А мы-то думали, всё лучшее в Москве

В моём областном центре был, как и в других советских областных центрах, свой областной драматический театр. 
Костюмы, декорации, классика.
Не в том плане, что пьесы ставились слошь классические, для школьников, а в том, что спектакли были классическими по форме, без выпрыгивания актёров в зал, без фон-триеровских догвилльских интерьеров.
В городе театр любили, но знали, что далеко, за три тысячи километров, в Москве, театр не таков, как наш. Он там волшебный, невероятный, феерический, и нам, увы, недоступный. 
Мы даже представить себе не можем, какой высоты и глубины бывает театр.

Ведь всё лучшее - оно же в Москве. 

Например, выпускникам моей школы полагалось метить на поступление в МФТИ, МИФИ и МГУ. 
Кто-то туда и поступал. 
В Москву, в Москву, в Москву.
Москва казалась вершиной мира. 
Это уже потом, годы спустя, я ознакомилась со столичными проектными институтами и сравнила их с простыми областными. Удивлённое решение моё было вынесено в пользу областных, где всё было на более высоком уровне, от спецов до организации труда. 
И то же самое мне рассказывали подружки, как и я, понаехавшие в российскую столицу взрослыми, с опытом работы в провинции - в самых разных областях.

Но в детстве и в юности ореол совершенства озарял далёкую неприступную Москву, а всё собственное лежало строго в тени и знало своё место.
Отблески московских огней доходили до самых до окраин.
Например, отблеск в лице театрального режиссёра, приехавшего работать в наш театр "аж из самой Москвы". 
Дочь режиссёра была одноклассницей моей сестры. 
Девчонка как девчонка. 
Восемь лет назад я вышла в интернеты и стала собирать кончики оборванных нитей. 
Каждая находка казалась подарком. 
Нашлась и режиссёрская дочь - разумеется, в Москве.
Она первая из всех найденных окатила меня ледяным душем брезгливо-снисходительного тона. 
Как будто мной двигала не щенячья радость к члену своей стаи, а надежда занять сто рублей без отдачи. 
Ну да, детство моё было нищим. 
Оказывается, кто-то уже тогда мерял ценность окружающих весьма взрослыми мерками - деньгами и связями. 
Благодаря режиссёрской дочке я поняла, что соцсети являются средством общения только для малого количества друзей, а для прочих - ярмаркой тщеславия. 
И я выбросила на витрины своей страницы снимки с парижами и ерусалимами - да подавитесь, закостенелые в высокомерии бывшие однокашники, не надо мне от вас ничего, всё у меня хорошо, я заходила делиться, а не клянчить. 

А вот с культурной жизнью было хуже. 
Многие московские театры били не в бровь, не в глаз, а просто под дых. 
Переигрывание, пренебрежение к оформлению и оголение оказались теми тремя китами, на которых базировалось столичное понимание современного взгляда. 
Классические же спектакли часто были скучны и вызывали зевоту.

Пришло время оценить свой областной театр в сравнении. 
Как же он был хорош. 
Уютен. 
Понятен. 
Целые созвездия блистательных артистов и постановщиков пришли в Москву из таких вот простых, без претензий, облдрамтеатров. 
Театров, лишённых пафоса, театров - ревнителей традиций, тех традиций, которые надо не попирать и взламывать, а блюсти и лелеять, ибо и так уже взломали и попрали до крайней степени.

Из хорошего театра зритель не должен выходить подавленным и опустошённым. 
Даже если пьеса написана в чёрных тонах, и надежда для героев умерла - для зрителя она обязана жить. 
Хороший театр даёт, а не отнимает, окрыляет, а не втаптывает в грязь.
Грязи хватает и в реале. 
Напряжённая жизнь выпивает из человека все соки, и к искусству полупустой сосуд обращается затем, чтобы понять - нет же, он не наполовину пуст, он наполовину полон. 
Святая задача искусства - поднимать над суетой. 

Вчера моя дочь сходила с подружками на спектакль в Современник. 
Вернулась как из логова дементоров. 
Спектакль был хорош по форме, но с неприятным послевкусием. 
Он рассказал, что всё пустое и суета, все умрут, кто от рака, кто от горя, кто за компанию, и жизнь ни разу не стоит того, чтобы её проживали. 
На обратном пути девчонки зашли в Мак и просто хорошенько заели театральное откровение, пополнили высосанные спектаклем душевные силы бутербродами и колой. 
Благословенна молодость, когда равновесие легко можно выровнять бигмаком. 

В мою советскую молодость картофельно-бутербродного фастфуда не было.
Зато выходя из театра, люди не чувствовали себя обворованными, им искусство давало, а не отнимало. Им не надо было заедать и запивать потери. 
Может, в провинциях по-прежнему так и происходит. 
Может, там театр не гонится за модой, теряя на бегу последние приличия и одёжки.
Но способен ли провинциальный зритель оценить свою сцену по заслугам, ведь издавна повелось верить, что всё лучшее - в Москве.