3.НЕЧТО (Последняя глава

              3.НЕЧТО (Последняя глава)

   Добравшись домой, Петрович прошёлся по двору, сел на порожки, выпростав ноги, словно залитые свинцом. 

- Ну, и денёк. – Петрович запустил правую руку на затылок и поскрёб. - Закрученный и заверченный. Кто – то, а кто? -  ходит с хворостиной по посёлку и припаривает. Прокурора, главу администрации и начальника полиции тоже отоварил? Бабы и мужики говорили, что скорые их отвезли. А что? Хворостина хороша. Воспитывают…

   Петрович почувствовал, что его тянет в сон, и он поспал бы, если бы не почувствовал, что за его спиной зашевелилось, потом стихло, а после легонько толкнуло в бок.

- Проверим, - бросил он. – Где наша не пропадала.

   Одна бутылка была пустой.  Её обработал Трутень, которого сильно подкосили поиски тайника в курятнике. Одним махом взял. Чуть не захлебнулся. Петрович ещё не видел, чтоб так заглатывали.  Откупорив вторую бутылку, он налил в два стакана, поставил миску с огурцами, нарезал хлеб, один стакан поставил перед собой, второй отодвинул.

- За здоровье, - сказал он. – Гостем будешь. Загружайся. Посидим, поговорим.

— Это можно. Наконец, пригласил, - голос с обидой, -  а то матерком сыпешь, да руками за спиной меня ищешь.

   Петрович не остолбенел, не закаменел, не испугался и даже не удивился. Ещё бы. Столько странностей было днём, так что ещё одна его не смутила.

- Так, - процедил он. – Давай побеседуем. Только, кто ты?

- Эх, Петрович, Петрович, - вздохнули с иронией. -  Сколько намёков я тебе давал, а ты так и не понял, кто я. Пошевели интеллектом.

- Да он от сегодняшнего даже шевелиться уже не может.

- Ну, когда расшевелятся, тогда и представлюсь.

- Ладно. Хворостиной поработал, конечно, ты. И с интеллектуальным поездом, и с любовниками, и…, - Петрович махнул рукой. – Напряг кое – кого.

- Что? Плохая работа? – донеслось с обидой.

- Да, нет. Работа хорошая, нужная, воспитательная.

- Ну, ну воспитательная, - хмыкнули.

- Что хмыкаешь. Меня из-за тебя чуть не упекли.

- Виноват, но для этого я предусмотрел кое – что.

   На стол плюхнулся дипломат и жёлтый чемодан.

–Компенсация, которую я взял у Стряпухина и главы администрации. Я к нему в виде прокурора заходил. Знаю по твоему интеллекту, что ты против этого, но мы деньги будем раздавать интеллектуально бедным.

- Об интеллектуально бедных потом. Разговариваю, не зная с кем.  Ты проявиться   можешь, чтобы я увидел, какой ты?

— Это не проблема, - пренебрежительный голос.  У меня много сущностей. И человеческая, и космическая, и животная.  Могу, в кого угодно вселяться и в кого угодно превращаться. Хочешь в медведя?

- Ты это, сдурел, - вскочил Петрович, - он мне всю кухню раздолбает.

- А ты только представь. Идешь по посёлку, а рядом с тобой медведь вышагивает. Класс. Посельчане любопытные. Спрашивают тебя: Петрович, откуда медведя взял, а медведь, как откроет зевало, я ему речь человеческую придам, как гаркнет: интеллектуальные недоноски, мать вашу!  что вылупились?

-  А что ты ещё можешь?

- Да всё, - через открытую форточку просвистел плевок. - Мне для этого надо только нажать нужную кнопку.  Я умею раздваиваться, делиться. Да у меня масса функций, но я беззлобный.  Больше шутить люблю. В какой сущности   ты хочешь увидеть меня?

- Конечно в человеческой, других я по телевизору насмотрелся.

Ой – ля – ля. Человеческая. Ну, смотри.

   Петрович не успел даже глазом моргнуть, как перед ним появились огромные кривые зубы, налитые кровью глаза и непомерная пасть.

