Новелла В этот редкий летний дождливый день... (Отрывок из цикла "Душанбе...")

В этот редкий летний дождливый день...

(Отрывок-новелла из цикла «Душанбе...»)

     А  вот сегодня работа после обеденного перерыва не задалась.        
     Измученный сильнейшей изжогой после обеда в студенческой столовой этой среднеазиатской столицы, куда он несколько дней тому назад приехал в командировку, Дато, в полусне от двух таблеток церукала, шел, раздумывая, куда ему пойти, — то ли к друзьям, то ли в кинотеатр по соседству с работой, где,судя по афише, показывали фильм «Я — Пеле».

     Пересилил футбол.

     Да и мысль о том, что, может быть, фильм  его встряхнет, а после него он вернется в лабораторию и всё же проведет запланированный на сегодня анализ.

     Народу было мало. Дато представил себе, что творилось бы на этом фильме в Тбилиси! Наверное, всё мужское население от мала до велика сидело бы в кинотеатрах!

     Устроившись поудобнее в совершенно пустом ряду, он приготовился к зрелищу. Правда, до Пеле надо было просмотреть еще парочку журналов с союзными и республиканскими новостями, а это довольно скучное занятие...

  ...Всё еще  полусонный, Дато шел по улице и не мог понять в чем дело — что-то изменилось по сравнению с тем, что было до фильма. И только когда большая капля упала ему на нос, он сообразил, что пошел дождь!   
     Здесь это настолько редкое явление в такое время года, что он не поверил своим глазам и продолжал идти под понемногу усиливающимся дождем, непроизвольно прикрывая телом сумку с зубной щеткой, журналами и записями, с которой практически не расставался.

      Только когда струйка воды потекла ему за шиворот, Дато окончательно проснулся и понял, что ощущения его не обманывают.         

     Достав платок, он вытер волосы, стряхнул с сорочки капли, показавшиеся ему мутноватыми, и положил платок в карман. На остановке автобуса у рынка толпа пряталась под деревьями.

        Дато тоже втиснулся в нее, но ветви и  листья не очень-то спасали от уже припустившего ливня. Даже хуже  — на людей капал уже не чистый дождь, а муть смываемой с  листьев многонедельной пыли и автомобильной копоти, осевшей на
них. Подъехали  сразу  два  автобуса, все ринулись в них, чтобы занять
сидячие места, и втащили Дато тоже.
      Он устроился на заднем сидении прямо у двери — здесь было всё же больше воздуха, чем в середине «салона». (Какое совершенно неподходящее слово для небольшого автобуса, битком набитого разнообразно-неприятно пахнущими и задыхающимися от духоты людьми, — ведь окна, естественно, не открывались.)

      Как видно, духота всё же сморила его и когда Дато, не соображая сколько остановок проехал, посмотрел в окно, то район показался ему незнакомым. Вскоре автобус окончательно остановился и из него стали выходить последние пассажиры.

     Дато , поняв, что сел не в тот маршрут и заехал куда-то не туда, решил уже не выходить под дождь, а вернуться на этом же автобусе обратно и пересесть на нужный маршрут.

     Краем глаза он увидел, как молодая женщина, выходившая из передней двери, вдруг неловко запрыгала на одной ноге, не решаясь ни опереться на вторую ногу, ни поставить битком набитые сумки в образовавшуюся на остановке грязь.

     Никто не обращал на нее внимания — кто, выйдя из автобуса, бежал под укрытие, а кто, наоборот, рвался в автобус. Подходя к ней, Дато увидел, что каблук ее туфли сломался. Вероятно, женщина, как минимум, подвернула ногу.

      Дато забрал у женщины сумки, помог допрыгать ей до навеса и, представившись врачом, предложил осмотреть стопу, начавшую уже припухать. Чего-чего, а таких вещей, работая несколько лет в пионерлагере, он насмотрелся!

      Как видно, у нее было растяжение связок, но, вроде, обошлось без переломов. Дато предложил вызвать «скорую помощь», но женщина сказала, что ей надо домой, к сыну, — это здесь в двух шагах, а там видно будет.

     Он, конечно, предложил свою помощь и вскоре они уже входили в ее квартиру. Её 10-летний сын, оказывается, уже пришел со школы и даже согрел обед.

     Еще раз, уже более тщательно осмотрев стопу, Дато убедился, что можно обойтись  фиксацией сустава. В аптечке нашелся и пенталгин. Накладывая ей повязку и прикладывая лёд из морозильника, Дато обратил внимание на ее тонкие щиколотки и почему-то вспомнилась фраза, что это — признак благородной породы.

