«Суть событий» Сергей Пархоменко /// 22.12.17

https://youtu.be/qZcK9tiqBl8 О.Бычкова― 9 часов и 11 минут в Москве. Добрый вечер! У микрофона Ольга Бычкова. Это программа «Суть событий». Самое главное, что с нами у вашингтонского микрофона — Сергей Пархоменко. Добрый вечер тебе, привет-привет!

С.Пархоменко― Привет! Отлично тебя слышу. А ты меня как?

О.Бычкова― Всё хорошо. Я тебя не только слышу, но и вижу, и все тебя могут увидеть, и нас с тобой и вместе, и по отдельности, потому что у нас есть трансляция в Сетевизоре на сайте «Эхо Москвы». И есть у нас трансляция в YouTube, которую тоже легко обнаружить в аккаунте «Эхо Москвы». Это абсолютно прямой эфир, прямо сейчас нас можно там увидеть. Я напомню сразу, прежде чем ты начнешь всем объяснять суть событий всех абсолютно, средства связи. У нас есть СМС-портал: +7 985 970 45 45, аккаунт vyzvon в Твиттере и, собственно, всё. Нам туда можно писать разные сообщения, соображения, и то же самое, кстати, можно делать еще в чате YouTube. Ну что, давай мы начнем.

С.Пархоменко― Я бы хотел только добавить ко всем этим средствам связи, как обычно свой аккаунт в Фейсбуке. Я там выкладываю специальный пост обычно незадолго до программы и собираю разные вопросы и предложения по поводу предстоящей передачи. Мне это обычно очень помогает, хотя я не всегда называю людей по именам, но по существу прошу всех в этой работе участвовать и всех за нее благодарю.

Конечно, я не могу начать программу ни с чего другого, кроме смерти Арсения Борисовича Рогинского, человека, с которым мне довелось довольно тесно работать вместе на протяжение нескольких лет, поскольку движение «Последний адрес», которым я занимаюсь, оно было бы, конечно, абсолютно невозможным без «Мемориала», не просто без помощи «Мемориала», а без участия «Мемориала». Мемориал» является, например, одним из соучредителя фонда «Последний адрес». И вся работа этого народного памятника, который состоит из таких маленьких металлических табличек, которые уже почти в 40 городах России есть, и есть они теперь и в Чехии, и на Украине, и вот-вот появятся в Грузии, в Молдавии и в других странах – всё это было бы абсолютно невозможно без «Мемориала».

Я, вообще, никогда тесно с этой организацией дела не имел, а смотрел на нее со стороны, смотрел с восхищением. «Мемориал» существует более 30 лет. Это совершенно грандиозная, я бы сказал, система, потому что это не пирамидальная структура, где есть какой-то центральный офис в Москве и у него есть местное отделение. Наоборот, это огромное сообщество, которое в лучшие свои годы состояло примерно из 80 организаций по всей России, огромное сообщество общественных организаций в России и за рубежом, которые вместе работают над общими исследованиями, над исторической памятью и над защитой прав человека.

Это, несомненно, правозащитная организация, защищающая одно из важнейших прав человека – право на жизнь, на самом деле, перед лицом давящего на человека государства, которое всегда норовит всегда за что-нибудь расплатиться человеческой жизнью. У государства всегда есть какие-то важные затеи, геополитические проблемы, а человеческая жизнь не стоит ни гроша. Вот это и есть репрессии. И для российского и советского государства это было всегда очень характерно. И этим ровно и занимался «Мемориал».

Арсений Рогинский — один из создателей «Мемориала» и много-много лет руководитель «Мемориала». И, как справедливо сказала Зоя Светова в одном из своих текстов вот сейчас, после его смерти, что в его жизни оставалось все меньше и меньше постороннего, все меньше и меньше чего-то, что не было прямо связано с «Мемориалом». Он просто всего себя ему отдал.

