«Корзиночка Сечина»: разоблачение разоблачителей

На модерации Отложенный

 
Странная открытость суда над Алексеем Улюкаевым вдруг обогатила национальный опыт сведениями о нравах нашей правячщей верхушки. 

Казалось бы, Россию сложно удивить показательными процессами. Они идут каждый день, а то и по нескольку разом. Но зачтение на суде над экс-министром Улюкаевым расшифровок, повествующих о последней его встрече с главой «Роснефти» Сечиным, страну буквально поразило. 
Появилась и сразу стала популярной даже сетевая игра «Деловая колбаса. Кто ты в деле Улюкаева». Тот, кто без ошибок ответит на все 14 вопросов (про улюкаевскую курточку, про бренд, под которым упаковывают подарки Сечина, про выражение «заводить рака за камень» и пр.), узнает, что он и есть Игорь Сечин. 
Занятно, что внезапно подскочившая популярность совсем не понравилась главе «Роснефти»: «Это профессиональный кретинизм. Есть вещи, которые должны быть закрыты со всех сторон и со всех точек зрения. Даже мысли не должно возникать, что такое можно обнародовать! Там есть сведения, содержащие гостайну… Ничего такого я, кстати, не сказал, но есть то, что не относится ко мне лично… Процесс, конечно, должен был быть закрытым». 
Возможно, простодушному судебному обвинителю просто не пришло в голову, что обнародованные им неласковые высказывания Сечина о международных партнерах «Роснефти» являются если и не гостайной, то весьма доверительной информацией. Но если бы прокурор рискнул выступить в роли адвоката самого себя, то мог бы напомнить, что эти сокровенные сведения сообщались в офисе «Роснефти» не кому-то, а министру Улюкаеву, по общей версии следствия и Сечина – взяточнику и шантажисту, т. е. человеку, с которым ни в коем случае нельзя было делиться тайнами. 
Не говоря уже о том, что Сечин вообще не блестяще подготовился к добровольному выступлению в качестве подсадной утки, хотя ФСБ, вероятно, и проводила с ним предварительный инструктаж. Так по крайней мере рассказал человек, осведомленный об обстоятельствах дела: «Оперативное мероприятие проведено было из рук вон плохо, поэтому его материалы являются крайне спорным доказательством». 
Но именно эта серия служебных промахов подарила нам сведения, которым нет цены. Обнародованные записи того, что случилось между Улюкаевым и Сечиным холодноватым осенним вечером 14 ноября 2016-го, выставляют на обозрение по меньшей мере три слоя верхушечных отношений. 

Первый слой – это сама манера бытового общения второго-третьего человека в государстве с менее видным, но весьма заметным сановником. Их беседу уже сравнивают с диалогами персонажей «Мертвых душ». Но еще больше улюкаевский визит, состоявшийся по настойчивому приглашению Сечина, смахивает на встречу двух приятелей из самых простых и немудрящих. Эдаких немолодых мужчин, возможно, соседей по садоводству. 
Умиляет контраст характеров, как это часто и бывает между друзьями. Улюкаев – немногословен и слегка брюзглив, а Сечин полон радушия и заботливости: «У меня только просьба одна – если можно, на секундочку к нам подъехать… Как ты ходишь вообще так? Надо курточку какую-то… Одну секундочку, ага, я так коротко тогда, чтобы ты не замерз… Вот, забирай, клади и пойдем чайку попьем… Так, Шокина чай принесет?

И корзинку с колбасой… Корзиночку забирай… Все, счастливо, спасибо тебе большое…» 
Грозный глава «Роснефти», в котором привыкли видеть могущественную забронзовевшую фигуру, поворачивается неожиданной стороной: запросто спускается встретить подъехавшего гостя, переживает, что тому холодно, ведет в свои покои, потом спускается с ним, чтобы проследить укладку в багажник сумки с приманкой. Снова зовет наверх попить чайку и покалякать о японцах и индусах, дарит корзиночку с колбаской, опять провожает к машине и сердечно машет на прощанье за несколько секунд до того, как улюкаевский автомобиль возьмут в кольцо сотрудники органов. 
Если забудешь о тайном смысле этой встречи, то порадуешься простоте, дружелюбию и демократизму, которые, оказывается, царят в верхах. А если вспомнишь о нем, то подивишься, по какому же тонкому льду они там ходят. И тут раскрывается второй слой: от чая и колбасной корзинки до ареста – считанные мгновения. Добрые знакомые – по совместительству охотники на тебя. И об этом надо помнить двадцать четыре часа в сутки. Несладко им там на службе у народа. 

Наконец третий слой – в отличие от второго не столько мрачный, сколько занятный. Это бытовые оттенки и особенности подаваемых друг другу сигналов. 
По сценарию мероприятия Сечин должен был не просто вручить Улюкаеву сумку с долларами, но и добиться, чтобы тот под запись себя выдал, сообщил, что знает о ее содержимом. «Сечин: – Ну, во-первых, приношу извинения, что затянули выполнение поручения, ну в командировках были. Улюкаев: – Конечно. Сечин: – Да, пока туда-сюда, собрали объем. Ну можешь считать, что задание выполнено. Улюкаев: – Да». 
Вот вам и главное доказательство дачи взятки. Улюкаев то ли из хитрости, то ли действительно не зная, что ему преподносят, не говорит ничего, себя компрометирующего. А тем временем Сечин жалуется на проблемы, которые помешали быстро «собрать объем». Оказывается, бедна «Роснефть», и $2 млн. ее капитанам наскрести было нелегко. И такое в беседе двух магнатов проскакивает запросто. 

Ну и, конечно, много шуток вызвала подарочная колбасная корзинка «От Иваныча», наполняемая изделиями, изготовленными из охотничьих трофеев Сечина. Возможно, это и в самом деле эхо голодного детства, когда мясо было мечтой. Но, с другой стороны, а что еще ему дарить? На досуге он охотится, а рабочее время в части, свободной от спецопераций, посвящает нефтедобыче. Что вы ему прикажете – бидончик с нефтью преподносить дорогим гостям? 
Так или иначе следующих, после Улюкаева, получателей корзинки «От Иваныча» ее содержимое, возможно, наводит теперь на какие-то не гастрономические ассоциации. Что ж, таковы издержки сегодняшней начальственной жизни. 

Чаще всего столь тонкие подробности повседневного быта наших главных людей становятся известными лишь тогда, когда этот быт уже уходит в историю. Но по халатности должностных лиц это случилось досрочно. Можно убедиться, что там все устроено еще проще, чем можно было подумать.