А Парвус - демон революции и друг Троцкого -- вспоминает

Александр Парвус —  Израиль  Лазаревич  Гельфанд --  одна из самых демонических фигур русской революции.

ЭТО  он  вместе  с  Троцким  с 1908 по 1912 года  организовал  в  Вене издание  главной  газеты  большевиков  -- Правда

Кроме  газеты  Правда  - Парвус -Гельфанд  будучи  видным  промышленником  - финансировал  -  как  многие  акции  большевиков 

так  и  помогал  многим  финансово  в  личном  плане  ..........НО  когда  большевики  пришли  к  власти  -  они этого  НЕ  оценили 

И  резко  отказались  от  дальнейшего  сотрудничества  с  Главным  Денщиком  Партии  ....

Немецкого социал-демократа обвиняют буквально в том, что он ее организовал на деньги немецкого Генштаба, передав их Ленину.

Но мало кто знает, что Ленин отказался от каких-либо контактов с Парвусом, назвав его провокатором уже в 1918 году. +

«Революцию нельзя делать грязными руками», — заявил лидер большевиков. И, по понятным причинам, ответить на эти обвинения в Советской России Парвус не мог. Издательство «Альпина Паблишер» в год столетия революции исправляет эту ошибку, переведя на русский язык книгу Парвуса  -- «В борьбе за правду», которая писалась по горячим следам после разрыва с большевиками.

Открытая Россия с разрешения издательства «Альпина Паблишер» публикует отрывок

из книги Александра Парвуса «В борьбе за правду».

За мир, заключенный Россией, полную ответственность несут большевики. У России были шансы заключить мир на более выгодных условиях, если бы большевики не встряли со своей бессмысленной и склочной тактикой.

Ленин в этот раз проявил себя умнее, чем можно было бы от него ожидать, .... Не подлежит, однако, никакому сомнению, что тактика, примененная в процессе мирных переговоров, представляет собой чистой воды большевизм или, что одно и то же, чистой воды ленинизм.Большевизм правит Россией. Большевизм, воплощенный в государственной политике, настолько узок, что даже сам Ленин, его создатель, вынужден искать выход в компромиссе.

Тактика, которой следовали я сам и тот же Троцкий во время первых Советов рабочих депутатов в Петербурге, сильно отличается от нынешней тактики Советов рабочих и солдатских депутатов. Тогдашние Советы подчиняли себе как большевиков, так и меньшевиков и все другие социалистические фракции. Они стремились прежде всего к классовому объединению пролетариата.  Они держались в стороне от остальных демократических организаций, но не были настроены против них, а стремились подчинить их деятельность своему влиянию. Вершиной их политических требований был созыв Конституционного собрания.

Нынешние Советы терроризируют не только реакционеров и капиталистов, но и демократически настроенную буржуазию и даже     все социалистические рабочие организации, несогласные с их мнением.         Они разогнали Учредительное собрание и держатся,    утратив моральный авторитет в глазах народных масс, исключительно на штыках.

Суть большевизма проста — разжечь революцию повсеместно, не выбирая времени, не считаясь с политической ситуацией и     иными историческими реалиями.

Кто против, тот враг, а с врагами разговор короткий — они подлежат срочному и безоговорочному уничтожению.

Александр Парвус, Лев Троцкий и Лев Дейч

Врагами являются буржуазные правительства, врагами считаются имущие классы, к врагам относятся демократические партии, потому что они хотят примирить массы с существующим порядком; врагами являются и социалистические партии, если они не согласны незамедлительно рисковать всем, к врагам относятся и профсоюзы, поскольку они, улучшая положение рабочих,  снижают их революционный настрой и решимость. Максимум, с чем большевизм когда-либо готов был согласиться, — это  профсоюзы под его руководством, как школа и кузница кадров революции. Для всех остальных, кто против большевизма или критикует его, есть только одно решение — незамедлительное и полное уничтожение.

Подобные взгляды не новы. Социал-демократии всех стран приходилось считаться с ними в своих собственных рядах, и у меня лично было немало поводов писать об этом. В свое время я обнаружил, что по духу своему бездумный революционный порыв и дремучий оппортунизм — близнецы-братья. И тот и другой теряются, столкнувшись с хаосом промышленных, государственных, национальных, культурных, классовых и международных отношений капитализма, и пытаются упростить свою задачу: одни тем, что рассматривают капитализм в самых его общих чертах, другие тем, что все свое внимание концентрируют только на том, что у них перед носом.

Это то же самое, как если бы одни основывали свои географические познания на том, что Земля круглая и вертится вокруг Солнца, а другие на изучении ближайшей навозной кучи. Одни чрезмерно обобщают, другие жмутся к обочине, и тем и другим не хватает  ясной руководящей линии. Поэтому подобные революционеры легко впадают в оппортунизм, и наоборот. Такие случаи не единичны. За примерами далеко ходить не надо — нам их предоставят русские большевики.

На российской почве безудержный революционизм принял самые дикие формы. Недостаток опыта рабочего движения, неразвитость самого капитализма и гражданского устройства, непривычность к формам демократии, наконец, нетерпеливость русской революционной интеллигенции, боровшейся против царизма, но взращенной на нем и неспособной ему сопротивляться, играли при этом важную роль. Если марксизм является отражением общественной истории Западной Европы, преломленной сквозь призму немецкой философии, то большевизм — это марксизм, выхолощенный дилетантами и преломленный сквозь призму русского невежества.

