Каких перемен ждать: эволюционных или революционных?

 

 

«В России много недовольных. Патриоты недовольны, что либералы еще не на лесоповале. Коммунисты возмущены наличием монархистов (от конституционных, до черносотенных). Монархисты не понимают, почему не объявлен преступным учением коммунизм. Все вместе не любят государственную бюрократию, которая за последние пятнадцать лет «слишком медленно» возвращала России статус сверхдержавы («каждая кухарка» любой политической ориентации сделала бы это быстрее). Руководству пеняют, что до сих пор ядерный удар по США не нанесен, в ответ на организацию олимпийского допингового скандала. Ждут, когда их окончательно «сольют Ротшильдам», вместе с Крымом и Донбассом.

Впрочем, больше всего маргинальные политики недовольны народом. Большинство уже даже согласно с либералами в том, что неплохо бы было от этого народа (мешающего организовать «правильную» власть, своей поддержкой неправильной) как-то избавиться, а другой где-нибудь набрать». Это написал известный аналитик Ростислав Ищенко (см.источник: http://gpolitika.com/politika/rostislav-ishhenko-budushhee-sozdaetsya-vchera.html)

 

А это пишет другой аналитик, профессор Европейского университета в Санкт Петербурге Дмитрий Травин, рассуждая о споре Анатолия Чубайса и Петра Авена на тему гибели русской демократии. «Весьма характерный диалог, поскольку он иллюстрирует глубокий ментальный кризис, поразивший сегодня либеральный лагерь, к которому я сам принадлежу, который очень уважаю, и лидеров которого считаю выдающимися реформаторами, изменившими нашу страну в лучшую сторону».

 

Петр Авен пересказывает спор с Чубайсом в книге «Время Березовского» (см. ccылку https://snob.ru/selected/entry/131206)

 «Сноб» публикует отрывок из книги — беседу двух бывших членов «правительства молодых реформаторов» о том, кто из них виноват в крахе либеральной идеи в России. Привожу выдержки из публикации.

А: Я считаю, что неверие в способность русского народа строить нормальное демократическое общество — это глубокое заблуждение. Мы сегодня к этому не готовы, это правда, — но мы к этому никогда не будем готовы, если рассуждать так, как рассуждаешь ты.

Ч: А я считаю, что ты демонстрируешь непонимание того, чем русский народ отличается от других народов и чем Россия отличается от других стран. Ты сейчас для меня типичный образец либерального мышления, не понимающего суть страны, в которой живет. Именно это я считаю нашей главной ошибкой. Это нами недодумано, и отсюда нужно извлекать уроки.

А: Я считаю, что нынешнюю ситуацию можно менять только через демократические процедуры, копируя лучшую практику. Моя модель мира, конечно, либеральная демократия… Когда мы пришли в 1991 году в правительство, у нас была некая модель мира. Во многом, конечно, это была модель западной демократии. К этому страна была не готова. Но моя модель счастливого будущего не поменялась, она у меня такая и осталась.

Ч: А у меня меняется. Если народ, в отличие от тебя, считает, что Родина выше свободы, то, во-первых, он имеет право так считать. А во-вторых, если мы живем в этой стране, то к этому надо отнестись всерьез. А не отмахиваться, не говорить, что конец истории уже наступил, вы просто отстали, вы еще сейчас к нам подтянетесь, и все будет хорошо.

А: Конечно, отстали.

Ч: Вот ровно на этом и основана наша фундаментальная ошибка. У нас здесь с тобой расхождения принципиального свойства. Но я не хочу произносить такую же длинную речь, как ты — рассказывать про Южную Корею, Сингапур, Тайвань и другие истории успеха. Ты можешь свои страны привести, я могу свои страны привести. Это предмет отдельного большого разговора, который, кстати говоря, надо начинать по-настоящему. Мы его по-настоящему не вели. Возможно, я в чем-то неправ, но моя претензия к нам в том, что мы не ставили эти вопросы всерьез. Мы от них отмахивались.

А: В 1991 году мы пришли с ясным пониманием того, что мы хотим делать. У нас была модель будущего, которое мы хотим построить.

