НЕЧТО. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОКОНЧАНИЕ ВТОРОЙ ГЛАВЫ, НАЧАЛО ТРЕТЬЕЙ

                   Нечто

           Часть вторая. Окончание второй главы. Начало третьей

 

   Ответа не последовало. Хвостов хотел выматерить Вадима, но почувствовал, как на него хлынула жара, сильно толкнули в бок, он слетел с кресла, ударился об что-то головой, в глазах потемнело, а когда просветлело, увидел стоящего перед ним Абдуллу. Опоясанный ремнями, в кителе и с огромной плетью, обмотанной колючей проволокой.

— Это Вы к кому, - заикаясь спросил Хвостов.

- К тебе. Ну, что тебе тихо не живётся. Хороший клуб, хорошие девчата. Что ещё нужно такому пройдохе, как ты?

   Хвостов не успел ответить. Он услышал громкий свист, увидел, как плётка, разрывая воздух, взметнулась вверх, а потом стремительно ринулась на него, словно змея. Он попытался поднять руки, чтобы защититься, но потерял сознание. Очнулся он от холодной воды, которая потоком лилась на его лицо из ведра в руках Вадима.

- Артем Сергеевич, - говорил Вадим. – Вставайте. В таком виде стыдно лежать. Скоро сеанс начнется. Станут люди входить, а у Вас вид неподходящий.

- А в каком я виде, - прошептал Хвостов.

- Вы голый полностью.  И это, - Вадим нагнулся и зашептал на ухо завклубу, - и это   Вас, словно отпороли. Такие крупные полосы на спиняке и ниже.

-Так кто же меня порол? – вскинулся Хвостов. – Абдулла.

- Не кричите так. Вы, наверное, коньяка перебрали. Видения пошли. Упали как – то неудачно.

- Да какие там видения? Я был в параллельном мире. Меня порол Абдулла, а где же был тогда боевой товарищ Сухов? А! – рявкнул он, напустившись на Вадима – Почему не защитил меня?

- Таких товарищей у Сухова нет, и таких он не защищает.

-Вадим. Опять скажешь, что не ты говорил.

- Да я Ваши вещи собираю. Что не говорил?

- Да вот это. Таких товарищей у Сухова нет, и таких он не защищает.

- Не говорил. Честно.

   Хвостов хотел пуститься в разборки, но, порыскав вспотевшими ладонями по телу, понял, что Вадим прав: вид был совсем не подходящий.

   Он вскочил, зажал в руках свое обвисшее хозяйство, трусцой пробежал по сцене и скрылся за занавесом. В кабинете Хвостов осмотрел побитое место и тщательно проанализировал случившееся. Какая классная идея! Просто хоп – идея.

- В кассе после вчерашнего фильма оставалась полная выручка. Я забираю всю выручку, разумеется прячу ее, иду в полицию, говорю, что меня грабанули, побили, показываю соответствующее место и привет! Адью! Ля мажор! – Он задумался. – Никакого параллельного мира не было. Это коньяк видения вызвал и по полу покатал, чуть ли не всего ободрал. Это с одной стороны, а если проанализировать, то коньяк просто блеск. На такую идею вывел. На трезвяк идеи не прихватишь, а по пьяни просто прут.

3. ОТОРВА МАРКОВНА И ПЕРЕПОЛОХ В МАГАЗИНЕ

   Настроение Петровича было просто отвратительным. Нет не отвратительным. Это мелко сказано, а никуда не годным. Конечно, не ложись и помирай, а ходи и плюйся. Может быть, дернуть, как следует? И пройдёт?

   В продовольственном магазине было пусто. Посельчане отоваривались с утра. В остальное время бабы оттягивались на огородах, мужики прикипали к станкам, шпалам, рельсам в депо.  Продавщица Марковна, положив взлохмаченную голову с красным гребешком на затылке на прилавок, масштабно похрапывала, выпуская ударные волны, из – за которых на полках позвякивало и железо, и стекло.

   Петрович, преодолев первое препятствие: ударные волны, наткнулся на второе. Марковна так крепко спала, что разбудил он её с четвёртого раза. Каждый раз она поднимала голову, смотрела на Петровича, поправляла гребешок и спрашивала: ну, что тебе мой золотой нужно? ты же видишь, что я занята– и снова засыпала.

