Языческое христианство древней Руси. Окончание

На модерации Отложенный Попытки церковных иерархов наложить запрет на употребление мясной пищи в «господские праздники» (рождество, крещение), если они
приходились на постные дни (среду и пятницу), были ими решительно отвергнуты, а упорствующие в своих поучениях пастыри низложены с кафедр.
Летописец под 1168 годом сообщает о том, что черниговский епископ Антоний возбранял князю Святославу Ольговичу и его боярам есть
мясо в «господьские праздники», но те «не внимаху ему о сем». Тогда Антоний с еще большей настойчивостью стал поучать их. Святослав же,
не стерпев «досады от епископа своего, и изгна его из града своего Чернигова и от всего княжения своего». Точно так же разделался с
епископом Леоном святой князь Андрей Боголюбский. Понять князей нетрудно. Рождество и крещение совпадали по времени с языческими святками,
длившимися с 25 декабря по 6 января. Все эти дни горел священный огонь, совершались магические обряды. Празднества сопровождались
многолюдными пирами, непременным условием которых являлось ритуальное употребление мяса жертвенных животных. В этих застольях
самое активное участие принимали князья и бояре, часто выступая в качестве устроителей языческих пиршеств. Наиболее разумные церковные
деятели, понимая всю бесперспективность борьбы за соблюдение постов в «господские» и другие божественные праздники, заняли пассивную,
хотя и предпочтительную по отношению к канонической, позицию. Новгородский архиепископ Нифонт на вопрос священника Кирика относительно
употребления мяса и молока в «праздник господский или святыя богородицы или святого Иоана», дал такой уклончивый ответ: «Да аще ядят,
добро, аще ли не ядят, а луче». [Смирнов С.И. Материалы для истории древнерусской покаянной дисциплины//ЧОИДР. 1912. Кн. 3. С. 13.]
Итак, древнерусская знать в лице князей и их окружения оставалась на протяжении XI-XII веков во многом язычествующей.
Не в меньшей, а быть может, в большей мере сохраняли языческие наклонности знатные женщины. С точки зрения ревностных приверженцев
христианства, именно женщины в первую очередь «творили норовы поганские». Рассуждая по поводу волхвованья как внушения бесовского,
автор «Повести временных лет» в полной уверенности заявляет: «Особливо же через женщин бесовские волхования бывают, ибо искони бес
женщину прельстил, она же — мужчину». Сразу после крещения киевлян Владимир стал брать у «нарочитой чади» (знати) детей «на ученье
книжное». Матери этих деток, по рассказу летописца, плакали о них, как о мертвых, ибо не утвердились еще в новой вере, оставаясь в плену
язычества. Такой мировоззренческий тонус видим у знатных русских женщин на заре истории отечественного православия. К исходу
древнерусского периода, в начале XIII века, ситуация несколько изменилась, но не настолько, чтобы говорить о принципиальных переменах,
подтверждением чего служат памятники прикладного искусства. В момент нашествия Батыя на Руси было зарыто в землю множество княжеских
и боярских кладов, содержащих золотые и серебряные женские украшения. Тут и диадемы, и колты, и монисты, и браслеты, испещренные
языческой символикой: птицы-сирины (русалки-«вилы»), древо жизни, идеограммы воды и солнца, плодоносящий хмель, грифоны и т. п.
Эта языческая символика к началу XIII века начинает вытесняться христианскими изображениями: Иисус Христос, различные святые.
