Пластилиновый тротил О террористе

О террористе

•  Александр Брыксенков

  При коммунистах народ был дремуч. Никто понятия не миел о смертниках, о террористах. Ведать не ведал о терактах, о взрывах.  Хотя и в те времена кое-что случалось.

    ВНИИгормаш имел историю, имел мифы и предания. В шестидесятых годах институт располагался в одной из куртин Петропавловской крепости. Вот это была жизнь!

     Влюбленные пары осваивали исторические закоулки крепости. Солидные люди бродили по бастионам и меж императорских надгрбий. Любителей  рыбалки можно было встретить на пристани у Невских  ворот или на Иоанновском мосту. Летом же в солнечную погоду пол института принимало сонечные ванны на невском пляже у стен крепости. Лафа!

     Ложка-то дегтя, конечно, имелась. Рядом с институтом находилась Радиологическая лаборатория, Там что-то химичили с радиоактивными материалами. Такое соседство гормашевцам не нравилиось. Хотя сотрудники Радиологической лаборатории и уверяли  ученых соседей в безопсности своего производства, хотя и утверждали, что уровень радации в норме,  институтский народ сомневался: что значит «в норме», кто эту норму определял?  Народ сомневался и принимал меры.

      Сейчас смешно об этом вспоминать, но в те полувековой давности времена даже ученый люд был слабо подкован в вопросах радиации и  поэтому сотрудники ВНИИгормаша принимали  очень странные решения для  защиты своего организма от вредных воздедействий радиоактивного излучения.

      Больше всех волновались молодые мужчины. Они беспокоились за свою потентность. Кто-то для защиты своих органов от радиации наклеивал на трусы станиолевую ленту,  кто-то помещал свои причиндалы в специальный  футляр.  Дальше всех пошли сотрудники лаборатории машин химчистки.

     Молодые м.н.с. создали устройство с гальванической ванной, при погружении в которую куска хлопчатобумажной ткани происходило насыщение ткани ионами свинца. Мужчины толпами понесли свои трусы на гальванообработку.

     Институт рос, развивался и вскоре крепостная куртина стала ему тесной. Тогда ВНИИгормаш переселили в Невский район, на Седова в просторное четырехэтажное здание.

      Гормашевцы лишились историчности, Невы, но лишились и радиоактивной опасности.   Правда, возникла опасность не опасность, но неприятность химического типа.

      Вокруг института располагались многочисленнве заводы, а в сторону Средней рогатки они тянулись аж до горизонта. Как-то перекуривая на лестничной площадке, Барсуков пялился в окно. Пялился и считал заводские трубы. Насчитал он сорок две трубы и все сорок две дымили.

         Барсуков подумал: «И зачем Ленинграду столько заводов? Вон в области полно ущербных городков. Перенести бы в них часть ленинградских производств, всем бы лучше стало».

     -- О чем мечтаете, старче? – подошел к Барсукову с.н.с. Нейман из соседней лаборатории.

     -- Да вот думаю, как воздух в городе чище сделеть.

     -- Ну и надумали что-нибудь?

     --  Конечно. Очень просто.

     --  Поведайте.

     --  Заводы закрыть, перенести в область. Автомобили уничтожить, заменить электромобилями.

     -- Гигант! Кстати, обед наступает. Пойдем перекусим.

     В институте не было столовой, а был буфет со стандартным продуктовым набором типа кефира, плавленных сырков, печенья.  В обеденный перерыв из соседней столовой доставляли в буфет в алюминиевых флягах два первых (обычно борщ и рассольник)  и два вторых (обычно бифштекс и шницель).

      Бифштекс для Барсукова был жестким, поэтому он выбирал шницель. Конечно, это был никакой не шницель, а расплющенный и обильно панированный сухарями кусок сала.

     Запив жаркое лимонадом «Буратино» (10 копеек без стоимости посуды),  Барсуков вознамерился было направиться в свою лабораторию, но Нейман тормазнул  его:

     -- Алексей Георгиевич, я не случайно к вам прилип. У меня есть, что вам сказать. Давайте выйдем на улицу, подышем свежим воздухом.

    Вышли.  Свежий воздух был солидно разбавлен выхлопами с завода им. Ильича. Дошли до сквера и устроились на скамейке. Нейман начал:

      -- Я не паникер, Алексей Георгиевич,  когда я об этом узнал, то не побежал в милицию, выкатив глаза. Я сказал сам себе: «Яша, осмотрись». Я осмотрелся и решил обратиться к вам.

     -- Отчего такое внимание к моей персоне?

     -- Ну как же. Вы ж в партбюро. Вы ж там заведуете идеологией. Прямой резон обртиться именно к вам.

     -- Ладно, Яков Давыдович, что  же вы узнали? Что вас встревожило?

     -- Вы помните Андрея Правдина?

     -- Конечно. Он же недавно на пенсию вышел.

     -- Мы с ним живем на Ольги Форш, но в разных домах. Часто встречаемся. То в магазине, то в поликлинике, то просто на улице.  Встретимся, кивнем друг другу головой и разойдемся. А тут недавно остановил он меня и стал нервно и торопливо говорить. У меня сложилось впечатление, что человек не в себе.

     -- Что же он говорил?

     -- Говорил он страшные вещи. Он заявил, что взорвет институт, к чертовой матери, так как именно работа в институте стала приченой его несчастья. Он считпет, что у него опухоль в третьей стадии, и что получил он её, работая в Петропавловской крепости, рядом с источником радиации в виде Радиологической лаборатории.

     -- Он считает, или врачи считают?

     -- Вот этого я не знаю, но левая щека у него здорово раздута.

     --  А, чем он взрывать-то институт собирается?

     -- Вот и я его об этом спросил. Он сказал, что изготовил несколько взрывчатых шашек.

     -- Отчего вдруг он так разоткровенничал?

     --  Я ж говорю, что он был вроде бы не в себе. Вроде бы со сдвигом.

     -- Да, дела. Вот так живешь, живешь с человеком, а он под тебя динамитик готовит.

     -- И не говорите, Алексей Георгиевич. 

     -- Вот, что, Яков Давыдович, все вами рассказанное – очень серьезно. Молчать об этом нельзя. Нужно срочно обратиться в милицию.

     -- Скорее всего так. Давайте не будем откладывать это дело.

     Барсуков согласно кивнул головой и оба ученых гормашевца направились в ближайшее отделение милиции.


     Поскольку Правдин дверь не открывал, милиции пришлось её взломать.  Террорист не сопротивлялялся, голько визгливо кричал. На всякий случай на него надели наручники. 

    Впоследствии он был напрвлен в лечебницу, но не в онкологическую, а в психиатрическую. Никакой злокачественности у него не было, просто воспалилась слюнная железа, о вот головушка-то существенно поехала.

     И взрывчатые шашки оказались не тротилом, а брусками, слепленными из желтого пластелина и обвернутыми алюминиевой фольгой.
 
     Вот такими в советское время были террористы. Ужасть!