Ч: Прежде всего, я считаю, что пришло время к нашей модели, с которой мы пришли и за которую мы боролись, отнестись критично, сказать самим себе, в чем мы были правы, а в чем мы были не правы. Я считаю, что мы были не по размеру той задачи, за которую взялись.

А: Ты имеешь в виду команду Гайдара?

Ч: Да, я имею в виду нашу команду, команду Гайдара. Поразительно, что у нас получилось построить рыночную экономику, но мы же вроде как претендовали даже на большее.

А: В чем ошибка? В том, что мы себя переоценивали? Что в 1992 году, когда несколько месяцев у нас были большие властные полномочия, мы не стали заниматься политикой?

Ч: Я не считаю, что если бы мы занимались политикой, все было бы правильно. Нашего потенциала для этого не хватило бы.

Кажется, Найшуль сформулировал мысль о том, что у нас будет три больших перехода: один переход от плановой экономики к рыночной, другой переход от авторитаризма к демократии и третий переход от империи к национальному государству. Так вот, на три этих перехода нас точно не хватило бы, просто по нашему совокупному потенциалу, человеческому, личностному, какому хочешь другому.

Стоп! На этих больших переходах необходимо задержаться, для анализа которых уместно опереться на точку зрения политолога и культуролога Андрея Столярова, высказанная им в эфире передачи Право голоса 7. 11. 2017. (cм. ссылку https://regnum.ru/news/2342775.html)

 

С его точки зрения абсолютно любая страна в ходе своего развития проходит один и тот же цикл общественного развития: «сначала период реформ, который обеспечивает модернизацию общества, затем — период стабилизации и развития, когда «работает реформационный посыл». Наконец, завершается цикл периодом застоя».

 

Cвой тезис Андрей Столяров иллюстрирует историческим фактом. Александр I — реформы, Николай I — период стабилизации и застой. Поражение в Крымской войне. Александр II — реформы, Александр III — стабилизация и застой.

 

По его словам, аналогичная ситуация сложилась и в современной России — поскольку «за периодом реформ 1990-ых годов уже прошёл процесс стабилизации и развития, и теперь, где-то с 2011—2012 годов страна «вползла в застой». А это показатель того, что цикл закончился и требуется повтор его на новом уровне развития, начав его опять с реформирования.

 

Вместе с тем, как считает Андрей Столяров, «Это признак того, что мы постепенно подходим к черте, за которой начинается революционный хаос. Если наша власть не пойдёт на структурные реформы, то их за неё сделает история, которая знает только один механизм — а именно, революцию», — полагает писатель.

 

А о необходимости структурных реформ говорит не только Столяров. Настаивают на этом либералы, патриоты, коммунисты и все остальные не зависимо от политической ориентации. Все, но по  разному. Либералы настаивают на свободе как универсальном средстве. 

 

А:. Для меня идеологема о том, что свобода больше Родины и что Родина — это не территория, не обсуждается. Для меня это тогда было точно так же очевидно, как и сейчас.

Ч: Как быть с тем, что у 95% населения страны, в которой ты живешь, все ровно наоборот? Их убрать, отодвинуть? Бог с ними, валим отсюда? Как с этим быть-то, Петя?

А: С ними работать. Объяснять, объяснять и давать им возможность ошибаться.

 Пскольку я принадлежу к 95% населения, о которых упомянул Чубайс как имеющих взгляд на свободу, отличающийся от точки зрения Авена, то у меня возникает сомнения по поводу его компетентности в части моего просвещения и перевоспитания.

Cвобода сама по себе не панацея. Недаром сказано: свобода это осознанная необходимость. Однако эта закономерность не может осознаваться всеми членами общества одновременно. Кто раньше других понял это, то свободно распорядился как своим ваучером, так и чужими приобретенными по цене бутылки, и начал «шустрить» (ныне это банковский и сырьевой бизнес). А кто-то остался в плену патерналистского социалистического сознания и остался ждать благ только сверху (широкие народные массы). Но есть и такие, которые не подвержены патерналистскому сознания, но тоже не свободны.

