. Пришвартованные к северному молу буксиры «Энгерау» и «Воевода», лихтеры №148 и «Карола» спасены и отбуксированы на рейд. Все суда лишь легко повреждены от огня и осколков. По имеющейся на данный момент информации потери личного состава небольшие, так как 77 военных и гражданских были спасены с горящего мола буксиром «Браунколе». Степень повреждения мола пока неизвестна».

Таким образом, документы противника не подтверждают гибель трёх транспортов в период с 10 по 14 июля, которые упомянуты в донесении штаба ЧФ. Перейдём к следующей записи в нём, где говорится об успехе нашей авиации 18 июля 1943 года:

«3. Данные разведки подтверждают, что 18.07 в районе Севастополя наша авиация утопила транспорт. В этом районе 18.07.43 наша авиация атаковала конвой, наблюдала пожар на одном транспорта и потопление одного сторожевого корабля».

Однако и это заявление было слишком оптимистичным. Атаку конвоя произвели всё те же ДБ-3 5-го гвардейского авиаполка, но вице-адмирал Кизерицки 18 июля написал о ней следующее: конвой из танкеров «Продромос» (Prodromos) и «Шелл I» (Shell I), следовавший из Констанцы в Севастополь, был в период с 11:43–13:34 обнаружен советским самолётом-разведчиком. Позже в тот же день в 18:25–18:40 пять бомбардировщиков, опознанных как СБ-2, атаковали конвой, сбросив на него 15–20 тяжёлых бомб, которые разорвались в 150 метрах от «Шелл I», не причинив танкеру никаких повреждений. В 20:05 к конвою приблизился одиночный самолёт, который провёл короткий воздушный бой с немецкой летающей лодкой BV 138, сопровождавшей конвой.

К сожалению, и в этом случае данные советской разведки оказались ошибочными. Эта неудача советской авиации была компенсирована на следующий день, когда во время налёта на Ялту был уничтожен упомянутый тральщик R 33. По немецким данным, корабль получил прямое попадание бомбы, вызвавшее пожар и взрыв боеприпасов и отправившее его на дно.

Следующей записью в донесении контр-адмирала Елисеева является упоминание успешной атаки советской подлодкой самоходной баржи противника 28 июля 1943 года:

«4. По данным разведки (время не указано), в районе Евпаторийского маяка подорвалась на мине самоходная баржа с продовольствием, погибло 18 гитлеровцев. Действительно, 28.07.43 в районе Евпаторийского маяка подводная лодка С-31 атаковала самоходную баржу, идущую в охранении одного сторожевого корабля, слышали взрыв торпеды».

Согласно данным М. Морозова, лодка С-31 в тот день в 15:39 произвела атаку быстроходной десантной баржи (БДБ) из состава конвоя у мыса Тарханкут, которая оказалась неудачной. Это подтверждается и записями из журнала Адмирала Чёрного моря от 29 июля 1943 года:

«После прибытия в Севастополь командир БДБ F 493 доложил, что был атакован подлодкой в 15 милях к юго-востоку от мыса Тарханкут в 14:43 28 июля. Был замечен след торпеды, БДБ не пострадала. В ответ было сброшено четыре глубинных бомбы без видимого результата».

Таким образом, атака «самоходной баржи», которую штаб ЧФ засчитал С-31 как успешную, оказалась неудачной. Однако необходимо отметить, что данные партизан в этом случае оказались верны, так как 28 июля в районе Евпатории противник действительно понёс потери — на мине подорвался лихтер из конвоя Одесса – Севастополь, получивший тяжёлые повреждения. Носовая часть лихтера затонула после взрыва, но корма была отбуксирована на мель одной из БДБ. Есть большая вероятность того, что этот урон противнику нанесли мины, установленные 10 июля 1943 года подлодкой Л-4. Однако штаб ЧФ эту возможность не рассмотрел.

