Чем «дело Улюкаева» отличается от других коррупционных процессов

Вот такая колбаса

«Газета.Ru» 

Владимир Астапкович/РИА «Новости»Экс-министр экономического развития Алексей Улюкаев

Реальные механизмы власти почти всегда остаются в тени. Российской власти — особенно. Мы крайне мало знаем о том, как принимаются решения, от которых зависят судьбы миллионов людей и миллиардов долларов. На что похожи судьбоносные закулисные переговоры: на фрагмент из «Игры престолов», заседание политбюро, обычный кухонный треп или нечто среднее? Шанс узнать ответы хотя бы на часть этих вопросов делает процесс над Алексеем Улюкаевым главным судом десятилетия.

Конечно, помимо самого факта, что на скамье подсудимых впервые в новейшей истории страны оказался федеральный министр, процесс стал еще более увлекательным, когда в деле появились такие «вкусные» детали, как колбасная корзинка с брендом «От Иваныча» (судя по всему, штатный корпоративный подарок «Роснефти» для вип-персон, составляемый из охотничьих трофеев председателя правления нефтяной компании). Или впечатляющая забота Сечина о здоровье Улюкаева («надо курточку какую-то… чтоб ты не замерз») в тот самый момент, когда он готовится передать его следствию. Кто-то увидит в этом высочайший чекистский профессионализм, кто-то — поразительное иезуитство, кто-то не увидит разницы.

Из той же прослушки, которую на процессе с выражением читал прокурор, выяснилось, что советская манера обращаться друг другу по имени-отчеству и на «ты» жива и поныне. Как и именование президента в третьем лице: у одного — «Владимир Владимирович», у другого — «начальник».

В условиях почти тотальной закрытости российской власти, усугубляемой грамотной работой по созданию и распространению фейков, протоколы подобных судебных заседаний позволяют хотя бы отчасти восполнить дефицит информации.

Потому процесс над Улюкаевым с драматургической точки зрения куда более интересен, чем суды над Кириллом Серебренниковым или Никитой Белых. Ведь политика всегда — это еще и реалити-шоу. И чем влиятельнее его участники, тем интереснее широкой публике.

Нечто подобное происходило во время судебных прений между Борисом Березовским и Романом Абрамовичем, изучая протоколы которых граждане могли многое почерпнуть для себя о том, что в реальности представлял собой пресловутый «олигархический капитализм». Как и сегодня — заявленная «борьба с коррупцией».

Дополнительная драматургия в том, что все менее предсказуемыми кажутся итоги суда. Точнее говоря, вовсе не очевидно, на чьей стороне в данном деле пресловутый административный ресурс.

Если сначала это казалось само собой разумеющимся: силовая машина всей своей мощью обрушилась на «либерального» министра Улюкаева, то чем более откровенным становится процесс, тем менее это очевидно. Точно ли в планы Игоря Сечина входила публикация его разговоров и засвечивание деликатных деталей жизни возглавляемой им компании?

Собирался ли он приходить на заседание суда, которое с некоторой вероятностью будет открытым, и на глазах у публики выяснять отношения с экс-министром? Та ли это цена, которую он планировал заплатить за победу над зарвавшимся, в его представлении, министром? «Никакого отношения к содержанию рассматриваемого дела корзинки не имеют, как и многие другие пункты, зачитанные обвинителем в процессе, что довольно странно и, насколько я знаю, беспрецедентно», — был вынужден комментировать уже на следующий день после судебного заседания, где фигурировала колбаса и другие любопытные подробности, представитель «Роснефти» Михаил Леонтьев.

Парадокс для российской реальности в том, что внешне суд очень похож на честный состязательный процесс, где юристы одной стороны доказывают, что взятка была, а юристы другой — причем не менее убедительно, — что их подзащитного просто подставили.

Слово против слова. Свидетельство против свидетельства. И никакой четко выраженной «государевой воли». Предполагают ли такие двусмысленные сведения вынесение однозначного решения?

Пока кажется, что репутационный удар в той или иной степени наносится по обеим сторонам конфликта. Десакрализируются до той или иной степени оба фигуранта процесса. Один — как возможный взяточник в стане условных либералов. Другой — как возможный «подставщик» среди условных силовиков. И главное — никто из них не выглядит радетелем государственного блага и общественной пользы. Больше похоже на странный размен фигур на большой шахматной доске.

Конечно, трудно себе представить, что процесс вдруг обернется против самого Сечина: это было слишком крутым нарушением всей логики российской судебно-политической жизни последних лет. Ведь если суд неожиданно сочтет, что доказательств вины Улюкаева недостаточно, то получится, что именно Сечин оклеветал честного человека — целого министра, который мог бы много еще чего полезного сделать для страны в ее тяжелый кризисный период, а не сидеть дома под арестом.

И тут стоит вернуться к началу, а именно к способности российской власти четко фильтровать информацию.

Если что-то сквозь такой фильтр просачивается — значит, это кому-то нужно.

Конечно, всегда правильный ответ — подковерная борьба элит. Но можно предположить, что сегодня она более сложная, чем просто противостояние группировок, одну из которых олицетворяет Сечин, а другую — Улюкаев. В этом конфликте есть еще, как минимум, третья сторона — условно «молодые» силовики, которые вроде бы служат инструментом для выяснения отношений крупных фигур, а на самом деле невольно (или скорее вольно) показывают нравы обеих сторон конфликта. Так что в белом остается только самая высшая власть, ну и они — новые борцы с коррупцией.

Прежнее поколение российской элиты поедает само себя и готовится уступить место новой поросли. И именно в этом может состоять подлинный смысл происходящего. Видимая открытость суда над Улюкаевым лишь оттеняет множество неизвестных факторов, от которых зависит судьба не только его участников, но и всей страны.