   Другой человек, увидев такой оскал, мигом выметнулся бы на улице с горящими пятками и свистящим дыханием и с такой скоростью, что за один мах брал бы по километру, но это же был не другой, не из мякины слепленный, а Петрович: бывший мастер депо. Схватив скалку, он так треснул по глазам, что они выскочили   и забегали по полу.

- Ты, браток, так не шути, ой – ля – ля, -  - бросил он, - я за себя постоять могу. На фигли – мигли меня не возьмёшь.

   Воздух вспыхнул, словно загорелся и перед Петровичем оказался маленький, лысый человек в лихо заломленной набекрень кепке.

- Мать твою, Петрович, - закартавил он, поднимая выскочившие глаза и вставляю их в опустевшие дыры. – Это что архиважно бить по морде. Ты что не узнаешь меня?

- Как так не узнать твою кепку, и кто под кепкой!  – Петрович потёр ладошку об ладошку. –  Давно хотел с тобой потолковать, а то о тебе тут разное говорят. Проясни мне. Ты хоть в курсе, что тебя у нас размазали, на сколько мозгов хватило. Тебя   и в бандита зачислили, и в шпиона, и в вождя. Кто во что горазд. Так что и не поймешь, кто ты на самом деле. Подсказал бы, кто ты? Вышел бы на улицу. Пояснил бы народу.

- Ты, Петрович, меня не соблазняй.  Знаю я вас. Господа – товарищи, - с издёвкой протянул он. -  Раньше липли ко мне. В мировом креативе выставляли. А сейчас, если выйду, меня господа -  товарищи раз и под саблю.

— Это как?

- А вот так. – Он стащил кепку и, словно веером замахал перед своим лицом. - Посадят меня в бочку с дерьмом, а сами станут сзади с саблями. Шагом марш. Бочка едет, и я в ней. Они саблями вжик, если я не нырну, то голову к чёртовой матери снесут. Нет, Петрович. Нырять я никак не хочу.

-  А понырять тебе стоило бы.

— Это почему же?

- Потому что ты нам притащил идею с чужой земли, а не с нашей. Вот она и не прирослась у нас. Нужно было со своей земли брать, а ты от чужаков схватил. Кровищи сколько пролили за неё, а толка. Эх, - Петрович размахнулся, но кепка исчезла. – Ловкий. А ну покажи ещё кого – то. Стоящего.

-  Раз плюнуть.

      Появились усы, трубка, дымившая, как паровоз.

- Привет, - внимательно присмотревшись, загорланил Петрович. – Как там жизнь у тебя? У нас после твоего ухода такой бардак пошёл, что концы с концами связать не можем. Вылазь, дорогой. Наведи порядок. Нынешние верхи мелкими пошли. Не справляются. Тут мужик вроде тебя нужен. Вылезай. Вот народ – то обрадуется.

   Петрович надеялся услышать согласие, похвалу за приглашение, но не тут - то было.

- Мы тут с товарищами крепко посоветовались и решили нэ вылазить.

— Это почему же. Боишься? Раньше смелый был. Страну в кулаке держал.

- Нэ боимся, но сильно остерегаемся. Расстреляют. Пусть гарантии дадут – мы тогда вылезем. - Он набрал побольше дыма и со всей силой запустил в лицо Петровича.

- Ну, тогда, брат, не сердись? Страна в развале, а ты дым пускаешь и со своей братией отсиживаешься. Ждёшь, пока всё утихомирится, а потом выскочишь. Так дело не пойдёт. Погноил ты немало. Получай по – мужицки.

   Петрович не промахнулся. Звезданул так, что искры сыпанули, отлетели   усы, а трубка, вырвавшись, и словно огнедышащий язык дракона, заметелила по кухне, ринулась к окошку. Помчалась к центру, закружила над проходящими посельчанами, которые испуганно посыпались на землю, заметалась, как бешенная, выписывая круги, а потом, проскочив между магазинами, помчалась к бусугарне, и, влетев в открытое окно, плюхнулась в кружку пива, и, зашипев, застыла.

-  Давай дальше, - бросил Петрович

- Да подожди ты, запутался я, а как тут не запутаться, когда я не интеллекты вижу у вас, а одни булыжники. Где интеллектуальные россыпи, алмазы, сапфиры, рубины, жемчуга, изумруды. Где?