Последним в донесении Елисеева упоминается сообщение от партизан о гибели 29 июля транспорта с боеприпасами, который был засчитан штабом ЧФ советской авиации после атаки вражеского конвоя 1 августа 1943 года:

«5. Данные разведки 29.07.43: в районе Саки-Николаевка нашей авиацией потоплено большое судно противника с боезапасом и сбит один Ме-109. Действительно, 01.08.43 наша авиация в районе Евпатории атаковала конвой противника. Торпедирован один транспорт противника (6000 тонн), на котором наблюдали большой взрыв. Одновременно вели воздушный бой с четырьмя Ме-109, из которых один сбили».

При сравнении этих данных с немецкими становится ясно, что с 29 июля по 1 августа 1943 года противник потерял только одно судно — парусно-моторную шхуну «Иммануэль», которая затонула 29 июля в Азовском море после возможного подрыва на мине. По поводу атаки советских торпедоносцев 1 августа Кизерицки писал следующее:

«В 09:25 один из наших конвоев подвергся нападению торпедоносцев приблизительно в 5 милях к западу от Евпатории. Двумя торпедами была атакована румынская канонерка «Марешти», являвшаяся эскортом конвоя, в то время как охотник на подводные лодки «Ксантен» был обстрелян из пулемётов. Потерь нет: один человек серьёзно ранен на «Ксантене». Наш зенитный огонь не был успешен. Румынские истребители сообщили о сбитии обоих вражеских истребителей».

Таким образом, атака конвоя двумя торпедоносцами 5-го гвардейского авиаполка, которым штаб ЧФ засчитал потопление транспорта в 6000 тонн, оказалась неудачной.

«А что их жалеть, пиши поболее!»

Подводя итоги этого небольшого исследования, необходимо отметить следующее. Причиной восьми «пустых» заявок из девяти стало отсутствие более скрупулёзного сбора данных о результатах проведённых атак и минных постановок и их последующей скептической оценки. Это говорит о некоторых проблемах как в ведении разведки, так и в восприятии полученных разведданных штабом, поспешившим в признании успехов на их основании.

Из этого можно сделать вывод, что выявленные ранее Кузнецовым недостатки в разведке и проверке результатов устранены не были, что и стало одной из причин появления «бумажных побед». Любопытно, что 3 июня 1943 года нарком утвердил «Указания по установлению фактов потопления кораблей противника», где говорилось следующее:

«Установить следующие признаки, свидетельствующие факт потопления корабля противника:

I. Для подводных лодок

1. Зафиксированные звуки взрыва выпущенных торпед в соответствии с временем прохождения торпедой своего пути, дальности торпедной стрельбы, количеством торпед в залпе (вероятность попадания), размером и аргументами движения цели, с подтверждением гибели корабля противника разведывательными и агентурными данными.

2. Визуальное наблюдение факта потопления корабля противника командиром подводной лодки после залпа, как при атаке из подводного, так и надводного положения, с указанием времени наблюдения и краткой характеристикой поведения и действий корабля противника.

3. Разведывательные и агентурные данные, подтверждающие донесение о факте потопления корабля противника.

II. Для ВВС Военно-морского флота

1. Для одиночных торпедоносцев и бомбардировщиков наблюдение потопления корабля всем составом экипажа.

2. Для штурмовиков и других самолётов — наблюдение потопления корабля ведомыми или прикрывающими самолётами.

3. Фотоснимки, подтверждающие донесение экипажа о потоплении корабля.

4. Разведывательные и агентурные данные, подтверждающие донесение о факте потопления корабля.

5. Донесение надводных или подводных кораблей флота, наблюдавших потопление корабля».

Согласно этой директиве, подводникам достаточно было услышать взрыв торпеды, а лётчикам видеть попадание бомб или торпед, чтобы заявить об успехе, который затем должен был проверяться и подтверждаться разведданными. Казалось бы, штаб ЧФ действовал по всем правилам, утверждая июльские успехи флота и ВВС у берегов Крыма после их проверки, однако проведённый анализ указывает на неэффективность такой системы учёта, где отсутствовали необходимый скептицизм и дотошность, которые, к примеру, демонстрировала система учёта потопленных немецких лодок у союзников советских моряков — англичан.

