Охотник (переработано)

        Он выбрал самое удачное место для охоты. Густая, рослая трава, пахнущая солнцем, в которой можно было спрятаться, а рядом вода, она должна была служить приманкой для жаждущих, но приманка чуть не погубила его. Он лежал, растянувшись всем телом, чувствуя, как налетающий ветерок, срывая прохладу с воды, приятно освежал всего его и осматривал своё оружие, которое никогда не подводило его. Когда ветерок улетал, его обволакивала пылающая жара, воздух, словно кипел, но, несмотря на это, он не то, что не шевелился, а старался даже не дышать и терпеливо ждал, ощущая бурные приливы крови, которые туманили его глаза и горячили сердце.

           Настроение было отменное. Утром он изгнал чужака-охотника, который попытался занять его место. Чужак был массивнее и надеялся на лёгкий и быстрый успех, но он не знал, с кем имеет дело, как не знал и его коронной приём. Когда драка затягивалась, он валился на землю и притворялся побеждённым. Противник наслаждался победой, но в это время он обрушивался на него, и тому с трудом удавалось ускользнуть. Он никогда не преследовал, так как считал это напрасной тратой сил, которые нужно беречь только для охоты.

           Он чутко держал ухо, прислушиваясь к каждому шороху, но будучи уверенным в себе, так как каждый раз охота приносила ему удачу, он на несколько секунд расслаблялся. Слегка зевал, потягивался онемевшим телом, скользил небрежным взглядом по безоблачному небу, увлекался мыслями о будущем трофее и даже забывался в короткой лёгкой дрёме, сладко растекавшейся в голове. Он думал о себе, как о лучшем охотнике и был уверен, что равных ему нет, гордился собой, своими зоркими глазами и умением выбирать потаённые места для засады, которые он защищал от других охотников, вступая с ними в жестокие схватки и обращая их в бегство.

       Послышался лёгкий шум крыльев, он напружился, и, подобравшись, сжался в комок. Это будет удачная и незабываемая охота. Венец его славы. Когда шум крыльев утих, он взвился вверх, чтобы обрушиться на воробья, который уселся на край железной бочки с водой, возле которой прятался он, и стал мирно попивать воду, поднимая и опуская клювик. Какой талант! Какая бушующая сила и взрывающаяся мощь! Какой великолепный, блистательный, обворожительный, восхитительный прыжок, которому позавидовал бы сам царь зверей. Извивающееся в горящих лучах солнца блестящее, чёрное тело с налитыми кровью глазами. Его разрывало самолюбие, пьянило ощущение полёта. Это была самая стремительная атака, которая должна была превратиться в воздушный, сокрушающий таран. Он закосил взглядом, чтобы полюбоваться собой. И какой позорный, жалкий конец.

          Прыжок был настолько мощным, что он, пробив воздух, просвистел, словно камень из пращи мимо воробья и завис, с недоумением рассматривая свои лапы, в которых должен был быть побеждённый со склонённой головой и умоляющим взглядом о пощаде, но воробей всё также сидел на краю бочки и не спеша заглатывал водичку. Он то и дело смачивал остренький, маленький клювик, слегка шуршал крыльями и, весело, даже как бы с наглецой, посматривал на бултыхавшегося в воздухе беспомощного неудачника с растопыренными лапами, который никак не мог понять, как это он промахнулся с таким великолепнейшим прыжком. Мысли сбил страх, перемешал их в одну липкую кучу, которая, разваливаясь, покатилась по телу, когда он ощутил, что падает.

          Он сделал попытку удержаться вначале за счёт шерсти, распушив её, чтобы спланировать, потом за счёт хвоста, который он силился закрутить, словно пропеллер, который пронёс бы его мимо бочки, но рулевое ветрило вопреки его ожиданиям задралось верх, как беспарусная мачта. Он посмотрел вниз и увидел водную бездну, которая приближалась к нему, глядя на него мёртвыми глазами. Он запустил в ход лапы, которые стали бешено разгребать воздух, словно пытались найти под ним опору. Затем выпустил когти, стараясь уцепиться за зыбкую твердь. Раскрыл пасть и судорожно стал засасывать в себя воздух в надежде, что, пополнившись воздухом, он станет легче, и ветер выбросит его за водные пределы. Его последним усилием была попытка даже усесться на ширококрылую бабочку, пролетавшую под ним, но она промелькнула, как стрела, и он всей своей тяжестью на глазах воробья рухнул в бочку с водой, выбив фонтан искрящихся брызг, а потом пошёл на дно.