Он замечательный историк, он диссидент, правозащитник. Он сидел в тюрьме, как и многие правозащитники по подложному обвинению. Его обвинили в подделке документов. Он произнес замечательную речь на своем процессе, свое последнее слово, которое до сих пор публикуют и читают, посвященное тому, как государство ограничивает доступ к архивам и почему нам важно иметь этот доступ и почему это один из важных инструментов государства в борьбе его с правами человека – вот это бесконечное сокрытие исторических сведений. Собственно, в этом и заключалась его диссидентская деятельность. Он был историком-диссидентом или диссидентом от исторической науки, можно сказать.

Четыре года тому назад, осенью 13-го года я пришел к нему, приехав из Германии, в очередной раз увидев там то, что называется, Stolpersteine — «камень преткновения», которыми вот так тоже персонально, поименно вспоминают о жертвах гитлеровских репрессий. Я пришел с несколькими фотографиями этих камней преткновения в «Мемориал», совершенно чужую тогда мне организацию. Напросился к Рогинскому в кабинет, сел напротив него, показал эти фотографии на экране своего ноутбука, который принес с собой. И успел сказать несколько фраз про то, а что если нам попробовать что-то подобное сделать в России, но по поводу холокоста, а по поводу нашего холокоста, по поводу российской катастрофы, которая происходила в 20-м веке. И Рогинский меня остановил и сказал: «Вы знаете, мы вас тут давно ждем». Я вот очень запомнил эту фразу: «Мы вас тут давно ждем».

И оказалось, что они думают, конечно, именно об этом и они мечтают именно об этом. И потрясающий проект «Возвращение имен», который уже много лет существует в «Мемориале» и который был придуман Рогинским и двумя-тремя его ближайшими сотрудниками, теперь распространился по всей стране. Вы помните, что это такое – когда люди читают имена погибших.

Это, собственно, ровно про это же. Это та же история про то, что у репрессий есть не только статистика, а главное, что есть у репрессий — это настоящие человеческие жизни, имена и лица. И вот этим ровно и занимался Рогинский всю свою жизнь: он возвращал нам судьбы, имена и лица. И архив, который там, в подвале того дома, в котором сегодня прощались с Рогинским и стоял гроб с его телом, гигантский архив с миллионами документов и не только документов. Там чего только нет. Там есть и одежда и письма, написанные не знаю на чем — на старых ножках, на тряпочках, на каких-то картонках, фанерках… Была потрясающая выставка «Папины письма» некоторое время тому назад там, в «Мемориале», посвященная именно этому.

О.Бычкова― Была еще даже книжка такая же.

С.Пархоменко― И книжка вышла по этой выставке. Я очень советую людям, которые интересуются нашей историей, ее найти. И Рогинский вел совершенно невероятные, душераздирающие экскурсии по этой выставке, рассказывающие подробно, как это устроено. Так вот это гигантское собрание документов и предметов этой эпохи. Это собирал Рогинский, это берег Рогинский. И благодаря Рогинскому это, собственно, уцелело до наших дней.

Вот они меня давно ждали. И дальше вместе с ними мы начали делать эту работу. И я стал наблюдать Рогинского и его команду, очень-очень маленькую, состоящую из несколько человек, фактически каждый день. И спустя год после этого, зимой 14-го года, когда мы устанавливали первые таблички в Москве возле очень знаменитого дома на Долгоруковской улице, так называемого «Вдовьего дома», Рогинский поднялся на две ступеньки. У нас там была маленькая стремяночка, с помощью которой мы привинчивали эти таблички. Он поднялся на эти две ступеньки и сказал короткую и очень горькую речь о том, что вот они 30 лет работают, а результата они не видят, не потому, что его нет, а потому что они глазами его не видят и руками его не трогают, потому что остаются эти сведения, а в них нет чего-то очень важного.

Вот по всей стране висят всякие доски всяким полководцам, актерам, академикам, писателям, и написано: «Здесь жил режиссер Мейерхольд», «Здесь жил генерал такой-то…». И вот они все жили с такого-то года по 37-й год или по 38-й год. А что с ними со всеми случилось в 37-м, 38-м году? Куда они делись вдруг все? Они что, сговорились вдруг все, что ли? А вот этого главного нигде не написано. И вот появились таблички «Последнего адреса», на которых появилось слово «расстрелян» или «умер в тюрьме» и так далее.