Как писал в своей книге бывший сотрудник английской военно-морской разведки Дональд Маклахлан, эта система действовала эффективно благодаря ветерану разведотдела Адмиралтейства, флотскому казначею коммандеру Трингу:

«Тринг принёс с собой присущий ему и совершенно необходимый разведчику на таком участке непоколебимый скептицизм. Он хорошо знал, насколько трудно заявить с полной уверенностью о потоплении той или иной подводной лодки противника. Получив донесение эскортных кораблей или самолёта берегового командования о потоплении подводной лодки, каким бы красочным ни было описание этого события, Тринг, бывало, только насмешливо фыркал…

Некоторые выходили из себя и гневно осуждали Тринга за его скептицизм, но он по-прежнему невозмутимо «сидел в центре своей паутины». На него не действовали ни «масляные пятна», ни «плавающие трупы немецких моряков», ни какие-либо другие «неопровержимые дополнительные доказательства» потопления лодки. Тринг в таких случаях лишь неохотно соглашался на оценку «вероятно, потоплена». Любой доклад о потоплении лодки он встречал с сомнительным ворчанием до тех пор, пока не получал действительно неопровержимые доказательства».

Показателем эффективности такого подхода стала несущественная разница между цифрами реальных потерь немецких подлодок с английскими представлениями о них в конце войны. К сожалению, советская система учёта потерь противника так себя не показала — долгие годы после войны в СССР только приблизительно знали, сколько и чего потопили советские ВВС и ВМС, несмотря на попытку отделить зёрна от плевел в послевоенных исследованиях.

Характерным примером тому являются данные из секретного ранее труда исторической группы Главного штаба ВМФ под названием «Боевая деятельность подводных лодок ВМФ СССР в Великую Отечественную войну», где третий том, посвящённый лодкам ЧФ и ТОФ, был издан в 1970 году. Перечисляя в нём результаты атак наших подлодок, составители продолжали считать атаки Щ-201 7 июля и С-31 28 июля 1943 года успешными, лишь изменив статус «торпедированного» Щ-201 судна с потопленного на повреждённое и приписав его дальнейшее потопление группе ДБ-3.

В появлении на свет таких «бумажных побед» не стоит винить тех, кто шёл в атаку и докладывал об успехе — это был недостаток системы учёта потерь противника, которой не хватало здравого скептицизма, чтобы победить старый принцип «А что их жалеть, пиши поболее!»

Автор выражает признательность Евгению Скибинскому, Евгению Чирве и Игорю Борисенко за помощь в работе над статьёй.

<hr style="color: #343434; font-family: Arial, sans-serif; font-size: 16px; font-style: normal; font-variant-ligatures: normal; font-variant-caps: normal; font-weight: 400; letter-spacing: normal; orphans: 2; text-align: start; text-indent: 0px; text-transform: none; white-space: normal; widows: 2; word-spacing: 0px; -webkit-text-stroke-width: 0px; background-color: #ffffff; text-decoration-style: initial; text-decoration-color: initial;"/>

Источники и литература:

  1. https://pamyat-naroda.ru
  2. http://www.sovboat.ru
  3. Хроника Великой Отечественной войны Советского Союза на черноморском морском театре». Выпуск 5 (1 июля – 31 декабря 1943 г.) – М.: Воениздат, 1950
  4. Боевая деятельность подводных лодок Военно-Морского Флота СССР в Великую Отечественную Войну. Том III. Подводные лодки Черноморского и Тихоокеанского флотов в Великой Отечественной Войне – М.: Воениздат, 1970
  5. War Diary of Admiral, Black Sea – Office of the Chief of Naval Operations, 1953. Navy Department Library: 1 June — 31 July, 1943, 1 — 31 August 1943 PG Numbers 31537-31538
  6. Маклахлан Д. Тайны английской разведки (1939-1945) – М.: Воениздат, 1971
  7. Морозов М. Подводные лодки ВМФ СССР в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Летопись боевых походов. Часть II. Черноморский Флот – М.: Стратегия КМ, 2003
  8. https://www.history.navy.mil
  9. https://usnwcarchive.org