Взлет Русской Империи

На модерации Отложенный Взлет Русской Империи

1435 – 1456 и 2010 годы от Рождества Христова

Все будет прекрасно поручик Голицын –

За все тот, кто должен, получит сполна, –

Михаил Звездинский, «Поручик Голицын»

Часть первая «Костер»

Глава первая «Владыка»

1435 год от Рождества Христова

Княжна Анастасия, обычно очень уверенная в себе и даже надменная, высокая белокурая красавица, сейчас, войдя в Благовещенскую церковь Витебска до боли сжала свои тонкие пальцы. Она с ужасом представила себе, что вскоре должно произойти невдалеке от изящного православного храма на невысоком берегу Западной Двины, где сейчас начиналась служба.

Последние дни июля выдались сухими и жаркими, к тому же ордынцы облили зажигательной смесью поленья под настилом, на котором сейчас стоял русский (1) митрополит, поэтому вспыхнули они мгновенно, как только к ним поднесли горящие факелы. Киевский владыка Герасим был привязан к столбу, стоящему у одного из краев настила и огонь уже бежал по его рясе.

Глава Русской Церкви, чуть прищурившись, смотрел на пламя.

– Прости их Господи, – негромко сказал Герасим.

Его друг и воевода, князь Дмитрий Трубецкой (2), заключенный в небольшой полуподвальной комнате каменного здания в Высоком Замке Витебска под которым сейчас проходила казнь, стоял на коленях и молился.

– Господи помоги, Господи спаси раба твоего Герасима.

Заключенные митрополит и князь жили в соседних комнатах, но сегодня владыку увели татарские воины и воевода сразу почувствовал неладное. Он даже попытался выбить дубовую дверь в комнате, закрытую с другой стороны на засов. Однако вскоре отказался от этой затеи. Дмитрий, не смотря на свой шестой десяток лет, был еще очень силен, однако выбить дверь плечом было не в человеческих силах.

– Господи помоги, Господи спаси раба твоего Герасима.

В Благовещенской церкви, главном православном храме города, только что началась служба. Взоры находившейся здесь княжеской, панской и боярской знати были прикованы к Свидригайло Ольгердовичу (3), великому князю Руси. Государь стоял в сверкавшем золотыми нитями багряном кафтане, в крое и рисунке которого искусно сочетались византийский и европейский стили монаршего одеяния. Гладко выбритое, с роскошными усами лицо его внешне казалось очень спокойным, но в душе у повелителя клокотало. Впервые за все время существования Русской Церкви ее главу предавали смерти по приказу государя, и этим государем был Свидригайло.

– Держись, держись, государь! – в глубине души сам себе кричал повелитель.

Еще два года назад Ольгердович был государем не только Руси, но и Литвы. Однако его выбил из Вильны, восставший против него его двоюродный брат Сигизмунд Кейстутович (4). Знать Свидригайло предложила ему принять новый титул: «великий князь Руси», каким Ольгердович, с его согласия, и был провозглашен на торжественной службе в Софийском соборе Полоцка. Разумеется, новый великий князь Литвы и Руси, Сигизмунд не признавал титул Свидригайло и стремился к тому, чтобы государство вновь стало единым и неделимым под его властью.

Усилившееся к концу двенадцатого века, Великое Литовское княжество, после похода Бату-хана и других Чингизидов в Европу перешло от пограничных войн с Русью к постоянной экспансии на западные, а позднее центральные и южные земли русского мира. Проникновение литовцев шло довольно быстро, поскольку подавляющее большинство выжившего после ордынского нашествия русского населения, предпочитало власть Литвы власти Чингизидов. За последний век жизни на Руси многие представители главного княжеского рода Литвы – Гедиминовичи слились со славянами и обрусели. Как раньше слились со славянами Рюриковичи и их варяжские дружины русов, давших имя своей новой родине (5). Почти у всех Гедиминовичей, племянников и внучатых племянников Свидригайло, бывших сейчас на церковной службе, литовской крови, было значительно меньше, чем славянской. Разговаривали эти князья на двух языках, но на русском гораздо чаще.

