НЕЧТО Окончание главы «Борода и запрещённые сказки»)

НЕЧТО (Окончание главы «Борода и запрещённые сказки»)

- При чём здесь мой интеллект, - вспыхнул Осадчий. – Говорите, зачем пришли?

- А, чтобы отпороть Вас хворостиной, - небрежно и спокойно бросил мужик.

   «Ненормальный, псих или после бусугарни мозги заклинило, там такое бывает: сидишь, пьёшь пиво, а тебя ни с того, ни с сего кулаком хрясь», - подумал Михаил Иванович и добавил, криво улыбнувшись.

- А за что меня пороть, извольте спросить?

- О, – удивился мужик. - Вы не знает за что? Я был в Министерстве образования и читал Ваше интеллектуальное письмо, в котором Вы приводили список сказок, которые нужно запретить читать. Разве это не причина, чтобы отпороть Вас?

— Это было согласованное письмо, - завертелся Осадчий.

- А с кем Вы его согласовывали?

- С образованными людьми, - нажал Осадчий. - Прокурором, начальником полиции.

- А, - протянул мужик, -  с интеллектуальными пройдохами.

— Это уважаемые люди, - отбил Михаил Иванович.

- Ну, да. Уважаемые, знаю я таких, - усмехнулся мужик. - Вы сегодня почувствуете их уважение, но к делу. А что Вы в письме предлагали. Запретить читать такие сказки, как «Дюймовочка».  «Малыш и Карлсон. Это же шедевры. А «Малыш и Карлсон» особенно хороши, но Вы написали, что эта сказка отрицает традиционные семейные ценности, а также позволяет формировать неуважению к родителям. Воткнули и «Приключения Тома Сойера и Гекельберри Финна». Они, по Вашему мнению, вообще могут внушить детям мысли о бродяжничестве, а сказка про Колобка содержит элементы физического насилия. Ну, чем плох Карлсон, - насел мужик. - Такой симпатичный. Вы только представьте.

   Осадчему показалось, что мужик сузился, снизился, на спине появился пропеллер.

- А мучительница, какая прекрасная дама, - не отставал мужик. -  Вы же любите дам? Любите. Я знаю, у Вас имеются одна мучительница, которая не отзывается на Ваши позывы, и Вы всячески стараетесь изгнать её из школы.

   Шум пропеллеров затих. Карлсон исчез.   Вместо него появился Колобок. И, наконец, Том Сойер и Гекельберри Финн с сучковатыми палками.

   Михаил Иванович затряс головой, чтобы выбить видение, особенно его пугали Том Сойер и Гекельберри Фини, но видение не выбивалось.

- Я вызову полицию, - вскинулся он и броситься к телефону. Телефон исчез.

- А полиция уже тут.

   Осадчий резко повернулся на голос. Перед ним стоял знакомый полицейский: младший лейтенант Афанасий Митрофанович Трутень, держа руки за спиной.

— Это ты, Афанасий? – усиленно протирая пальцами глаза, спросил он.

- Я, Михаил Иванович.

   Голос был, но что такое голос. Требовалось что – то более весомое.

- А дай – ка я тебя пощупаю.

- Зачем?

- У меня пальцы онемели. Хочу проверить их чувствительность.

   Осадчий облапил лицо Афанасия с такой быстротой, что тот не успел увернуться. Он пропальцировал бы и дальше, но перестал, нащупав погоны с одной звёздочкой. Да. Это был действительно полицейский Афанасий.

- Ты, как здесь оказался, Афанасий?

- Я полчаса стою тут, вызываю Вас на разговор, а Вы бормочите и в сторону смотрите.

- А где мужик с бородой? –  Спохватился Михаил Иванович и завертел головой.

- Он сейчас со мной говорил.

- Не было никакого мужика. Это Вам показалось.

   Михаил Иванович вытер с лица лившийся потоком пот, и хотел облегченно вздохнуть, но его упредил Трутень.

- Красивая пряжа у Вас на столе. Моей бы жене такую. Она мастерица по вязанию.

- Какая еще пряжа, - буркнул Осадчий. – У меня не прядут, а учатся. – Он зацепил взглядом стол и обомлел.

   На столе лежала не пряжа, а борода. Да, да. Та самая, которую таскал мужик. Выходит, что мужик здесь был. Если бы не был, то и бороды не было. Ох, как плохо было Михаилу Ивановичу. Собрав остатки сил, он выплеснул.

- Может быть, это кто-то из учителей мне принес для моей жены? Она тоже прядет. Но, - снова спохватился он, — это же не пряжа. Это борода.

- Хорошая борода для деда Мороза, - сказал Трутень -  Кто-то из учителей принес.

- Возможно. – Осадчий повеселел, а потом насторожился. – Ты зачем пришел ко мне?

- По приказу.

- Какой ещё приказ?

- Да вот. Раздевайтесь.

- Ты не предлагай это дело, - взвился Михаил Иванович.  Ты что свихнулся? В школе?

- Тут другое. Понимаете, мне приказ дали прокурор и начальник полиции. А приказ легкий. Плевый. – Афанасий вытащил руки из - за спины. Хворостина. - Отпороть мне сказали Вас.

- Ты что чокнулся? За что?

- За запрещённые сказки. Вы подставили и прокурора, и начальника полиции своим согласованием с ними.

- А! – злобно забормотал Михаил Иванович. – Теперь всё ясно.  Мужик правду сказал: почувствуете уважение. Я всё понял. Всё понял. Это они подослали мне того мужика, чтобы потрепать нервы. И намек дали. Бороду прислали. Такие бороды в тюрьмах выращивают. Хворостиной грозят. Деньги хотят из меня вытянуть. У, подлецы. Ты только не говорим им, что я так о них, - застрочил он. -  У сволочи. Ты только не говори им, что я так о них.

   Пошло, поехало.

-  У, гады, у, скоты, у, только не говори им, - выкрикивал он, мотаясь по кабинету. -  Слушай Афанасий. Я и тебе денег тоже дам. Только убери хворостину.

- Я честный полицейский, - Трутень зашептал на ухо Осадчему, -  денег дадите, я их возьму, но приказ выполню.  Они Ваше место проверять будут. Мне нельзя отступать.

- Я твоих детей двоечниками сделаю, - выбросил последний аргумент Осадчий.

- Они за границей учатся, -  Трутень улыбнулся. –Разве Вы дотянетесь до Лондона.

   Осадчий почувствовал, как в его голову бурно хлынула темень, закачала и потащила на пол.

   Очнувшись, он внимательно осмотрел кабинет: чисто, светло, уютно, никакой бороды, работал настольный вентилятор, телефон был на месте. Иванович поверил бы, что спал, но поверить было невозможно, так как все его попытки усесться в кресло вызывали адскую боль. Вначале он подумал, что дело в кресле, но кресло было мягким, словно перина, набитая пухом.  Он закрыл дверь, снял со стены зеркало. Оно не лгало. Сомнений не было. Его отпороли.

- Ну, сволочи, - процедил Иванович. – Только кровью, только кровью смою обиду.

   Он около часа пролежал на животе на кушетке, потом, закрыв кабинет, направился в бусугарню, в которой, заглотнув приличный объём пива, предложил мужикам спеть «Эх, ты, барыня, сударыня моя».

   Некоторые подумают, что Михаил Иванович – мерзавец. Ни в коем случае. Он человек лёгкого характера.