И была очень важная речь, что, собственно, из этого складывается память – из того, чтобы договаривать до конца, договаривать какие-то особенно важные слова. Это великий человек, это потрясающий специалист, это невероятный организатор, это мудрый, глубокий политик – здесь я согласен с Кириллом Роговым, который написал тоже очень хороший текст о том, что Арсений Рогинский очень сторонился политики, демонстративно разделял правозащитную и политическую деятельность.

И между тем он был политиком. И «Мемориал» играет особенно в последние годы колоссальную роль дома свободной мысли и дома свободного разговора. Это поразительно, что в помещении этой маленькой организации – само помещение очень небольшое – это место, где происходит огромное количество невероятно важных обсуждений, конференций, семинаров, просмотров фильмов, какой-то учебы, именно там. И это очень естественно, что в результате как-то многие кругом либо умерли как организации, либо испугались, а «Мемориал» остался и останется, я надеюсь, и после смерти Рогинского свободным местом в России, домом свободы в России. Я думаю, что это будет лучшим ему памятником.

Ужасно жалко Арсения Борисовича. Он совсем еще не старый человек. Но вот болезнь тяжелая и долгая его погубила. А мы будем его помнить и будем стараться его продолжать дело, которое он делал, хотя без него это дело делать будет очень трудно.

Ну, и, конечно, ровно один шаг от этой очень грустной истории к другой, тоже грустной, я бы сказал, мрачной и страшной. Это интервью Бортинкова к 100-летию… я даже не знаю, как это сказать – тайной полиции в России и Советском Союзе, органа, который возглавлял репрессии всегда.

Вопрос не в том, что он дал такое интервью. Вопрос в том, что это искреннее интервью. Хотя понятно, что оно написано на бумаге и там, в общем, по некоторым лингвистическим особенностям этого текста можно это определить, что оно написано, что его правили, корежили. Но это то, что у этих людей в головах. А кто такие эти люди? Это разве только эти чиновники в мятых галстуках и засаленных пиджаках? Большинство этих нынешних эфэсбэшников выглядит именно так. Знаете, это не затянутые в хрустящие хромовые куртки какие-то Джеймс Бонды. Нет, это унылая чиновничья корпорация.

И я много видел этих людей, например, в советских и российских посольствах. Это трусливые, испуганные, мелочные люди, живущие доносами и подлогами. Чаще всего вся их работа заключается в том, что они читают газеты, а потом из этих газет чего-то пересылают начальству под видом своих собственных тайных, секретных мыслей.

Но вопрос в том, что и Бортников, и люди, для которых Бортников все это говорит, и перед которыми он в этой работе отчитывается, это люди, которые, действительно, убеждены, что можно продолжать дальше, можно продолжать так же. Они воспитывали целую страну на протяжении многих десятилетий, воспитывали ее в традициях массовой лжи. Они продолжают массово лгать. И в этом интервью огромное количество вранья по поводу того, что пришел Берия и всё исправил, и как-то немедленно всё прекратилось и повысились, как он там сказал, требования к качеству следственной работы, там были изгнаны карьеристы и всякое такое.

На самом деле закон о политических репрессиях, — а это, в сущности, закон о реабилитации жертв политических репрессий – это закон о реабилитации жертв НКВД, ФСБ, КГБ, ВЧК – и вот этого всего, перепутавшегося в один этот отвратительный клубок. Есть специальный закон об этом… Я не знаю, есть ли еще организации, которые для разгребания того, что они наделали за 100 лет, требуют отдельного закона. К сожалению, закона о КПСС нет в России, о преступлениях КПСС. Но вот есть закон, по существу, о преступлениях НКВД, он называется: «Закон о реабилитации жертв политических репрессий». Он принял в 91-м году, и в нем сказано, что эти репрессии начались 7 ноября 17-го года и продолжаются по сей день. Этот закон действует в России до сих пор. Никакой сенатор Клишас и никакой Петр Толстой пока не удосужились этот закон отменить, хотя, я думаю, что они когда-нибудь свои ручонки протянут и к нему тоже.