 

Сошлюсь на собственный опыт. Моя профессия – конструктор. Увлечения – изобретательство. Имею значок «Изобретатель СССР». Тогда это фиксировалось авторскими свидетельствами на изобретения. В капиталистическую эпоху уже как пенсионер подрабатывал на заводе «Ленполиграфмаш» в охране, а на голом энтузиазме пытался реализовать одно из изобретений. Попытка имела шанс, поскольку был заказчик. Но из двух заводских предпринимателей (заинтересованные спонсоры) один из них (условно «Х») мне заявил: или я, или (тоже условно) «У».

А мне технологически были нужны оба. На этом я и споткнулся. Проиграл и «Х». Он был свободен так действовать, но душила жадность: не хотел делиться с «У». Краткое резюме к сюжету: избыток cвободы у  первого из них помешал моей свободе.

 

А если расширить его до масштабов страны, то свобода коррумпированного чиновничества и олигархата из той же песни. Абсолютная свобода для всех невозможна, но общество в своем развитии должно стремиться к тому, чтобы свобода одних не укорачивала ее у других.

 

Казалось бы, что Президент как верховный правитель мог бы укоротить свободу коррупционеров и олигархата. Почему не делает? Варианты ответа такие. С ними заодно или боится их. Если исключить первый, полагая, что его историческое будущее ему дороже, то остается только второй. В свою очередь следующий вопрос: боится только за себя, или за то, что не выполнит свою историческую миссию. В первом случае ему грош цена. А во втором могут быть основания бояться, так как властная элита может устроить дворцовый переворот. А он может перейти и в революцию. Как сто лет назад. Да и в 91-ом повторилось. Бороться с этим можно традиционными методами, «разделяя и властвуя», что сегодня довольно заметно: кланы борются между собой, но решающего перевеса нет ни у кого.

 

Вторая возможность – усиление опоры снизу. Но в числе упомянутых Чубайсом 95 – ти % подавляющая составляющая с патерналистским сознанием. А это опора хлипкая. В случае социального обострения ее легко переместить на улицу. Cошлюсь еще раз на Столярова: «Если наша власть не пойдёт на структурные реформы, то их за неё сделает история, которая знает только один механизм — а именно, революцию»

 

Революций хватит. Наелись. Хотелось бы спокойного эволюционного развития, а отмеренный историей предыдущий цикл, как утверждает Андрей Столяров, закончился.

 

Вернемся к Чубайсу. Переход от плановой экономики к рыночной завершен. На очереди переход от авторитаризма к демократии. Если либеральными методами создана рыночная экономика, то у Чубайса звучит намек на авторитарные методы для перехода к демократии, ссылаясь на «Южную Корею, Сингапур, Тайвань и другие истории успеха».   Но кто и как возьмется? У хозяина нет конкурентов. Если возьмется сам, то получится ли? Может да, может нет. Пока нет ответа.

 

Андрей Столяров несомненно прав, что «в ближайшее историческое время идея социализма будет возрождена». Однако она вернётся уже на новом уровне. Потому что социализм и капитализм имеют неразрывную, но диалектически конкурентную связку:

чтоб развиваться, человечеству надо поочередно отворачиваться от капитализма к социализму и наоборот. Только так достигается повышение социальной справедливости и экономической эффективности.

 

Еще одна ссылка на аналитика Ростислава  Ищенко, поскольку с него начал. А он в своей статье о пользе конкуренции идеологий ссылается на китайский опыт. «Успехи эти достигнуты только тогда, когда на смену идеологическому единомыслию эпохи Мао Цзедуна, пришел Ден Сяопин, утверждавший, что нет нужды беспокоиться о расцветке кошки, если она хорошо ловит мышей.

С тех пор в КПК существует как минимум два мощных конкурирующих идеологических течения (более капиталистическое и более социалистическое). Конкуренция между их представителями, подстегиваемая регулярной ротацией высшего руководства как раз и обеспечивает развитие».

 

Ищенко пишет: «Все последние победы России достигнуты либерально-коммуно-патриотическим симбиозом, действующим в рамках диалектического единства и борьбы противоположностей».

 

Но при этом он отмечает, что «главный враг у любого государства – действительно враг внутренний. Но его не надо искать с помощью спецслужб. Этого врага, каждый из нас видит в зеркале. Это наше желание, чтобы все думали как мы и наша уверенность, что тот, кто думает иначе, обязательно предатель и желает стране плохого, приводит к внутренним конфликтам и гражданским войнам…»