- Ты это, - рассвирепел Петрович. -  Язык придержи. Одни булыжники. Дёрнул. Помело своё на полку и не хай, а то не посмотрю и зашибу.

- Ой, Петрович, ну, стукнешь по морде. Вы уже так своими интеллектами   настукались, что без этого жить уже не можете.  Так и ищите кого бы прибить.

   Свет вдруг сгустился.  Минут пять стояла тишина.  Было слышно только тихое копошение. Наконец напротив Петровича на стул шлёпнулся мужик, который, словно вывалился из воздуха. 

   Был он лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волосы были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары.

- Не узнаешь, Петрович. Эх ты. А сейчас.

   Лицом тот же самый мужик, но в красивом казацком кафтане, обшитым галунами, в высокой соболиной шапке с золотыми кистями, сверкающими глазами.

- Не узнаешь Емельяна Пугачёва.

- А почему ты превратился в Емельяна?

- - Нравится он мне.  Особенно его кафтан и соболиная шапка.

    Он залпом выпил стакан, хрустнул огурцом и, захватив в пучок бороду, вытер губы.

- Что бородой трёшь. Салфетку возьми.

- Эх, ты. Думаешь, Емельян салфеткой вытирался. Кого ещё хочешь увидеть.

-А вот того. Громилу чиновничьего преобразования.

— Это кто же ещё за тип такой? А! Капитан – бомбардир.

   Петрович не успел и моргнуть, как напротив него уселся громадный мужик в   доспехах и с потухшим взглядом.

- Ну, что, - начал Петрович. – Много достойного ты сделал. Только вот скажи мне. На хрен ты чиновничество из Запада на Русь приволок? Не нашего корню оно Задолбало.

- Ошибся маленько, - пророкотал голосище.

- Ошибся. Ты не отсиживайся там, а давай махай к нам. Ошибочку исправлять нужно.

- Да ваши чиновники меня сгноят. Мои были покладистей, а ваши сейчас, как звери.

- Эх, ты! – Петрович размахнулся, но кулак пропорол воздух. - Смылся. Ну, и чёрт с тобой.

- Как я тебе?

- Да. Силён, -  ответил Петрович, -. Многое можешь, но я так и не понимаю, кто ты и зачем к нам припёрся?

- Ну, тогда слушай меня внимательно. Кличут меня Федя, - степенно начал он, играя с золотыми кистями -  а фамилия Нечто. Из одной космической цивилизации, командировочный я. Йынневтссукси ткеллетни.

- Не понял.

- А ты пробеги по буквам справа налево. - Он погладил бороду, снял соболиную шапку, вытер со лба пот. –  Послали меня, чтоб я ваши интеллекты   изучил и проверил. Помотался.  Правда, пока не везде побывал. И что? Не то, что интеллекта пока не нашёл. Ни одной даже интеллектуальной клеточки. Все выщипали друг у друга, но я же сказал, что пока не всех проверил. Может ещё повезёт. А сейчас я вижу, что травянистые у вас интеллекты, как репейники. А если точнее сказать: гипертрофированные они у вас. Всё лучшее у нас, всё самое,  самое у нас … Загрызёте вы друг друга.

- Ты, Федя, не пугай нас, - отрезал Петрович. -  Мы уже пуганные. А этого сможешь показать, который на танке стоял. Вопросов у меня к нему много.

-Ты хотел сказать: тот который на броневике выступал?

- Да – нет. На броневике с кепкой стоял, а тот без кепки. На танке.

- А, - протянул Федя. – Тот, который страну на лоскуты расшил. О нём я слышал, но у нас его не было. Может, его в другую цивилизацию занесло. В Космосе много цивилизаций. Петрович, ты наливай, а то без этого, - Федя щёлкнул по горлу, - сухо. Есть такие цивилизации, в которых живут, как в раю, а есть такие, где не жизнь, а ад. Слыхал о них?

- Ну.

- Гну. Вы восприняли ад и рай буквально, а они на деле космические цивилизации. Понял.

- Ты меня не разворачивай. Учитель хренов, - вздёрнулся Петрович.

