Удивительная вещь — диктатура

Удивительная все-таки вещь — диктатура. Почитайте историю — ни один из более-менее известных тиранов не обладал сверхспособностями. Никто не умел летать, не владел даром бессмертия и не мог пускать молнии из глаз. Не было среди них каменных великанов или огнедышащих драконов. Нет. И напротив — все они были вполне обычными людьми, с самым заурядным набором качеств. Простые, обычные ребята все были. Как мы с вами.

Ну вот что такого делал Гитлер, например? Ну, орал. Так вы знаете, как я умею орать? Я тут недавно так орал на новых соседей, которые придумали курить прямо на площадке и там же оставлять свою вонючую баночку с окурками, так орал я на них, что любо-дорого было слушать и смотреть, вот как я орал. Я так орал, что какой-то своей частью наблюдал за собой со стороны и восхищался! Рукоплескал я себе мысленно! Вот это орет человек, вот это я понимаю — старается. Глаза бешеные, на выкате, лицо багровое, мимика жуткая, на лбу испарина с натуги проступила, ручищами машет и страшным рыком исторгает проклятия и угрозы.

И попробуй возрази! Горло на лету перекусит. Вон зубищами-то как клацает, аспид! Всю душу отдает процессу, без остатка! Старик Станиславский прямо расцеловал бы такого и сказал сквозь густую слезу умиления — верю, верю, чертяка ты эдакий! Хорош, шельма! Разбередил всю душу, озорник!

А уж когда баба моя к скандалу тому бытовому подключилась, и тоже с визгом выкатилась из квартиры рвать курильщиков на меха — так те и вовсе пожалели, что эволюция во главе с Чарльзом Дарвином вынесла их из пучины, сделав прямоходящими и пересекла тут с нами на одном этаже.

Были бы сейчас рыбами — плавали бы себе в море-океане, да помалкивали довольные. А тут на тебе, выучились курить на свою голову, теперь расхлебывай.

Однако отвлеклись.

И вот люди слушают такое, или примерно такое, только в исполнении царей, королей, вождей и фюреров, и охотно пугаются. Пугаются сами и пугают окружающих. Большие начальники доводят до припадков начальников мелких, те, в свою очередь, набрасываются и грызут подчиненных всех сортов, подчиненные приходят домой, раздраженно оценивают состояние ужина как неудовлетворительное и орут на жен, жены, справедливо полагающие, что лучшая часть их жизненного цикла отдана не тому и не за тем, отвешивают подзатыльник нерадивым и радивым детям, дети, вдоволь наревевшись, таскают вонючих кошек за хвосты и ломают свежепосаженные березки в парках, кошки начинают какать где попало и драть дорогие немецкие обои в коридоре, березки вырастают всем назло чахлыми, кривыми, но разлапистыми тополями, от которых потом пух валит по округе такой, что непонятно, как вообще теперь жить-то дальше, и даже погода становится какая-то не такая, а плаксивая и скверная, не как раньше и вообще говно.

И никому, абсолютно никому не приходит в голову прекратить все это немедленно. Перестать пугаться и пугать. И вот это нежелание — очень удивительно лично мне, ребята.