Чего мы до сих пор не знаем о взрывах домов в сентябре 1999 года

18 лет назад, 8 сентября 1999 года, в Москве был взорван дом № 19 на улице Гурьянова на юго-востоке Москвы. Эта трагедия стала второй в череде взрывов домов, случившихся за один месяц: первый взрыв произошел 4 сентября в Буйнакске, 8 сентября был взорван дом на улице Гурьянова, 13 сентября — жилой дом на Каширском шоссе, 16 сентября — дом в Волгодонске Ростовской области. В результате четырех взрывов, по официальным данным, погибли 307 человек, более 1700 человек получили ранения.

«В сознание граждан закрадываются сомнения...»

Официальное расследование всех эпизодов завершилось через несколько лет: 10 человек, причастных к организации и исполнению терактов, были осуждены и приговорены к тюремным срокам, четверо, как считается, были ликвидированы во время спецопераций на Северном Кавказе. До сих пор в международном розыске находится один из ключевых исполнителей теракта Ачемез Гочияев.

Помимо официальной версии о том, что взрывы домов были спланированы и осуществлены чеченскими боевикам, за 18 лет возникло несколько альтернативных версий об организаторах и причинах терактов. Одной из самых известных стала версия бывшего офицера ФСБ Александра Литвиненко и историка Юрия Фельштинского о непосредственном участии госбезопасности в произошедших взрывах: по их мнению, серия взрывов в жилых домах могла бы оправдать введение войск в Чечню и поднять рейтинг премьер-министра Владимира Путина накануне президентских выборов в 2000 году. Книга «ФСБ взрывает Россию», в которой Литвиненко и Фельштинский обосновывают эту версию, в России признана экстремистской, а сам Литвиненко умер от отравления полонием в 2006 году.

Многие, кто также пытался провести самостоятельное расследование терактов — Сергей Юшенков, Юрий Щекочихин, Пол Хлебников и Александр Лебедь, — были убиты или погибли при странных обстоятельствах в течение нескольких лет после трагедии.

В год десятилетия со дня трагедии сестры Татьяна и Алена Морозовы, жившие в доме на улице Гурьянова и потерявшие в теракте свою мать, обратились к президенту России Дмитрию Медведеву с призывом инициировать независимое и открытое расследование терактов спустя десять лет. Раскрытия данных следствия за эти годы требовали многие выжившие жертвы трагедии и правозащитники, однако все судебные процессы по делу о терактах были закрытыми, а большая часть материалов дела остается засекреченной. «Ограничение доступа в суд способствует тому, что в сознание граждан закрадываются сомнения (часто обоснованные) в отношении законности, беспристрастности судей. Это не способствует восприятию суда как единственного цивилизованного метода разрешения конфликтов», — обращался к председателю Верховного суда РФ Вячеславу Лебедеву адвокат Игорь Трунов, представлявший интересы пятерых пострадавших из Волгодонска.

Сомнения в том, что проведенное расследование терактов было независимым и беспристрастным, возникают и на фоне того, что ряд вопросов к следствию до сих пор остается без ответов, а некоторые общеизвестные факты о теракте так и не получили официальной оценки. Открытая Россия вспоминает, какие эпизоды взрывов домов в Москве и Волгодонске указывают на замалчивание правды о теракте.

Дома на улице Гурьянова были поспешно снесены

Взрыв на улице Гурьянова, произошедший 8 сентября в доме № 19, полностью уничтожил два подъезда, а также деформировал конструкции соседнего дома. Планировалось, что на месте разрушенного здания будет создан сквер в память о жертвах теракта, а рядом будут построены новые жилые дома. Дом № 17 планировалось реконструировать.

Однако оба дома вскоре были снесены. Остатки дома № 19 и дом № 17 были уничтожены с помощью взрыва в рекордно быстрые сроки — спустя десять дней после трагедии. К тому моменту еще не все родственники погибших смогли найти в завалах тела жертв взрыва. Всё, что осталось, очень быстро увозилось, тогда как в груде мусора люди еще находили свои вещи, документы и даже неопознанные останки тел. На месте трагедии был поспешно вырыт котлован, и начато строительство новых высотных домов.

Замена показаний

Известно также, что Марк Блюменфельд, администратор дома № 19 по улице Гурьянова, изменял свои показания под давлением сотрудников ФСБ. По показаниям Блюменфельда правоохранительными органами был составлен фоторобот человека, арендовавшего подвальное помещение, куда была завезена взрывчатка, и представившегося Мухитом Лайпановым. Позже следствие объявит, что настоящее имя этого человека — Ачемез Гочияев, который и станет главным обвиняемым в деле. Фоторобот, составленный по словам Блюменфельда, практически сразу был напечатан в СМИ, однако спустя некоторое время был заменен на другой.

В 2003 году Марк Блюменфельд рассказал газете «Московские новости», что под давлением ФСБ опознал Гочияева на совершенно другой фотографии: «В Лефортове мне показали фотографию какого-то человека, сказали, что это Гочияев, и что это я якобы ему сдал в аренду подвал.

