Жестокий романс

Милая, чей образ неотступен, чей наряд изыскан, как айфон, — для меня ты типа как бы Путин, хоть чуть-чуть красивее, чем он. Эта страсть меня погубит на хрен. Этот страх не просто так возник. При тебе я как бы губернатор, обреченный, как любой из них.

Ты меня назначила сначала — я попал в тенденцию, в струю, — выделяла, даже отмечала, посещала вотчину мою. Сам я своему не верил счастью, сам благословлял такой удел — я владел одной твоею частью, но зато владел, так уж владел! Мучила меня одна идея: я стоял как будто на краю. Этим краем дерзостно владея, обреченность чувствовал свою. И в разгар любимейшего дела, на заветном как бы рубеже, так ты странно на меня глядела, будто бы прощаешься уже. Важная примета грубых натур: богомол, коль скоро он самец, или среднерусский губернатор — чувствуют все время свой конец.

Хоть воруй, хоть сроду не укради, хоть блюди аскезу, хоть блуди — все равно кранты крадутся сзади или поджидают впереди.

До конца реализуя Кафку, с той же беспощадностью в глазах ты меня отправила в отставку, никакой причины не назвав. Убирайся как бы и не мешкай! Это входит в должность искони. «Ты же знал», — сказала ты с насмешкой. Да, я знал! И знали все они. Это ожидание провала, то, что ведал я и знала ты, — может, только это придавало фрикциям какой-то остроты. Губернатор — тяжкая работа, тусклая, как русское кино. Может, ощущение полета только в миг свержения дано.

Что же, я уйду. Без слез и клятв. Должность не останется пуста: молодых красивых технократов ты зовешь на сладкие места.

О, как верят эти технократы, эти неокрепшие умы, что они талантливы, богаты и нужнее Родине, чем мы! И не знает алчная толпища, осаждая пафосный подъезд, что она такая как бы пища, а не тот, кто пищу эту ест. Ты ликуешь, новый губернатор, только что назначенный плейбой, — но уже заложен детонатор и взорвется прямо под тобой. Может, нам, сидящим не при деле, орденок сжимающим в горсти, повезло еще, что мы успели прежде детонации уйти.

Вот пройдет четыре года кряду — и еще почует, говорят, зависть к ветерану-казнокраду молодой красивый технократ;

так что мы не против, в добрый путь им. Вот урок наивному уму: нас сейчас отставил только Путин, а на них грядет Конец Всему.

…Как ты ликовала, дорогая, сбросив надоевшее старье! Может, Путин, бодро их свергая, чувствует бессмертие свое? Как он их отправил — десять разом, сиротя проблемный регион! Никаким бы веселящим газом не развеселился так бы он. Видел я, когда попал в немилость, как бы волчий вытянув билет: ты же тоже очень веселилась, прямо молодела на пять лет! Дом твой стал отныне неприступен, как его верховный кабинет, — но учти, родная: ты не Путин. Путин вечен, да, а ты-то нет. И тебя старение затронет, и к тебе придет пора утрат, и тебя когда-нибудь прогонит молодой красивый технократ. Будет стон твой тщетен, взор твой мутен, и слеза повиснет на губе…

Но часы-то тикают. И Путин тоже позавидует тебе.