Три оппозиции

Успех команды Дмитрия Гудкова на выборах в Москве — каким бы ограниченным он ни являлся — стал весьма символическим (и был воспринят в мире именно так). И хотя разные комментаторы делали акцент на разных элементах кампании (от «политического Uberʼа» до важности победы «демократов» именно в столице), практически все признали, что недовольство режимом в России принимает разнообразные формы, а у протеста оказывается много узнаваемых лиц. Последнее могло стать откровением разве что для неспециалистов — но я бы добавил к этому, что после московских выборов в стране очевидно существуют три оппозиции.

Первая — это оппозиция, группирующаяся вокруг Алексея Навального, которая выбрала четкую повестку дня; сформировала формальные структуры в регионах, ориентированные на поддержку своего лидера; и не попыталась при этом высказаться вразрез с общественными настроениями по весьма значимым для обывателей проблемам (миграция, Крым, и т. д.). Эта оппозиция ориентирована на персональный клинч своего кандидата с президентом Путиным (или же его преемником), уповая на преимущества харизмы молодого и нового на политической сцене радикала над харизмой стареющего политика, уже успевшего пообещать все всем, и многого не сделать. В демократической стране с сильной центральной властью у такого претендента было бы немало шансов — но Россию (на президентском уровне) электоральной демократией я считать не могу: еще ни разу наша высшая власть не сменилась неконтролируемым ею демократическим образом без разрушения самой страны (что имело место в период крушения СССР).

Вторая — это оппозиция, представленная системными партиями (в данном случае — «Яблоком», находящимся в российской политике с появления Российской Федерации), которые, исходя из их прежнего политического опыта, ориентированы прежде всего на парламентскую работу и на общефедеральные выборы. Опыт недавнего прошлого показал, что создать новые массовые партии невозможно — и только это поддерживает спрос на традиционный российский фрукт. Перед этими партиями стоит дилемма: на федеральном уровне их «потолок» ограничен несколькими процентами голосов; для продвижения на региональном им очевидно не хватает опыта работы «на земле» (за исключением отдельных мест типа Санкт-Петербурга или Пскова). При этом все крупные российские партии являются столь же авторитарными, как и российская власть — и именно это затрудняет им мобилизацию новых сторонников.

Третья — это «технологическая» оппозиция Гудкова, которая имеет как сильные (отличные организационные возможности и отсутствие выпячиваемых лидером собственных амбиций), так и слабые стороны (далеко не всегда она может обеспечить высокие управленческие качества кандидатов или быть гарантирована от части «примазавшихся»). Эта часть оппозиции привлекает прежде всего тем, что она предлагает своим сторонникам достижимые цели — которые при этом способны постепенно менять облик страны. Скорее всего, ни Гудков, ни его коллега-оппонент Митрохин не окажутся в бюллетене на выборах мэра Москвы в следующем году (по той же причине, что Навальный не будет допущен до президентской кампании — слишком велик риск выступить неубедительно для представителей власти) — но использованный в Москве метод будет наверняка реплицирован в других регионах и к 2024 г. в стране может появиться много молодых (по опыту участия, не обязательно по возрасту) политиков, которые смогут серьезно влиять на ситуацию.

Особенность трех российских оппозиций состоит в том, что на самом деле они практически совпадают по кругу граждан, готовых голосовать за их кандидатов (хотя во втором и третьем кейсах лидеры куда более избирательны в своих лозунгах, касающихся, например, национализма и имперскости). Однако базовый электорат этих групп очень концентрирован. И тут мы приходим к самому важному, на мой взгляд, моменту. Первая и вторая оппозиции не имеют шанса на успех потому, что протестный электорат крайне концентрирован — не обязательно в Москве, но в крупных городах и даже отдельных их районах. Поэтому даже в столице центру пока вряд ли удастся одолеть окраины, а уж в стране в целом голоса сторонников перемен останутся в явном меньшинстве. Технология Гудкова идеальна не тем, что он предложил Uber, а тем, что он разделил внешне гармоничную кривую на массу «ступенечек», некоторые их которых можно из нее «выбить», хотя общий контур пока изменить не получится. И это, мне кажется, преобразует все — или очень многое — по мере приближения «значимого» 2024 года.

Потому что к этому времени у третьей оппозиции будет масса работающих на местах сторонников, в то время как у второй так и останется знамя с изображением фрукта, давно ассоциирующегося с совсем другой компанией, а у первой — только имя и лицо ее единственного «прирожденного лидера»