НЕЧТО. ПРОДОЛЖЕНИЕ. «СТЕПНОЙ МИРАЖ»

       НЕЧТО. ПРОДОЛЖЕНИЕ. «СТЕПНОЙ МИРАЖ»

- Мстить, мстить, - вопила Кукушкина. – И только мстить.

   Что с ней случилось?  Орёт, как бешенная. Кому и за что мстить?

   Чтобы разобраться в этом, нужно узнать, а куда же делись Стряпухин и Кукушкина после депо? Где они сейчас? Может быть, читателя они и не интересуют, а автор волнуется. Возможно, Стряпухин решил пойти в полицию и заявить на Никиту, Петровича, Николая Ивановича?  Нет. Это невозможно. Это никогда не случится.

   Стряпухин, хотя и младший научный сотрудник и суперсверхкреативный, более того, суперсверхинтеллектуал, но в полицию ни за что добровольно не пойдёт. Он не раз уже бывал там за занятие мелкой интеллектуальной деятельностью по карманам, сумочкам и знает: деньги отберут и выпрут. Да еще скажут: в следующий раз приноси побольше.

   Стряпухин вылавливал жертву на рынках, вокзалах, с ходу бросался к ней, лилась его обильная, обволакивающая речь: Нина, Ирина, давно не виделись, а потом «ах, вышла ошибочка», благородные извинения, после которых тоже лились, но не речи, а слезы опустошенных и ниночек, и ириночек.

   Учебным объектом являлась Кукушкина, обвешанная мелкими колокольчиками. Она ходила по комнате с сумочкой, Стряпухин   подходил к ней, обнимал и запускал руку в сумочку. Если колокольчик не звенел, Стряпухин получал поцелуй, но, если колокольчик начинал яростно заливаться, щёки Володи приобретали цвет калённого железа. Стряпухин просил Кукушкину работать словом, но не руками, на что она отвечала: в подобных случаях нужно крепко терпеть и сильно извиняться. Кукушкина с презрением относилась к его мелко денежной профессии, добыча от которой   оседала в уличных кафе и никак не могла добраться до ресторанов, засеявших город, как саранча.

   Выметнувшись из кабинета Николая Ивановича, Стряпухин и Кукушкина, набирая галопный темп, углубились в посадку и нехожеными тропами выбрались за окраину, как сказал Володя: совсем неинтеллектуального поселка. Подальше от него. С глаз долой. Не посёлок, а какая – то могильная дыра. Поезд пропал. Как, куда – неизвестно. Как отчитываться перед Мишкой? А те два дурня в конторе? Поверили, что там деньги Кукушкиной. До города три километра. И пешедралом.  Никаких машин, а если какая – то и появиться, не садиться. Завезут в темное местечко, ограбят и еще прихлопнут.

- Открой чемодан, - просила Кукушкина. - Посмотри, посчитай: все ли деньги?

- Не гони ерунду, - отбивался Стряпухин. - Ты где видела, чтобы на дороге открывали чемоданы с такими деньгами и считали? – едко добавлял он. – Может, инопланетяне так делают. Ты по этой части интеллектуал. Вызови их. Пусть подбросят до города.

- Ты бы молчал. Квантовая запутанность, - отсекала Кукушкина. - Инопланетянам деньги не нужны. Они питаются энергией, и всё делают за счёт психической энергии. Даже деньги могут сделать. Сконцентрируются, представят, например, тысячу и лепят. Я тоже учусь.

- А твоя психическая энергия хоть рубль сработает или машину до города доехать?

- Пока не получается. Энергия малосильная. Нужно побольше набрать.

- Эх, Кукушкина. Ты не на интеллектуальной лекции. Лапшу другим на уши вещай, - отмахнулся Стряпухин. – А чемодан открывать не нужно. По тяжести чувствую, что всё в порядке. Открою, а вдруг кто – то увидит. Ветер налетит. Разбросает.

- Да никого нет.