Академик Б.А. Рыбаков, тщательно исследовавший русское прикладное искусство X-XIII веков, пишет: «Замена языческих изображений
христианскими свидетельствует, что архаичной языческой символике все время придавалось священное значение, что она сохраняла свой
сакральный смысл до тех пор, пока ее не заменила символика христианская». И вот здесь обнаруживается любопытная вещь: «Из этого
общего процесса смены символики есть одно интереснейшее исключение: символы менялись на всем уборе, кроме широких, двустворчатых
браслетов. На этих браслетах-обручах никогда не встречается ни одного христианского изображения, они везде неизменно оставались
языческими. Такая стойкость языческой символики находит свое объяснение в назначении самих браслетов: они скрепляли у запястья
длинные рукава женских рубах; во время танца женщина должна была снять браслеты и распустить рукава. Сказка о волшебном танце
Царевны-Лягушки, после которого появилась вода и расцвели сады, — опоэтизированное описание русальских плясок древнерусских
женщин в одежде с распущенными рукавами, которыми они размахивали, подражая крыльям русалок». [Рыбаков Б.А. Языческое
мировоззрение русского средневековья // Вопросы истории. 1974. № 1. С.27.] Женские ритуальные пляски (русалии) — привычное явление
древнерусской действительности, вызывавшее у церковных учителей раздражение и злобу. В поучениях против язычества о танцующей
женщине говорится в весьма неприязненных выражениях: «Пляшущая бо жена невеста сотонина нарицаеться и любовница диавола,
супруга бесова». Ношение русскими княгинями ритуальных украшений (браслетов с архаической символикой) — верный знак их участия
в языческих русалиях. Можно предположить, что именно представительницы знати первыми заводили русальные пляски, как того
требовал древний обычай, согласно которому на старших по рангу лежала обязанность начинать все священнодействия, вплоть до
ритуального зачина хозяйственных дел.
Если древнерусская знать была так опутана языческими верованиями и обычаями, то это тем более присуще народным массам. В 1024
году в Суздальской земле разразился голод, которому предшествовало несколько неурожайных лет. Людьми овладело отчаяние. И вот тут
появились два волхва. Они говорили, что «гобино» (урожай) задерживают местные старейшины — «старая чадь». Началось избиение
«старой чади». Эти события можно понять лишь с точки зрения языческих представлений. Вера в существование колдуний, вредящих людям,
имела широкое распространение в Древней Руси, о чем сообщают как иностранные, так и отечественные источники. Арабский путешественник
Абу Хамид ал Гарнати, посетивший Восточную Европу в середине XII столетия, побывал в Верхнем Поволжье и рассказал об одном из живущих
там племен следующее: «У них каждые десять лет становится много колдовства, а вредят им их женщины из старух колдуний. Тогда они
хватают всех старух в своей стране, связывают им руки и ноги и бросают в реку: ту старуху, которая тонет, оставляют, и знают, что она не
колдунья, а которая остается поверх воды, — сжигают на огне». В XIII веке, согласно свидетельству епископа Серапиона Владимирского,
русские люди, отдавая дань языческим верованиям, бросали в воду женщин, обвиненных в колдовстве во вред урожаю. Практиковалось и
сожжение тех, кто благодаря магии мог «владети обильем или скудостью, подавати или дождь или теплоту». Вера в колдуний долго держалась
в народе. Известно, например, что в 1411 году «псковичи сожгоша 12 жонке вещих». Жестокий пожар в Москве 1547 года народная молва
связывала с «волхованием» бабки царя Ивана княгини Анны Глинской, которая «вымала сердца человеческие да клала в воду да тою
водою ездячи по Москве да кропила». Еще в XIX веке бывали случаи топления «ведьм» во время засухи. А летом 1885 года крестьяне
деревни Пересадовки Херсонской губернии схватили «трех баб», которых они считали колдуньями, задерживающими дождь и производящими
засуху. Их насильно купали в реке, угрожали и умоляли. Любопытно то, что эти женщины сами поддерживали в крестьянах уверенность в том,
будто они действительно колдуньи. Судьба «колдуний» была бы плачевной, не назови они озлобленным крестьянам место, где «спрятали
дождь». Староста с понятыми вошел в избу одной из «колдуний» и там по ее указанию нашел в печной трубе замазанными два напильника
и один замок. Волнение улеглось, но дождь все-таки не пролился.
К сказанному надо добавить, что некоторая часть древнерусского общества рассматриваемого времени была некрещеной, в чем и состояла
одна из главных причин сохранения в Киевской Руси всей совокупности языческих верований, существовавших у восточных славян до принятия
христианства. По старому на Руси поклонялись камням, рекам, колодцам, болотам, рощам и отдельным деревьям. Молились огню «под овином»,
принося «жертвы идольские». Согласно терминологии церковных проповедников, молящиеся огню суть «идолослужители». Предметами почитания,
как и прежде, были гром и молния, дождь и ветер, солнце и луна, месяц и звезды. Церковные наставники, обращаясь к пастве, настойчиво
рекомендовали «уклонятися звездочетца», проклятию предавали тех, «кто целовал месяц», осуждали посмевших сказать, что дождь идет.