- Марковна, - заорал Петрович в четвёртый раз. – Горим. Пожар.

   Продавщица ожила и с ходу взяла в карьер, но так, как она была весомой женщиной, то пришлось с карьера перейти на размашистую рысь.

- Гребешок выпал. Сгорит, - поддал Петрович.

- Плевать я хотела на него. У мен дома залежи гребешков.

- А магазин, товар, деньги?

   Куда там. Марковна мчалась, словно ветер, сшибая ногами картошку, морковку в сетках и выметнулась бы на улицу, но Петрович перехватил её за обширную талию. Перехват оказался неудачным. Петрович не учёл, что убыстряющееся тело наращивает массу, а Марковна набрала такую массу, что с лёта чуть не протаранила его, но ущерб сумела нанести. Завалила его на деревянные ящики с огурцами.

- Ты что одурела? – вскипятился Петрович. – А если бы вместо огурцов были помидоры? Во что превратился бы мой костюм? Да и помидоры подавил бы, и квашня получилась бы.

- Плевать я хотела и на твой костюм, и на помидоры. У меня дома залежи и костюмов, и помидоров.  Пожар же. Спасаться нужно.

- А огнетушитель в магазине, на хрена?  А ты от него, как от чёрта мотнулась к двери.

- Плевать я хотела и на огнетушитель. Ты виноват, - заметелила Марковна. – Пожар! Горим! Спасайся!! Дурак, \ закруглилась она.

- Тебя пожаром только и можно разбудить, - бросил Петрович. - Дай мне бутылку водки.

- Из какого отдела? – успокоившись, спросила Марковна.

- Не понял. У тебя, что много водочных отделов?

- У нас открылся «Интеллектуальный отдел», - подбоченившись, ответила Марковна, да так ответила, что Петровича любопытство заглотнуло. - И водка «Интеллектуальная». Не то, что «Парламент» и «Путинка».

- Дай посмотреть.

    Получив бутылку, Петрович увидел, что один уголок этикетки был малость отклеен. Он легонько потянул за него. Этикетка отлепилась. «На завалинке»». Отодрав завалинку, понюхал. Самогон.

- Так. Говоришь, что «Интеллектуальная».

- Не знаю, ничего не знаю, - заверещала Марковна. – Какой – то оптовик привёз. Впихнул, деньги взял и умотался.

-  Когда ты перестанешь брехать, Марковна Заехал оптовик к тебе домой. Выгреб из погреба твой самогон и привёз сюда с этикетками, а ты их наклеила. Вон и пальцы все клеем измазаны.  Ну, что с тобой делать? Рассказать посельчанам?

- Не выдавай, Петрович, - запричитала Марковна. – Я тебе весь «Интеллектуальный» отдел одам.

- Не надо. Чёрт с тобой. Промолчу. В следующий раз не жди. Давай одну бутылку.

   Хлопнула дверь. Петрович повернулся, чтобы посмотреть, кто зашел, но кроме колыхнувшейся занавески на двери ничего не увидел, а когда повернулся, то в глаза бросились две бутылки водки на прилавке.

- Я просил одну, - сказал он, отодвигая другую. - Зачем две суешь.

- Не глухая, - застрочила Марковна, - ты думаешь, что я глухая, слепая девка, ничего не вижу и не слышу, ты мне тут не командуй, чётко сказал: две.

- Одну.

- Совсем от памяти отбился. Может, ещё будешь доказывать, что и не платил. Вот твои деньги. – Марковна сгребла бумажки. - Ровно на две бутылки.

 - Подкупаешь меня. Чтоб я язык на привязи держал. Эх, раздеть бы тебя догола, положить на лавку и прилюдно хворостиной отпороть.

- Хворостины еще такой не нашлось, - отрезала Марковна.

- Найдем.

   Петрович не то, что остолбенел. Окаменел. Слова выговорить не может. Опять непонятный случай. Марковна будет искать хворостину, чтоб ее отпороли? Дело хорошее, но она такое никогда не скажет, но не он же сказал, никого другого не было. Снова слуховые галлюцинации? (Продолжение следует)