- Сейчас нет, а потом может появиться. Жизнь, - вздохнул Володя, -   строится не на плавном течении, а на «вдруг». Показать, что такое вдруг?

- Пошел к черту, - огрызнулась Кукушкина.

   Стряпухин делает рывок и начинает исчезать вдали. Кукушкина столбенеет, а потом, сняв туфли, мчится за ним, выбивая разъярённый крик: подлец, половина денег моих.

   Стряпухин останавливается. Кукушкина не тормозит и с ходу сбивает его. Оба валяются в пыли.

- Поняла, что такое вдруг, - говорит Володя, отряхиваясь от пыли, и думает: «А ведь чья идея, того и деньги. Закачу я ей «вдруг», только попозже». Лучше помечтаем. Дойдем до города, закажем в гостинице скромный, а не самый дорогой номер, чтоб подозрений не вызывать. конспирация и посчитаем. А вон и город, - радостно закричал Стряпухин. – Я вижу телевизионную вышку. До него километра три.

   Он ускорил шаг. Кукушкина перешла на рысь, но странное дело. Они прошли три километра, но город не приблизился. Прошли еще три- тоже самое.

- Наверное, я ошибся. Город подальше. Нужно спросить у кого –  то, - бросил Стряпухин. – Видишь там лесок, речку, хатку. С нее и начинается какой - то поселок.

   Хозяйкой хатки оказалась многолетняя старушка с подслеповатыми глазами, шаркающей походкой, трясучей головой, словом, со всем тем, что нагоняет старость, пытаясь добить остатки живого.

- Бабушка, а как пройти к городу?

- Не знаю, - пошамкала старуха

- А до города далеко? –  спросил он.

- Не знаю.

- Что ты заладила, - вскипел Стряпухин. – Не знаю, не знаю. Других слов нет?

- Не знаю.

- Мать твою, -гаркнул Стряпухин. –  Я вижу телевизионную вышку. Вот дорога. Правильно я иду?

— Это не правильная дорога, - вздохнула старуха. - Раньше она была правильной. Люди по ней в город ходили, телеги, машины ездили, а сейчас сколько не иди по ней до города не дойдешь.

- Что мелишь, бабка. Она что живая? Сколько не иди, а она всё удлиняется и удлиняется.

Ты не мудри, и мозги мне не заворачивай, а скажи по – человечески.

- Да, что ты меня пытаешь.  Не знаю. Говорят, что это неправильная дорога, где -то есть правильная дорога, ищут, а найти не могут.

- Я тебе и денег дам, - подъехал Стряпухин. - Только покажи эту, как ее, правильную дорогу. У меня куча денег, - развязался Володя, - я тебе столько дам, что ты дворец сможешь выстроить. Покажи.

- Я же тебе уже сказала. Не знаю.

- Я тебе вдвое больше дам.

- Тебе же сказано: не знаю.

- Да что ты: не знаю, не знаю, -  не вскипятился, а заголосил Стряпухин. – Хочешь, я тебе кучу дров нарублю, а ты мне покажешь дорогу правильную.

   Дрова были объёмистыми, перевитыми огромным сучками. Володя наворотил огромную кучу чурок, пропитался потом до печёнок.

- На всю жизнь хватит. Теперь говори.

- Что помог, это хорошо, а где правильная дорога не знаю.

   Стряпухин не то, что онемел, окаменел, а окостенел, потерял все движения, удалось и то с превеликим трудом открыть рот.

- Ты что старая, мать твою, Баба Яга и та добрее и языкастей, а ты, ты… Покрошу.

   Стряпухин был вне себя. Решил попугать. Он поднял топор, но тотчас отбросил, так как ему показалось, что старуха, заложив два пальца в рот, пронзительно свистнула, после чего из воздуха вывалилась коса и, сверкнув в солнечных лучах, мотнулась над его головой и исчезла.

- Ты это не шути, - Стряпухин плюхнулся на землю, а потом вскочил и судорожно пощупал голову. На месте. Только на макушке волос был выстрижен.