Во всем этом видны несомненные следы обожествления древнерусскими людьми явлений природы. К солнцу как к божеству обращается
Ярославна, горевавшая «в Путивле на забрале»: Светлое и тресветлое солнце! Для всех ты тепло и прекрасно. Зачем, господин, простерло
ты горячие свои лучи на воинов моего милого? В поле безводном жаждою им луки согнуло, горем им колчаны заткнуло? Древнерусский человек
по прежнему обожествлял зверей и птиц, в частности коня, медведя, вепря, ворона, дятла, синицу, утку и др. Отправляясь в путь, он гадал по
голосу птиц и тому, с какой стороны (правой или левой) пела птица. В церковных поучениях, адресованных древнерусскому обществу, звучал
призыв, из которого явственно вырисовывается целый комплекс языческих верований, только что нами упомянутый: «Не нарицаите собе Бога
на земли, ни в реках, ни в студенцах [родниках], ни в птицах, ни в воздусе, ни в солнци, ни в луне, ни в камении».
Не утратил своего значения и культ предков. Для усопших топили бани, развешивали в них простыни и полотенца, оставляли караваи, мясо,
молоко, яйца, масло, мед, пиво и «вся потребная», а пол посыпали пеплом. При этом устроители «мови» приговаривали, обращаясь к «навьем»
(покойникам): «Мыйтися». О том, побывали ли в бане «навье», судили по следам, оставленным на пепле. И вот эти «навье» (бесы, по
наименованию церковных учителей) «яко кури след свой показают на пополе [пепле] и трутся чехлы [простынями] и убрусы [полотенцами]».
И когда «топившие мовници» возвращались и обнаруживали на пепле следы, то говорили: «Приходили к нам навья мытся». А затем с чувством
исполненного долга съедали оставленную снедь, вызывая омерзение у ревнителей христианства, по мнению которых такую пищу «недостоить
ни псом ясти». Не исчезла в Древней Руси и вера в домовых. На языке идеологов церкви домовой — «бес-хороможитель». Продолжалось
поклонение верховным богам, известным восточнославянскому миру. Большим почитанием пользовались Род и Рожаницы. Им «ставили»
трапезы — «хлебы и сыры и мед». Совершались моления Перуну, Дажбогу, Велесу, Стрибогу, Хорсу, Симарглу, Мокоши. По словам некоторых
древних авторов из воинствующего христианского лагеря, Перуну, Хорсу, Мокоши и прочим богам молились на Руси «по украинам» (на окраинах)
и «отай», то есть тайно. Здесь явно преувеличены успехи христианства, будто бы оттеснившего язычество на окраины и вынудившего язычников
перейти на нелегальное, так сказать, положение. Не случайно другие церковные писатели рассказывают о поклонении языческим богам в
Древней Руси без каких-либо указаний на его территориальную удаленность и таинственность. Итак, если поставить вопрос, что в большей
степени определяло мировоззрение древнерусского общества — язычество или христианство, то можно, не боясь преувеличений, сказать:
язычество. Данный ответ обусловлен существованием на Руси XI-XII столетий оязыченного христианства, то есть «двоеверия», с одной
стороны, и чистого язычества — с другой. Наличие последнего объясняется тем, что население Древней Руси не было сплошь охвачено
крещением и какая-то часть его оставалась в язычестве, которое, впрочем, утратило свой прежний официальный характер, в результате чего
массовые публичные моления верховным богам Роду, Перуну, Дажбогу, Велесу и прочим превратились в частные, ограниченные отдельным
домом и семьей, свершаемые скрытно «под овином». Но тем не менее эти моления продолжались. И только позднее, на протяжении второй
половины XIII, XIV и XV столетий, когда христианство окончательно утвердилось на Руси и все русские люди стали (во всяком случае,
формально) христианами, язычество как самостоятельное вероисповедание отошло в прошлое. Сохранилось лишь являвшееся смесью
христианства с язычеством «двоеверие», из которого впоследствии и выросло современное русское православие. По книге И.Я. Фроянова "Начало христианство на Руси".