Вы не заметите, когда печи Освенцима зажгут снова

Идея, что Вторая Мировая Война – которую мы называем Великой Отечественной – была схваткой двух одинаково чудовищных тоталитарных режимов, не означает какой-то особенной нетерпимости к коммунизму. Она означает терпимость к нацизму.

Международный день памяти жертв Холокоста отмечается 27 января. Дата выбрана не случайно – именно 27 января советские войска освободили Освенцим, знаменитый концлагерь, где нацисты истребили 2,8 миллионов человек, главным образом евреев.

Кто-то реагировал на эту дату теми или иными мероприятиями, которые должны напомнить о происшедшем тогда, у кого-то это вызвало некоторое раздражение – сколько ж можно, давно все это было, стоит ли постоянно поминать те давние события.

Опыт, в том числе, недавний, показывает, что стоит.

Потому что когда прошлое не помнят, его начинают изобретать заново – а это, заново изобретенное прошлое, становится фундаментом для не слишком привлекательного настоящего.

Нельзя сказать, что ценности, которыми живет современное человечество, сложились благодаря победе над нацизмом – они, конечно, сложились раньше. Но они укрепились, как нечто само собой разумеющееся, именно после того, как идеология, которая последовательно отрицала гуманистическое наследие человеческой (и, в первую очередь, немецкой) культуры, показала, на что она способна – а потом потерпела поражение.

Всеобщая декларация прав человека была принята ООН 10 декабря 1948 года под влиянием неслыханных преступлений, которые были еще очень свежи в памяти. Как говорится в преамбуле Декларации, ее писали «принимая во внимание, что пренебрежение и презрение к правам человека привели к варварским актам, которые возмущают совесть человечества».

Именно отталкивание от варварства нацизма долгое время служило (и служит) предохранителем от возвращения (возможно, в новых формах) подобного же варварства. Поэтому надо внимательно относиться к попыткам это предохранитель сломать.

Когда мне говорят о том, что коммунизм равен нацизму, СССР – Третьему Рейху, только у нацистов форма изящнее, я вспоминаю одно слово – «Освенцим».

Между людьми, которые зажгли печи Освенцима, и людьми, которые их угасили, есть разница.

Если вы ее не замечаете – вы не заметите, когда печи Освенцима зажгут снова. Идея, что Вторая Мировая Война – которую мы называем Великой Отечественной – была схваткой двух одинаково чудовищных тоталитарных режимов, не означает какой-то особенно принципиальной нетерпимости к коммунизму. Она означает терпимость к нацизму.

Если для вас НКВД равно СС, это не значит, что вы сильно не любите НКВД. Можно сильно не любить НКВД – а сравнений таких не делать. Это значит, что для вас СС – это не большее, а, в итоге, намного меньшее зло, что вас уже не беспокоят марши в честь СС, факельные шествия или лозунги этнической чистоты – в самом деле, кто угодно, лишь бы не НКВД.

Другая нелепая идея, которая связана с явным незнанием истории – «Гитлер, хотя бы, не убивал своих».

Гитлер, разумеется, преследовал своих сограждан, он с этого начал – политических противников внутри страны, реальных или потенциальных, тех, кто активно выступал против нацизма, или тех, кто хотя бы имел невосторженный образ мыслей. Социал-демократов,  католиков, протестантов из «исповедующей церкви», много кого еще.

Но своих реальных или предполагаемых противников преследует любая тирания, это не было новым.

Новой была программа так называемой «эвтаназии» – умерщвления неизлечимо больных и нетрудоспособных сограждан. Новым было тщательное преследование евреев по происхождению, совершенно независимо от их убеждений или поведения.

Они могли быть коммунистами или антикоммунистами, иудеями, атеистами или христианами, глубоко приверженными своему еврейству – или совершенно ассимилированными, немцами по языку, культуре и самосознанию, космополитами – или пламенными германскими патриотами. Это могли быть даже ветераны Первой Мировой войны, проливавшие кровь за Германию, искалеченные на поле боя, увенчанные государственными наградами – все это не имело никакого значения.