– Держись, держись государь!

Большинство из присутствовавших на службе были православными, меньшинство католиками, и уже казалось, совсем не было язычников. Хотя, возможно, это только казалось. Главной ценностью для Ольгердовича, и значительной части его окружения, была власть, а отсюда и гибкость в подходе к вере. Сам Свидригайло, внешне перейдя из Греческой Церкви в Римскую, в борьбе за власть всегда опирался на своих ближайших родственников, в большинстве своем сохранивших верность православию. Хотя при этом Ольгердович старался поддерживать хорошие отношения и с Папой Римским Евгением IV, и с Базельским Собором Вселенской (Католической) Церкви.

Гедиминовичи, Рюриковичи, Гольшанские, Глинские… Никто из других великих князей литовских и русских земель не мог похвастаться таким количеством титулованной знати, находившейся у него на службе. Князья и самые близкие к государю паны и бояре стояли внутри храма, основная же часть знати теснилась за его стенами, поскольку чудесная, но небольшая церковь не вмещала всех.

Женщин в храме было немного. Анастасия, внучатая племянница государя, стояла рядом с двоюродными братьями, князьями Чарторыйскими (6). На ней было дорогое, но не вызывающее алое платье, с широким поясом, завязанным под самой грудью. Княжна не решилась прийти в черном (траурном по митрополиту), чтобы не бросать открытый вызов «дедушке» Свидригайло и не ставить в трудное положение своих двоюродных братьев, которые ей были как родные.

Девушку бил озноб. Шепча слова молитвы, Анастасия обратила внимание на трясущиеся руки отца Глеба, ведущего службу. Ужас явно охватил священника. Казалось, он не столько вел службу, сколько причитал по митрополиту:

– Господи, спаси.

В отличие от священника, князья, паны и бояре бывшие на службе ничем не выдавали своего беспокойства: закалённые в боях и интригах, они умели, по крайней мере, внешне держаться невозмутимыми при любых потрясениях.

К надменной белокурой красавице Анастасии Чарторыйской в небольшом храме было приковано немало мужских взглядов, не смотря на то, что служба и казнь митрополита, казалось бы, к этому не располагали. Однако, пожалуй, наиболее откровенными в выражении своих чувств к ней были два князя, стоявших в нескольких шагах от девушки, по разные стороны от нее.

Один из них, Василий Сангушкович, как и княжна, Гедиминович, правнук его сына Любарта, четвероюродный брат княжны. Другой, Иван Мамай-Глинский, потомок неудачника Куликовской битвы темника Мамая. Василий и Иван были оба чуть выше среднего роста, оба крепко сбитых. Однако на этом их сходство и заканчивалось.

У Василия были русые, средней длины волосы и серые глаза, наряд на нем был европейского кроя. Иван был побрит на лысо, на голове у него был лишь один оселец по моде его родной, степной окраины (украины). Оселец был черный как смоль, как и глаза Ивана. На князе Мамае-Глинском был наряд степняка.

Василий и Иван бросали взгляды то на княжну, то друг на друга, когда их взгляды встречались, каждый из них слегка улыбался сопернику.

(1) Как отмечается многими исследователями, население современных белорусских, русских и украинских земель в XV веке считало себя «русским» («руским», «руським», «русью», «русинами»), а сам термин «Русь», выступал как название всего восточнославянского ареала.

(2) Ветвь Гедиминовичей, потомки Дмитрия (Корибута) Ольгердовича Трубецкого, одного из главных героев Куликовской битвы, внука великого князя Литвы-Руси Гедимина.

(3) Внук Гедимина.

(4) Отцы Свидригайло и Сигизмунда, родные братья Ольгерд и Кейстут всегда поддерживали друг друга.

(5) Есть и другие версии происхождения слова «Русь», пожалуй, одна из самых экзотических у знаменитого русского филолога Владимира Даля, ставившего в один ряд слова: русый, русский, заяц-русак.

(6) Ветвь Гедиминовичей, потомки сына Ольгерда Константина, здесь и далее используется современная версия фамилии.