И понятно, что это продолжалось до конца и продолжается сегодня. И сегодняшние репрессии наследники, конечно, тех репрессий. И доказательство этому – интервью Бортникова. Вот я вспомнил в связи с этим интервью свою публикацию годовой давности, где речь шла о форме № 2, таком документе, который специальным образом инструктировал сотрудников КГБ по всей стране, как врать родственникам тех, кто был репрессирован, кто погиб в тюрьмах, кто был расстрелян; что врать насчет даты их смерти, причины их смерти. Это такая картоночка желтенькая. На лицевой стороне ее написано, что произошло на самом деле, а на обороте – что врать. И этот формуляр был напечатан в сотнях тысяч экземпляров и заполнялся аккуратненькими писарскими почерками на лицевой стороне – что на самом деле, а на обороте – что врать.

Вот в этих традициях этой форме № 2 спецслужбы российские действуют до сих пор. Вот эта традиция нескончаемого вранья – мы еще будем совсем по другому поводу, может быть, более комическому говорить в этой программе о вранье российского государства в лице его крупнейших чиновников – эта традиция ими была заложена.

И я бы сказал, что под эту традицию в качестве основы ее, в качестве фундамента этой традиции бесконечного вранья и бесконечного превращения людей в стадо, которое не знает, что происходит с ним, и что собираются сделать с ним, — вот в основание этого и были положены эти 800 тысяч расстрелянных и 4 миллиона репрессированных, еще десятки миллионов тех, кто косвенным образом оказался под репрессиями, потому что в отношении них не было никаких судебных приговоров. Это всякие высланные, раскулаченные целыми народами, целыми городами, целыми деревнями и так далее. Тогда, получается, десятками миллионов вместе с членами семей.

Так что 100-летие этого отметил Александр Бортников, один из крупнейших российских чиновников, влиятельнейших руководителей, — 100-летие этого он отметил своим этим интервью. И вот так нужно к этому относиться. Они праздную свое право врать и врут в доказательство своего права.

О.Бычкова― Мы продолжаем «Суть событий». У микрофона Ольга Бычкова. А в Вашингтоне с сутью, собственно говоря, событий Сергей Пархоменко. Давай поговорим о многочисленных скандалах, который как-то один за другим по самым разным и даже неожиданным поводам возникали на этой неделе.

С.Пархоменко― Да, я так и хотел построить эту программу, потому что неделя получилась невероятно скандальной. Если смотреть на события последних дней, то многие говорили: скандал вокруг интервью Бортинкова «Российской газете». Это, прежде всего, именно скандал. Он так воспринимался, хотя за ним есть такая глубокая, на мой взгляд, историко-политическая и даже я бы сказал социально-антропологическая основа.

Вот смотрите, как много связанного с этим. Есть сюжет, за которым я слежу очень пристально. К сожалению, мало о нем говорят и мало пишут, а, по-моему, чрезвычайно важная история. Это судьба Общественно-наблюдательной комиссии в России. С ней тоже произошел скандал и не один, а два на этой неделе. А между тем это вещь очень связанная с тем, о чем мы говорили. И о деятельности «Мемориала» и о деятельности тех, чьи преступления расследовал «Мемориал». ВЫ помните, что Общественно-наблюдательная комиссия – один из последних органов, члены которого имеют право осуществлять хоть какой-то контроль за тем, что происходит в российских тюрьмах, СИЗО, что происходит в системе ФСИН.

И несколько лет тому назад, в основном в 16-м году произошла печальная революция там внутри, когда из Общественно-наблюдательной комиссии были изгнаны те, кто должен прежде всего в ней находиться – правозащитники, люди с большим опытом правозащитной работы. Там была Зоя Светова, там был Валерий Борщов. Там был целый ряд очень известных людей, о которых мы все говорим с большим восхищением, потому что они самоотверженно много лет занимались наблюдением за правами человека.

Причем надо понимать, что эти общественно-наблюдательные комиссии, они есть во всех регионах России: есть Московская ОНК, есть Московской области, есть Ленинградской области, Санкт-Петербурга, Пермского края и так далее.