Я ответил, что этого человека никогда не видел. Но мне настоятельно рекомендовали признать Гочияева. Я все понял и больше не спорил, подписал показания. На самом же деле человек, чью фотографию мне показали и которого называли Гочияевым, был не тем человеком, который ко мне приходил».

После этого, тот первый фоторобот, составленный по показаниям Блюменфельда, исчез из материалов дела. В 2003 году Михаил Трепашкин, бывший сотрудник ФСБ, публично заявил, что опознал в человеке, изображенном на первом фотороботе, бывшего коллегу по ФСБ Владимира Романовича: «Когда после взрыва дома на улице Гурьянова опубликовали фоторобот человека, арендовавшего подвал, в который заложили взрывчатку, я узнал в нем Романовича. Во всяком случае, аренду на имя Мухита Лайпанова, который, как потом оказалось, на самом деле был мертв, оформлял человек, сильно похожий на него. Сделав неожиданное открытие, я сообщил об этом своим бывшим руководителям из ФСБ, передав им и фотографию Романовича, которая у меня была. Вскоре я обратил внимание на то, что фоторобот, очень похожий на Романовича, трансформировался: лицо становилось все более вытянутым. А спустя полгода узнал, что Романовича, который к тому времени выехал на Кипр, будто бы задавила машина», — рассказывал Трепашкин в интервью «Московским новостям». Спустя некоторое время после интервью Трепашкин был арестован, а после приговорен к 4 годам лишения свободы за разглашение государственной тайны и незаконное хранение патронов.

О взрывах в Волгодонске случайно проговорился спикер Госдумы Геннадий Селезнев за три дня до теракта

13 сентября 1999 года в день, когда произошел взрыв дома на Каширском шоссе, спикер Госдумы Геннадий Селезнев сообщил на заседании о том, что произошел взрыв домов в Волгодонске, хотя этот теракт случился только через три дня — 16 сентября.

На следующий день после взрыва дома в Волгодонске, на заседании Госдумы 17 сентября лидер фракции ЛДПР Владимир Жириновский указал на это недоразумение: «Вспомните, Геннадий Николаевич, вы нам в понедельник сказали, что дом в Волгодонске взорван. За три дня до взрыва. Это же можно как провокацию расценивать, если Государственная дума знает, что дом взорван уже в понедельник, а его взрывают в четверг. И в это время мы с вами занимаемся совсем другими делами. Давайте этим займемся лучше! Как это произошло, что вам докладывают, что в 11 утра в понедельник взорван дом. И что, администрация Ростовской области не знала об этом, что вам об этом доложили? Все спят, через три дня взрывают, а дальше надо принимать меры». Через несколько секунд у Жириновского отключили микрофон.

Единственный раз Владимир Жириновский прокомментировал свое высказывание в Госдуме в 1999 году в недавнем интервью журналисту Юрию Дудю: «Обстановка была самая напряженная: взрывы могли произойти в любой момент, в любых точках. ФСБ отслеживала, где это может и произойти, и они знали, что определенная группа пришла в Волгодонск, в Рязань или еще где-то. Возможно, технически информацию, что готовится теракт в Волгодонске, по инерции кто-то передающий написал как „произошел теракт“. Это был сбой технический, потому что по всей стране была обстановка сверхнапряженная».

Учения в Рязани

Эпизод в Рязани, произошедший ровно спустя две недели после взрыва дома на улице Гурьянова, до сих пор вызывает больше всего вопросов. Вечером 22 сентября 1999 года, житель дома № 14/16 по улице Новосёлов в Рязани увидел, как несколько незнакомцев переносят мешки из машины, припаркованной возле дома, в подвал. Милиция, которую вызвал бдительный житель, обнаружила в подвале дома три 60-килограммовых мешка с веществом, похожим на сахар. Позже оперативники подтвердили, что в мешках присутствовал гексоген и взрывательное устройство с таймером, установленным на 5:30 утра.

В течение всего следующего дня СМИ передавали сообщения о предотвращении теракта в Рязани, а все официальные лица подтверждали наличие гексогена в найденных мешках. Последним эту версию озвучил глава МВД Владимир Рушайло 24 сентября, однако уже спустя полчаса глава ФСБ Николай Патрушев сказал, что в Рязани проводились антитеррористические учения и гексогена или другого взрывчатого вещества в домах не было. Тогда высказывалось множество предположений о несостоятельности и противоречивости версии «учений»: неизвестно, каким образом рязанское УФСБ, задействованное при исследовании обнаруженных мешков, и Владимир Рушайло не были поставлены в известность о проведении учений.

В книге Литвиненко и Фельшитинского также описан эпизод, как рязанская телефонистка Надежда Юханова перехватила телефонный разговор с Москвой, в котором звонящим из Рязани посоветовали покидать город по одному. Авторы книги утверждали, что набранный телефонный номер начинался с цифр «224» — это АТС, обслуживающая ФСБ.

После инцидента в Рязани серия взрывов прекратилась.