— Это ты косой махнула? – налетел он. — Это у тебя коса была, и ты свистела.

- Когда я в девках ходила, ох, красивая у меня коса была. До пояса доставала.

- Я тебя не о девичьей косе спрашиваю, а о железной, которой траву пашут.

- Нет у меня такой косы.

- А кто мне макушку обстриг? Вот тут, - он застучал по макушке, - волос был, а теперь нет. Куда делся?

— Это умный волос покинул дурную голову.

- Ты, бабка, свой интеллект туши. Что взялся и целый клок сразу.

- Так умные волосы разные бывают. Иные толпой вываливаются с дурной головы.

- Да, хрен с ними, - сдался Стряпухин. - Ради Бога, скажи, где правильная дорога.

- Не знаю. Старая, забыла. Ты вот молодой, а всё знаешь?

- Все, -  с усилием отшлёпал Стряпухин.

- Зачем тогда дорогу спрашиваешь, коли все знаешь, - старуха хитро улыбнулась, но Стряпухин не заметил, -   иди.

- Сбрендила бабка, - сказал Володя, выходя на улицу. – Дорога есть же. Есть. И город я вижу. Поспрошать у других? – Он осмотрелся. Такие же хатки. Махнув рукой, направился к кустарникам.

- Ну, что? – спросила Кукушкина.

- Да у нее интеллект не тот, как у бабы Яги, -  небрежно бросил Стряпухин. –  Какой – то путанный. Старого образца, что ли: не знаю, не знаю. Она даже деньги не берёт и дорогу не показывает.

- А почему у тебя макушка лысая?

- Старуха сказала, что дурной волос покидает умную голову, - соврал Стряпухин и добавил. - Говорит, что есть правильная дорога, есть неправильная.

- Старуха сошла с ума, - констатировала Кукушкина, ощупывая свою голову. - Правильная дорога, неправильная. Пойдем по то той, по которой шли.

- А вдруг старуха права?

- Ты что дурак? – отрезала Кукушкина. - В чемодане такие деньги, а он какую – то правильную дорогу будет искать.  Да с нашими деньгами любая дорога правильная. Но на всякий случай давай я схожу. Со мной она разговорится.

- Иди.

- А куда идти?

- Как куда? К старухе.

- Да ты, что ослеп. Посмотри.

   Стряпухин посмотрел. Замотал головой, да так яростно, что шея затрещала. И было от чего. Ни хатки, ни посёлка, ни речки, ни леса… Одна степь.

— Это был степной мираж, - тяжело вздохнул он, но потом судорожно пощупал макушку: лысая, - но это же не мираж.

- Успокойся, - бросила Кукушкина. – Естественное облысение.

- Ну, если так.

-  Открывай чемодан.  Никого нет. Можно и смотреть, и считать.

- Что пристала, - заорал он, разозлившись из-за естественного облысения. - Ну, на тебе.

   Лихо щёлкнули застежки. Вот и ну, на тебе. Стряпухин застыл, словно статуя. Поведение Кукушкиной оказалось странным. Она бросилась бежать, причитаю на ходу: убили, убили.

- Кого убили?  – заекало в груди Стряпухина.

- Ты что ослеп. В чемодане женские волосы. Убили, зарезали, волосы обрезали и в чемодан, и нам отдали. Всё свалят на нас. А я сидеть не хочу, - залилась слезами она.

- Дура, - взвился Стряпухин. – Нас просто надули. Это не волосы. Это пакля.

- Пакля, - протянула Кукушкина. -  Ах, пакля. – Она бешено   затопала ногами. – Надули. Мстить и только мстить. Я этого Никиту и тех двух…

- А может это старуха, - заикнулся Стряпухин. - Наколдовала. Колдунья.

- Совсем очумел.  Ты что не видел, в каких хатках живут современные колдуньи? Мираж это был.

   Речь Кукушкиной была настолько образной, что мы не решаемся ее приводить. Пусть она выговорится, ничего нового и интересного мы не услышим, лучше вернемся к Петровичу