Вот во все эти общественно-наблюдательные комиссии в огромном количестве были введены всякие отставные полицейские, сотрудники самого же ФСИНа. Самый скандальный случай — это ровно Московская ОНК, членом которой оказался человек по имени Дмитрий Комно́в или Ко́мнов, я, к сожалению нетвердо знаю, где у него там ударение, но я твердо знаю, что это фигурант списка Магнитского, что это человек, который руководил СИЗО Бутырка в то самое время, когда Магнитский там находился и когда он там умирал. И это человек, который спрятал в долгий ящик около сотни его жалоб, не подписал его просьбу отправить его на операцию, не давал его лечить, истязал он его лишением сна и так далее. А теперь он, этот самый Комнов – член общественно-наблюдательной комиссии.

И вот на этой неделе произошло две истории. Во-первых, произошли довыборы членов этой комиссии. И для этого были сделаны рекомендации, которые подписали два формально – к ним можно по-разному относиться — но формально это два самых главных органа, занимающихся защитой прав человека в России. Это совет по правам человека при президенте России и это уполномоченный по правам человека. Светлана Москалькова ее нынче зову. Они написали свои рекомендательные списки. Общественная плата во главе с господином Фадеевым, которого много помнят как начальника журнала «Эксперт» и человека довезшего и доведшего журнал «Эксперт» до абсолютного совершенно позора и ничтожества, — так вот эта самая Общественная палата проигнорировала эти рекомендации, и почти никто из рекомендованных людей не попал в число членов ОНК.

Пару недель – я рассказывал это в одной из своих программ — произошла удивительная история. Ровно «улюкаевским методом» была подложена такая кукла с наличными деньгами, частично настоящими, частично просто резаной бумагой одному из членов ОНК по имени Денис Набиуллин, и хотя он ее не взял в руки и вообще к ней не притронулся, и не знал, что это такое, он был арестован и сейчас находится в СИЗО «Матросская тишина». В этом же СИЗО содержится Улюкаев.

И неделю тому назад к нему пришли члены общественно-наблюдательной комиссии, обнаружили, что он, надо сказать, содержится в довольно плохих условиях по сравнению с другими обитателями этого СИЗО. Там температура гораздо ниже, чем она должна быть по норме. У него нет лекарств, у него нет каких-то бытовых вещей, включая туалетную бумагу, которая должна быть в камере. И тогда об этом было заявлено. Многие почему-то к этому отнеслись как-то ернически и комедийно, что вот, давайте теперь скинемся Улюкаеву на теплую одежду и туалетную бумагу. Да нет, не надо скидываться. Но человека истязать в тюрьме не должны, притом, что приговор еще не вступил в законную силу даже, да если и не вступил бы. Так что никакой хохмы в этом совершенно нет. И хорошо, что они к нему пролезли и посмотрели на это все своими глазами, составили об этом необходимые бумаги.

А два дня назад их не пустили туда, к Улюкаеву, когда они пришли для того, чтобы проверить, исправлено ли это все. Им заявили, что они – те конкретные люди, которые пришли, конкретные члены общественно-наблюдательной комиссии, в частности, секретарь общественно-наблюдательной комиссии Иван Мельников – они, оказывается, проходят свидетелями по делу этого самого Набиуллина, которого я только что упомянул, который содержится в этом же самом СИЗО, поэтому они не имеют права туда войти. Причем им вручил повестки как свидетелям – повестки на допрос – вручил начальник этого СИЗО. То есть у них заранее были заготовлены эти повестки, и как только они пришли, им там они были вручены. Ни домой присланы, ни следователь, ни прокурор этим занимался, а начальник СИЗО им вручил повестки, что они теперь свидетели и им теперь сюда нельзя. Надо сказать, что по этому делу Набиуллина проходит довольно много разного народу. Они рассажены по разным московским СИЗО. И получается, что общественно-наблюдательной комиссии вообще нельзя никуда, что ли теперь, потому что они все свидетели?