- Твоё дело. Верить мне или нет. Вы тоже космическая цивилизация. И знаешь, скажу тебе честно. – Федя нагнулся к Петровичу. - Ни одна из космических цивилизаций не хочет дружить с вашей. У нас тоже и города есть, и посёлки, и деревни, и сёла, и хутора. Признаюсь, без вранья. Говорю честно. Тебе, конечно, обидно будет, но даже ни один наш космический хутор не хочет иметь с вами никаких дел. Напрочь отказываются, вы выдумывали много хороших слов, а ни хрена не можете их исполнить, - рубанул Федя. – Некоторые настаивают, чтоб вас из Космоса вычеркнуть и поселить в какую – нибудь чёрную дыру.

— Это почему же? – вспыхнул Петрович.

- Да потому, что такие, как ваш Михаил Иванович, директор школы, а таких много у вас, выпускают ущербные интеллекты и интеллекты вседозволенности, а им с верху ещё и помогают.

- А ты считал: много у вас. Если считал, говори: сколько?

- Считать не нужно, - отсёк Федя и, поводя в воздухе рукой, вытащил из него газетки, телевизор, потом ещё раз поводил рукой в воздухе, из него вынырнул диван и примостился возле стены. Федя растянулся на диване, закинул ногу за ногу. Газетки он подбросил Петровичу, включил телевизор. – Читай, Петрович, и смотри. Вот и весь счёт А ещё. Вот сейчас мы с тобой перенесёмся в одно место. Превращу тебя в невидимого. Я с собой на всякий случай такие инструменты прихватил, чтоб невидимость делать.

- А, ну покажи.

   Федя полез за пазуху, долго рылся, слышалось только звяканье. Наконец он вытащил плоскую отвёртку и разводной гаечный ключ. Они, как показалось Петровичу, были покрыты ржавчиной.

— Вот, - гордо сказал Федя. – Инструменты невидимости.

- Ты, Фёдор, спятил, - захохотал Петрович. -  Какие же это инструменты невидимости?

- А ты спроси верхних. Видели они их или не видели?

- С верхними, может быть, и так, но с мужиками нет.  Любой мужик может их сделать. Они ещё и в ржавчине.

— Это не ржавчина. Это такой металл, который, если я нажимаю кнопку, то он приобретает особые свойства, а после, если коснуться им человека или другой любой вещи, делает их невидимыми. Сейчас я тебя невидимым сделаю. А ещё и докажу, что твоя идея, то есть хворостина не годится для излечения вашего интеллекта. Тут другое нужно.  Хворостина — это мелочь.

   Петрович почувствовал, как его подняло и понесло. Он закрыл глаза, а когда открыл увидел Марковну. Она, стоя за прилавком и оглядываясь по сторонам, перебирала деньги, складывала их в две стопки и приговаривала: это государству, это мне на платье. Это государству, это мне на туфли.

- Видишь, - шепнул Федя. – Сегодня я её порол, а она снова за старое. Это государству, это мне на туфли. Не помогает. Не работает твой метод. Мелковат.

   Не выдержал Петрович. Рванул голосищем так, что магазин заколебался и чуть не рухнул.

- Марковна! Зараза! Ты что же государственные деньги воруешь. Тебя сегодня же пороли. А ты опять воруешь.

- Не ворую, не ворую, - застрочила она. – Считаю. Это государственные и это государственные. – Марковна сгребла стопки в одну кучу, а потом оглянулась. -  А кто это кричит. – Она прошлась по помещению магазина. - Никого нет. Дура я. Почудилось.  В гробу я видела порку. Все деньги мои. А государству скажу, что обворовали. Дверь в подсобке выломаю, она и так еле, еле держится.

- Ну, что, - Федя посмотрел на Петровича. – Выкусил. Хлебнул. Смотаемся к Михаилу Ивановичу. Так я тебе сразу скажу. Он новый список запрещённых сказок составляет. Хвостов дырки в потолке клуба сверлит, чтоб обчистить посёлок. Газ уже купил. Скоро посельчане придут. Он газ пустит, и все карманы его. Слетаем к нему.

   Чердак клуба был запылён. Хвостов отбойным молотком пробивал дырки. Тяжелая работа для завклуба, но под чердаком рассаживались посельчане, карманы которых были забиты деньгами для аукциона. Нужно было подождать, чтобы взять завклуба на горячем, но разозлившийся Петрович, не выдержал и сорвался.