Читателю известно, что между мной и большевиками, хотя они тоже выступали за военное поражение России, существуют разногласия. Я считался с различными факторами воздействия, экономическими и политическими, военными, я просчитывал вероятные результаты взаимодействия разных сил, а для большевиков на все на свете был один готовый ответ — революция. Их достаточно много раз предупреждали, указывая на реальное положение вещей.

Я встретился с Лениным летом в Швейцарии. Я развернул перед ним картину своих представлений о социально-революционных последствиях войны и в то же время обратил его внимание на то, что, покуда длится война, в Германии революции не будет, что революция в настоящий момент возможна только в России и начнется там в результате победы Германии в войне. А он мечтал об издании коммунистического журнала, с помощью которого надеялся незамедлительно вытащить европейский пролетариат из окопов и ввергнуть его в революцию.

Война распространялась все шире, сметая государственные границы и уничтожая социальные структуры. Ленин сидел в Швейцарии и пописывал статьи, почти никогда не выходившие за рамки обсуждения в эмигрантских кругах. Как в закупоренной бутылке, он был полностью отрезан от России. То же самое касалось и Троцкого в Париже и вообще всей русской эмиграции. Троцкому удалось пощекотать нервы французскому правительству, да только, как говорится, грозилась синица море поджечь.

Если в России и велась революционная агитация, то исключительно местными силами. Но влияние этой агитации, конечно же, и близко нельзя было сравнить с революционным эффектом от поражения русской армии.

Когда разразилась революция, немецкая социал-демократия сделала, разумеется, все возможное, чтобы помочь русским эмигрантам попасть в Россию.

Я был в Стокгольме, когда Ленин остановился там проездом. Он отклонил личную встречу со мной. Я передал ему через нашего общего друга: сейчас прежде всего нужен мир, а, следовательно, нужны условия заключения мира, хотелось бы знать, что он намеревается делать в этом направлении. Ленин ответил: он не занимается дипломатией, его дело — социал-революционная агитация. На это я возразил: «Передайте, пожалуйста, Ленину, пусть агитирует; но если для него не существует государственной политики, то он станет инструментом в моих руках».

По моим представлениям, прежде всего было необходимо созвать Международный конгресс социалистов. Авторитет русской революции на тот момент был огромен. Во всей Европе царило стремление к миру. Социалистический конгресс в таких условиях, вероятно, дал бы возможность диктовать правительствам условия мира. Он мог бы сыграть двойную историческую роль. Во-первых, он положил бы конец войне, во-вторых, он укрепил бы в перспективе политическое влияние рабочего класса.

Конгресс был сорван усилиями империалистов Антанты. Следует, однако, отметить, что в то время его бойкотировали большевики. Вероятно, если бы большевики не воспрепятствовали конгрессу, сорвать его бы не удалось.

Владимир Ленин. Фотохроника ТАСС

Большевики не хотели сотрудничать с официальными социалистическими партиями, считая их недостаточно революционными.

Они вели переговоры только с циммервальдовцами, с кучкой людей, не имевших ровно никакого политического влияния.

Вместо того чтобы объединить социалистические партии и совместно противостоять империалистическим правительствам, большевики пытались посеять между ними раздоры. Они были убеждены, что вызвать революцию в Западной Европе можно,     только насадив там большевизм. В результате этой дурацкой тактики империалистам Антанты не трудно было подчинить себе внешнюю политику российского Временного правительства, и война продолжилась.

На I съезде Советов Ленин гневно обличал империалистическую политику Временного правительства, одновременно угрожая Центральным державам «мировой революцией». Большевики объявили себя противниками сепаратного мира и требовали, чтобы право наций на самоопределение распространялось не только на «Россию-Польшу, Эльзас и Лотарингию, Армению, но и на Богемию, Хорватию и Великое княжество Познанское».

Правительство Керенского повторило ошибку царского правительства, посчитав, что военное преимущество находится на стороне стран Антанты, а большевики вообще не принимали во внимание положение на фронтах, считая, что им удастся дезорганизовать империалистические армии путем революции.

Как Керенский, так и большевики опирались при этом на иллюзию, что революционный подъем в России сможет компенсировать недостатки военного руководства, боевой подготовки и отсутствие средств связи.

Большевики совершат революцию, и она решит все проблемы!

Между тем немецкие войска, вынужденные сражаться после наступления Керенского, вновь разбили российскую армию, тем самым обеспечив триумф большевизма в России.

Народные массы поняли то, что никак не удавалось вдолбить в голову русской интеллигенции, а именно что следует уступить в военном отношении, что вести войну дальше не имеет смысла. Российские войска разбежались.

Если не демократическое чутье, то демагогический инстинкт подсказал большевикам, что вопрос заключения мира необходимо сделать основным пунктом агитации.

Им хватило смелости поставить вопрос мира во главу угла и разорвать те цепи, в которые государственная политика России была закована английским империализмом.

Но дальше по этому пути они не пошли. Наоборот, вскоре они пошли на попятную.

Решившись на сепаратный мир, они оказали очевидное давление в пользу всеобщего мира на все воюющие стороны, в особенности на силы Антанты. Этим можно было бы воспользоваться, чтобы вернуться к вопросу о созыве Международного социалистического конгресса. Но большевики ничего не хотели об этом слышать.

Парвус А. В борьбе за правду / Пер. с нем. Марины Изюмской — М.: Альпина Паблишер, 2017.