      «Давайте я постираю Вашу рубашку, а то эта грязь так въестся, что не отстирается. А потом проглажу, чтобы быстрее высохла… А Вы пока хоть голову помойте, а то она, небось, тоже вся в саже...»

     Дато, посмотрев на покрывшуюся грязными разводами рубашку и уже серый носовой платок, которым вытирал мокрые волосы, понял, что, наверное, стоит прислушаться к предложению, тем более, что это, вероятно, займет не так уж много времени.

     Газовая колонка быстро разогрела воду и после душа он был приглашен к столу. Ему дали рубашку, очевидно, мужа, которой пришлось подвернуть рукава.

      За обедом у Дато почему-то создалось впечатление, что мальчик — аутист. Был он очень молчаливый, как будто отрешенный, думал о чем-то своем и неохотно вступал в беседу, которую Дато пытался с ним завязать.

      Хозяйка достала гладильную доску, включила утюг в розетку, тут что-то щелкнуло и холодильник перестал урчать.

     «Опять пробка вылетела»,— произнес мальчик.

     Дато посмотрел на розетку — она болталась на проводах, не закрепленная в стене. Вообще-то, у него дома всё, что портилось по электрической части, чинилось кем угодно, только не Дато, потому что он с электричеством не дружил. Но, смотря, как это делают другие, Дато тоже чему-то научился, поэтому попросил показать ему какие имеются в хозяйстве инструменты и взялся за дело.

     Нашлась и отвертка, и винты подлиннее тех, что, вырванные из креплений, уже не держали коробку розетки. Жаль, что у них не было ни горсточки гипса, или цемента, а то Дато пошел бы даже на «капитальный ремонт»!

     Надо бы попросить немного гипса у хирургов, или в травмпункте.

     Раз пробки были выключены, то Дато заодно проверил и все остальные точки, подтянув и укрепив крепления, заменил перегоревшие лампочки в «люстре».

      Чувствовалось отсутствие мужчины в доме.

     Попутно Дато немного разговорил ребенка, поинтересовался, что он читает, чем увлекается.

     Оказывается, тот увлекался греческой мифологией и у него была такая же книга Н. Куна, которую Дато, в свое время, знал чуть ли не наизусть, и которую потом достал для своих детей. Мальчик даже перечислил двенадцать подвигов Геракла, последовательность которых Дато постоянно «путал».

        Увидев в комнате мальчика шахматы, Дато, вспомнив былое увлечение, спросил его — умеет ли он играть? Мальчик неохотно сказал, что отец показал ему как-то ходы, но дальше дело не пошло. Дато не хотелось, чтобы ребенок опять замкнулся в себе и предложил вспомнить ходы, а заодно и показать ему несколько  интересных вещей.   
         Ребенок оказался очень способным, схватывал всё на лету и вскоре уже мог поставить мат одинокому королю двумя ладьями — вроде бы наипростейший, но всё же имеющий определенные тонкости.

Рубашка и платок были давно просушены и проглажены, а мужчины учили уже мат одной ладьей, когда, случайно взглянув на часы, Дато понял, что уже поздновато и мальчику давно пора спать.     
         Несмотря на перевязку, хозяйка пошла провожать его, объяснив, что в это время в квартале у них полно бродячих собак, да и неспокойно. На остановке выяснилось, что последний автобус сломался и ушел в гараж. Такси сюда заглядывали редко, частников тоже не было видно, топать по незнакомым микрорайонам до дома, или до друзей — было далеко, да и неприятно, так что спал Дато на раздвинутом диване у новых знакомых.

       И ему даже в голову не пришла мысль почитать журнал, или записать что-то перед сном...

      Вдруг солнце, очевидно, найдя щель в неплотно задернутой занавеске, ударило ему в глаза. Просыпаться не хотелось, поэтому Дато повернулся на другой бок, но не тут-то было! Оно снова светило… и говорило неприятным и не женским голосом: «Эй, праснис!..»

     Дато даже показалось, что кто-то тряхнул его за плечо.

     «Кино кончился!.. Ты так спал!.. Вставай, ухадит нада...» — говорил, жуя  местную жвачку-«нас» и сплёвывая зеленую слюну прямо на пол, какой-то местный парень.

     Дато вышел на улицу… Накрапывал дождь… В это время года!..

«И всё же — как их звали?» — крутилась мысль в его голове.