Вот на наших глазах происходит этот разгром, это раздавливание одного из последний оставшихся гражданских институтов в России, который мешает врать по поводу, например, содержания людей в тюрьмах и соблюдения их гражданских прав.

Вот из этих больших вральных скандалов, чтобы нам куда-то перейди, ну, давайте вспомним вещь, которое тоже кому-то показалась смешно, а на самом деле вещь во многих отношениях трагическая – это вот история про эту собаку, которую топили для развлечения вице-премьера Рогозина и его гостей.

О.Бычкова― Которую ужасно засовывали в какую-то банку головой вниз. Ужас!

С.Пархоменко― Да. Так вот, если бы вы открыли «Российскую газету» полуторалетней давности, вы бы обнаружили этих самых людей, эту собаку, это банку и даже эту пластмассовую ванночку, куда потом вытряхивали из собаки то, что накопилось у нее в легких, в публикации полуторалетней давности, где уже было рассказано об этой совершенно поразительной победе российской науки. Вот вопрос не только в жестоком обращении с животными, хотя и несомненно в нем, вопрос не только в тупости и дурости людей, которые устроили эту публичную демонстрацию, а вопрос в том, что ведь это все тупое, пустое и жалкое вранье – вранье про успехи российской науки и про этот вот передний край.

Я ровно пять минут потратил на то, чтобы выяснить, что в 75-м году, 43 года тому назад было впервые доложено, что в Бакулевском институте знаменитом в Москве проведены первые успешные эксперименты по вот этому жидкостному дыханию. И изобретатели этой жидкости – ее там называют «голубой кровью», она называется еще пертфторан, еще как-то – одного звали Феликс Белоярцев, а другого – Генрих Иваницкий. В 75-м году они были на переднем краю. И я вспомнил, откуда я про это слышал. У меня было мучительное ощущение, что я про это откуда-то знаю. Я вспомнил. У меня был любимый учитель химии в школе. Я школу кончил в 81-м году. А урок химии у меня был в 8-м классе, значит, какой-нибудь 78-й год. Вот мне учитель химии Владимир Борисович Белоцерковский покойный, любимый мой ВББ рассказывал, как и всему остальному классу про «голубую кровь», пертфторан и животных, которых можно сколько-то секунд продержать в этой воде (или сколько-то минут), и они остаются в живых.

Ну, и в довершении всего я вспомнил, где я это видел в кино. Был фильм Джеймса Кэмерона знаменитого под называнием «Бездна». В 80-м году снят, в 90-м получил «Оскара». За что? За спецэффекты. В чем заключались спецэффекты? Вот в этом. Потому что центральным сюжетом этого фильма является вот это жидкостное дыхание. Там какая-то борьба с инопланетянами и террористами под водой. И вот люди, значит, дышат этой специальной жидкостью и так далее. В 89-м году это все происходило. Он рассказывал изумленной публике про эти удивительные истории. И там, кстати, была, кстати, сцена, в этом фильме, где крысу опускают в такую ванночку с этой жидкостью, и она остается жива.

И уже тогда был скандал по этому поводу. И в Великобритании, например, королевская ветеринарная служба приказала вырезать этот кусок из фильма, потому что это жестокое обращение с животными. В 89-м году они стскандалили на эту тему.

У нас это происходит в 2017 году, и нам демонстрируют это в качестве переднего края науки. И это фонд перспективных научных разработок нам показывает, на что нужно еще денег. Ведь за это же борьба – борьба за «еще денег: дайте нам еще государственного финансирования — мы в следующий раз бегемота туда опустим, в эту большую ванну». А уж когда до человека дойдет – ну, знаете…

Вспоминается анекдот… Ладно, не будут рассказывать анекдоты на эту тему. Нет, нет, я уже в прошлый раз тут что-то рассказывал. В общем, короче говоря, это смешно и страшно в одно и то же время. И страшно вот это нескончаемое вранье.