         - Свободная тварь, - голос громыхнул, словно гром, свалившийся с небес.

        Над бочкой с водой показалась рука, опустилась в воду, пошарив, нащупала его и, схватив за шкуру, вытащила омертвевшего от страха, а после, подставив под солнце, высушила.

       Он увидел мелкого старичка, одетого в короткое ручной работы полотняное одеяние, залихватски перепоясанное тонким кожаным ремешком, из-под которого выглядывали босые ноги. Он стоял на высоком крепко сколоченном табурете, раньше табурета не было, и он словно вывалился из воздуха. Если бы не подстава его спаситель не смог бы дотянуться до воды. Старичок был с огромной блестящей лысиной, отполированной солнцем до зеркального блеска. Лучи, ударяясь об лысину, образовывали вокруг головы светящийся нимб. У него оказалась длиннющая загустевшая борода, которая несколько раз была обвита вокруг шеи. Её остаток был небрежно переброшен через правое плечо, как шарф, и, спускаясь по спине, доставал до самых пят.

          - Я - Бог, - тяжело вздохнув, сказал старичок, опуская правую ногу и осторожно нащупывая землю, чтобы слезть с табурета, -  и породил всех тварей на земле.

         Неудачник зябко отряхнулся и сумрачно посмотрел на старичка, который был похож на хозяина, только у хозяина не было бороды, а вырасти с утра до такого размера она не могла. Он отвёл взгляд от старичка и перевёл его на воробья, перелетевшего с края бочки на яблоневую ветку, который, как казалось ему, с издёвкой смотрел на него. Это обозлило его, так как он не мог допустить распространение воробьиных слухов и сплетен о его промахе. Он рванулся к яблоне, споткнулся об кочку и, завинтившись в клубок, пропахал землю и врезался в ствол яблони, которая от удара обсыпала его яблоками. У него оставались ещё кое-какие гениальные мысли, но в голове заискрило, а воробей, задорно чирикнув, смахнул с ветки.

        - О, Господи, - старичок опять тяжело вздохнул и поднял вверх правую руку. Так поступал и его хозяин перед сном, водя рукой перед лицом и грудью, и глядя на дощечку в углу, на которой был нарисован потемневший человек, очень похожий на старика.  – Я породил всех тварей на земле в воздухе и воде. И что получилось?

           Он внимательно посмотрел на табурет, с его глаз, словно ножи, выскочили остроносые, быстроногие молнии и исполосовали табурет в деревянную щепу.

        - В молодости я каждой твари определил её предназначение, и как хорошо было, я знал, что должна делать каждая тварь, - старичок поискал табурет, но его не было, и он, подставив кулак правой руки под щёку, локтем облокотился об бочку. -  Мужчина, чтобы добывал свой хлеб в поте лица. Женщину, чтобы она ублажала и служила мужчине, помогала ему и рожала детей, чтоб род человеческий не загнивал, а продолжался. Ослу, чтобы он облегчал ношу и труд человека. Верблюду, чтобы человек мог пересекать палящую пустыню, тебя, - он ткнул в него указательным пальцем с толстенным золотым перстнем, -  чтобы ты ловил мышей, а не летал за воробьями. И зачем я в старости выдумал свободу и дал её каждой твари. Свобода превратилась во вседозволенность, сбила их столку, перепутала и разрушила мой сокровенный божественный замысел, каждая тварь вместо того, чтобы жить в общности, мирно -  стала жить по своему уразумению. У, греховное плоть. - Он развязал ремешок и погрозил им. -  Грешен я, ох, как грешен, - он попытался постучать себя в грудь кулаком, в котором был зажат ремешок, но ремешок запутался в воздухе. - Но судить себя я не хочу, иначе все свои грехи эти твари свалят на меня и запишут в главного греховодника, а возвратить тот день, в который я придумал эту свободу, не могу. И раскаяться не перед кем. Не осталось ни одного мало-мальски честного и верующего в меня. Боже мой, –  бормотал он, растеряно разводя руками.

             Потом он ещё раз тяжело вздохнул, отлепился от бочки и пошёл по огородной тропинке, наступая босыми пятками на конец своей бороды.