Все эти люди были сначала оклеветаны, потом поражены в правах, потом лишены свободы, потом мучительски убиты.

Национал-социалисты предательски убивали своих лояльных и законопослушных сограждан, с их семьями, включая младенцев, по причинам, не имевшим никакого отношения к их поведению – это хорошо известный факт.

Еще один тезис, который стоит пересмотреть в свете этой истории – вера в свет с Запада.

Она тесно связана с верой в прогресс – предполагается, что страны, достигшие большего прогресса в науке, экономике и общем благоустройстве, продвинулись дальше по пути прогресса, и поэтому их надо догонять, подражая им во всех отношениях.

Что же, иногда нет ничего зазорного в том, чтобы подражать и догонять – но это уместно не всегда. Иногда прогрессивных идей лучше не подхватывать.

Прогресс не только преодолевает старые формы зла – он порождает новые.

Идеология нацизма не была придумана какими-то безграмотными громилами, собравшимися за кружкой пива. Это не было внезапной эпидемией безумия. Это было апогеем длительного интеллектуального процесса, который развивался в западном мире в целом.

Идеи расового превосходства появляются у французских аристократов, которые обосновывали свои привилегии тем, что происходят, якобы, от германского племени франков, и, поэтому, имеют природное право владычествовать над простолюдинами кельтского происхождения. Потом они получают мощное развитие в англоязычном мире – в Британии и США, и где они очень хорошо ложатся на определенную интерпретацию теории эволюции.

К началу ХХ века признанные ученые мужи полагают, что человеческие расы находятся на разных ступенях перехода от животного к человеку – чернокожие ближе всего к обезьянам, вполне развившиеся люди – это представители так называемой «тевтонской расы», то есть жители северной Европы, говорящие на языках германской группы, ирландцы стоят в «расовом отношении» ниже англосаксов, итальянцы – еще ниже, славяне – еще.

Сейчас в это трудно поверить, но в то время все это считалось совершенно научным, снаряжались, например, экспедиции, которые разоряли кладбища австралийских аборигенов, чтобы добыть их черепа – и научно продемонстрировать, что коренные австралийцы – это «переходная форма» от неандертальца к современному человеку.

#{author}Научными считались и идеи искусственной селекции  человека – евгеника, то есть учение о том, что людей с «хорошей наследственностью» следует поощрять размножаться с «правильными» брачными партнерами, а вот размножение людей с «плохой» наследственностью сдерживать, вплоть до принудительной стерилизации.

В одних только США были принудительно стерилизованы около 60 000 человек.

В германском национал-социализме эти идеи достигли своего логического предела, и раскрыли весь содержащийся в них потенциал войны и геноцида. Но вызревали они довольно долго в среде наиболее научно, экономически, и культурно развитых стран мира.

В России расовая теория никогда не была популярна в силу нашей относительной отсталости – когда более развитые нации вовсю уже мерили черепа и писали научные труды об опасности  расового вырождения, мы еще не дошли до этого этапа развития – а потом и сам Запад оставил его позади.

Это, может быть, наиболее заметный, но не единственный пример того, что более высокий уровень науки и экономики не обязательно означает более высокий уровень морали.

Не надо бежать вприпрыжку за передовыми странами и считать все идеи, популярные в них на данный момент, обязательными для подражания. Не исключено, что через одно поколения эти идеи будут восприниматься в тех же странах с ужасом и отвращением.

А «варварские акты, которые возмущают совесть человечества», стоит помнить, не чтобы предъявлять кому-то претензии (все эти злодеи давно мертвы) а чтобы понимать – так бывает. Цивилизация, хотя бы относительная гуманность, хотя бы какое-то представление о ценности человеческой жизни – все это очень хрупкие вещи. Их надо беречь.

А к любым попыткам реабилитации нацизма относиться с должной нетерпимостью.

Сергей Худиев
публицист, богослов