Из скандалов, конечно, надо упомянуть еще о том, что зажил акт Магнитского, тем более, что мы уже упоминали трагедию Сергея Магнитского по другому поводу, но, действительно, юбилей этого закона. И это один из самых подлых поступков нынешней российской власти, нынешней – она с тех пор не сменилась и не собирается сменяться. Хотя там состав Думы другой, то огромное количества людей из той, прежней Думы по-прежнему заседает в креслах депутатов. А те, кто тогда голосовали против, те немногочисленные – их было, по-моему, 8 человек – ну, так их и нет больше в Думе. Дмитрия Гудкова и нет.

Напомним, что закон «Димы Яковлева» был ответом на акт Магнитского. Этот акт Магнитского, принятый тогда, был расширен в конце 16-го года, если я правильно помню. Он приобрел международный характер и расширенное толкование, и речь пошла не только о людях, которые имеют непосредственное отношение к истязаниям юриста Сергея Магнитского и к вот этому делу, но и о тех, кто в целом способствует нарушению прав человека, жестокости, пыткам. И вот, собственно, один из последних новичков в этом списке, уже на новой основе – на основе этого более широкого толкования им оказался глава Чечни Кадыров и еще несколько человек.

А там, дальше начались еще и расширения списков санаций по другим мотивам — по мотивам борьбы с организованной преступностью. И тут уже речь дошла и до сына Генпрокурора Чайки. Большой привет Алексею Навальному и его сотрудникам, которые впервые подняли эту тему. Вы помните этот знаменитый фильм, с которого началась эпоха больших видеоразоблачений Фонда борьбы с коррупцией. И вот сегодня большая группа всяких криминальных НРЗБ, — один из них этот самый Тохтахунов, — которые много и успешно судились, в том числе, с журналистами, за то, чтобы никто не смел называть их криминальными авторитетами, никто не смел связывать их имена с какой-то криминальной деятельностью в России. Они много навыигрывали судебных дел по этому поводу, и много перед ними извинялись разные журналисты, которые имели неосторожность не сказать какую-то обтекаемую фразу типа «авторитетный в определенных кругах», а высказались как-то более определенно относительно профессии этих людей и источников их доходов.

Ну, вот теперь они в этом международном списке. Это скандал? Это скандал с точки зрения России, где это было частью системы вранья. Где эти люди есть, а произносить о них ничего нельзя, и называть их нельзя тем, кем они являются на самом деле. И оценивать их роль в российской политике и российской экономике, причем на очень высоком уровне тоже нельзя. А вот в мире – можно. И этот список — есть способ называть их тем, кем они являются на самом деле и связывать их с тем, чем они заняты в своей жизни.

Вот это противостояние двух системы. Знаете, со времен еще советских мы помним, что две системы противостоят. В чем они противостоят? В этом. И очень горько видеть, когда по другую сторону океана или по другую сторону нашего санкционного занавеса, оделяющего нас от Европы, мы тоже видим вранья немало, особенно в последнее время. И уровень прессы и общественно-политической дискуссии, несомненно, падает, но культа лжи все-таки нигде, кроме России, нет, нигде это не является частью государственной политики. Везде это вранье является предметом разоблачения, осуждения, какого-то общественного порицания и всякого такого.

В России Рогозин за утопленную собачку получит какой-нибудь орден. А люди получат дополнительное финансирование. А люди, которые попали под акт Магнитского, получат какую-нибудь компенсацию, потому что они пострадавшие от вредности и злодейства капиталистических режимов вредных, и им полагается. Я плохо в этом понимаю и с ужасом про это читаю, но полагаются какие-то специальные ценные бумаги государственные, которые им обещают, что они смогут на них заработать. Полагаются удивительные всякие приватизационные схемы типа 19% «Роснефти». Это же вот такой способ компенсировать. Полагаются гигантские государственные контракты все новые и новые, которые достаются каким-нибудь Роттенбергам.

Это что такое? Это мы им компенсируем то, что о них кто-то посмел сказать. Да-да, мы, потому что это наши деньги, налоги-то наши. Поэтому я здесь не хочу сам себя одергивать, как я каждый раз это делаю, когда нечаянно говорю «мы», «будем ли мы участвовать в Олимпийских играх», «проголосуем ли мы в ООН». Вроде это неправильная конструкция, но в данном случае правильная, потому что это нашими деньгами, нашим будущим, нашими перспективами, нашей возможностью развиваться расплачиваются с этими людьми.