- Хвостов. Паразит. Ты что же делаешь?

- А что, - завклуб даже не обернулся на голос, - сверлю дырки в потолке, чтобы воздуха было побольше в зале, а то люди задыхаются. Я им свеженького подпускаю.

— Вот видишь, - шепнул Федя. – Этот даже не обернулся. Сразу объяснение нашёл. Так что? Слетаем к Михаилу Ивановичу?

   Слетали.

   Все учителя сидели в классе, Михаил Иванович не спешно прогуливался по проходу и диктовал.

- Что диктует ясно, - бросил Фея. -  Сказку о золотой рыбке. Дескать эта сказка принижает духовные ценности и восхваляет материальные и воспитывает в человеке не патриотический настрой, а покорность и жадность. Привести свеженький пример?

-Не нужно, - махнул рукой Петрович.

- Может к Рустаму? Он сейчас вдрызг  фонендоскопом сердце у фигуры ищет. Так, как.

- Тащи меня домой. Вижу, что хворостина не работает.

- Ну. Если Петрович сдаётся, что говорить о других, - вздохнул Федя.

   На кухне, сев за стол и подперев правой рукой левую скулу Петрович долго смотрел в одну точку, а потом, повернувшись к Феде, спросил.

-  Почему ваша цивилизация тебя к нам послала? Скажи, какое вам дело до нас?

- Не понимаешь? Мы вашу цивилизацию строили.

- Подожди. Вы нас строили, а вас кто?

— Это, Петрович, тайна. Малосильны вы, чтобы понять. Не перебивай. Так вот. Строили, такие надежды возлагали на вас, планету из самого лучшего материала слепили, самое лучшее место выбрали, а вы стараетесь под корень всё пустить. А вот этого ой – ля - ля не хотите.

   Перед глазами Петровичем зависла огромнейшая дуля, похожая на грушу.

- Ты, Фёдор, её не мне показывай, а себе. Вы же тут строили и настроили.

- Ну, перестарались. Вдохновение подвело. И промахнулись. Вас нужно было в железных рукавицах держать, а мы вам волю дали. 

   Он дёрнул ещё стакан, ноги выбросил на стол, поковырялся спичкой в пожелтевших зубах.

- А может быть, не всё так и плохо, - начал Федя. -  Я тута всего лишь три месяца. Пошастаю ещё. Может, найду подходящий интеллект. Мы тогда его подработаем, пару, тройку наших интеллектуальных клеточек вставим, и в вождя вашего и так далее до обезьян. А, может быть, и не вставим. – Стол даже заплясал от его удара кулаком. - Будем смотреть на ваше поведение. Нелегко мне одному мотаться, тяжело, - расстроено сказал он. – Могу от усталости ошибиться и приволочь начальству интеллект Марковны или Рустама. И что тогда будет? Слушай, Петрович. – Он наклонился к нему. -  Будь другом. Составь компанию. Мужик ты толковый. Я превращу тебя в невидимую сущность, на кладбище поставим памятник, что ты, как будто умер, потом пошлём телеграмму, что ты живёшь в самых верхних, государственных верхах, а сами помотаемся. Дело – то о – го -го.  Никто ещё не брался за него. Человечеству помочь. Вставить новый интеллект, а поношенный выбросить.  Согласен.

   Задело Петровича. Прихватило желание душу. Помочь человечеству. Это не хворостиной пороть. Да вот так сразу кидаться – не мужицкий это поступок. Степенность нужна.

- Надо раскинуть мозгами. – Петрович нагнал задумчивость на лицо и поскрёб затылок. -  На такие задачки с ходу ответа не дают.

- Ну, ты думай. думай, Петрович, - подхватил Федя. - Утром ответ дашь. А сейчас давай водочки попьём. Давно я её не пил. У нас запрещено. Строго с этим. Такие вот дела. Выбрать подходящий интеллект.

-  А где эти? Стряпухин, его команда, прокурор и другие.

- А их по разным космическим цивилизациям распихали. - бросил Федя. - Будут новые интеллекты вставлять. Кому – какие.

   Уже совсем стемнело, когда Петрович умостился на кровати. Он лежал и думал, глядя на космического Федю, который спал, прилепившись к потолку.