Ну, и история, о которой я тоже хотел бы сказать несколько слов, потому что она мне лично очень важна. Это история об этом празднике 24-го числа, который затеял Яшин и его коллеги, муниципальные депутаты. Часто сравнивают эту ситуацию с ситуацией декабря 2010 года, когда тоже происходили какие-то там сложные комбинации и переговоры, связанные с массовыми протестными акциями. На самом деле, эта похожесть совершенно мнимая, ложная.

Ну, если говорить, скажем, об акции 10 декабря, которая не была даже перенесена с места на место, а была расширена, потому что появилось в результате этих переговоров две площадки. И те, кто хотели оказаться на площади Революции тогда, оказались на площади Революции. Те, кто хотели оказаться на Болотной площади, оказались на Болотной. Те, кто хотели перейти с места на места, перешли с места на место. Было такое целое шествие во главе с Борисом Немцовым.

Но там речь шла о протестной акции этой конкретной и более ни о чем. Вот есть заявка, есть место для этой заявки, есть численность по этой заявке. А теперь оказывается, что желающих гораздо больше, поэтому дайте нам большее место и не ограничивайте эту численность и позвольте людям делать то, что они хотят. Те, которые хотят манифестировать тут — пусть будут тут, те, кто хотят там – пусть будут там. Те, кто хотят ходить – пусть ходят. Вот, в чем был смысл переговоров и вот, почему они удались. По этому поводу много было наврано с тех пор, очень много всякого напридумано – каких-то легенд, каких-то историй. Клеветы было очень много, оскорблений очень много, но суть такая. И группа людей, среди которых был и Борис Немцов и Владимир Рыжков и я, и еще несколько человек… Вот об этом шла речь.

Здесь речь совершенно о другом. Здесь речь о том, что Яшин и другие муниципальные депутаты попытались и пытаются до сих пор добиться после того, как они победили на выборах, после того, как они законно получили эти мандаты и эти права, исполнения тех прав, которые предоставлены им законом, не однократного исполнения, а перспективного. Да, действительно, в Москве и, собственно, во все города России – мы это видим на избирательной кампании Навального – полностью разрушен весь комплекс законов, который регулирует право российских граждан на митинги, собрания, манифестации, шествия и пикетирования. Конституция говорит одно, закон гарантирует одно – практика совершенно другая: вместо заявительного прядка явочным порядком введен, запретительный. Я даже не скажу – разрешительный. Запретительный порядок. Нужно выпрашивать, нужно вымаливать, нужно умолять и терпеть издевательства: «Отправляйтесь на кладбище… на край города,.., к разрушенному кинотеатру в 7 часов утра в понедельник… в 3 часа ночи в пятницу…» и так далее.

Вдруг выяснилось, что есть еще один закон, и это закон города Москвы, между прочим, от 2002 года, и есть Устав города Москвы, который Московская конституция, по существу, которые дают это право – право организовывать без всякого выпрашивания, вымаливания и ползанья на брюхе организовывать массовые события, называя их праздниками. Ну да, права человека – это в некотором роде праздник. Надо праздновать наличие у людей прав человека. Не только варенье, мед, пирожки или что-то еще полагается. Праздновать возле этих конфетных палаток, которые расставляет Собянин по всему городу. Это праздник. Люди имеют право отпраздновать свое право на выбор.

Вокруг этого очень много интриг. Мне жаль, что Алексей Венедиктов в какой-то момент решил в этом поучаствовать, он сделал это неудачно, он сделал это, по-моему, неуклюже. Я очень сочувствую и солидарен здесь и с Яшиным и с Гудковым, которые оба в этой ситуации выглядят хорошо, и очень надеюсь, что 24-го это событие все-таки случится. Спасибо!

О.Бычкова― Сергей Пархоменко. В программе «Суть событий». На этом закончим. До следующей встречи, пока!