История жизни Валерия П., рассказанная им самим...

На модерации Отложенный Кто может писать мемуары? Всякий. Потому что никто не обязан их читать. Истории жизни Валерия П., написанная им самим в лето от Рождества Христова 2002, Лос Анжелес, США. *Копирование и перепечатка без разрешения автора преследуется по понятиям и всё такое. К моему читателю. Перед тобой, мой читатель, жизнеописание обычного человека, может быть несколько с необычной судьбой, но, тем не менее, это жизнеописание, в ряду множества других подобных, было бы, быть может, интересно лишь моим внукам (да и то, при условии, что они заинтересуются своими корнями) если бы не одно обстоятельство, которое, честно говоря, и подвигло меня на этот труд. Дело в том, что я один из бывших советских военных, который в 1967 году участвовал в войне во Вьетнаме в составе немалого контингента (около 2000 человек) советских войск противовоздушной обороны. Этот факт практически неизвестен, я не нашёл о нём никаких упоминаний нигде. Думаю, что настало время рассказать широкой публике об этом, что я и делаю в этой книжке, совмещая это с моим кратким жизнеописанием. Пролог..... Сегодня прохладно, в камине горят дровишки, горят свечи над камином, Элтон Джон поёт свои лучшие песни, в комнате приятно тепло и я устроился с комфортом у компьютера, устал немного – целый день провёл в шумном и великолепном Лас-Вегасе, затем ехал за рулём домой, в Лос Анжелес – 4 часа езды - и сейчас пишу эти строки. Устало откидываюсь на спинку кресла, закрываю глаза и вижу............Серенький, неяркий день 31 января 1944 года. На заснеженных просторах Европы полыхает самая кровопролитная война 20-го столетия, а здесь, в маленьком подмосковном селе Пушкино, тихо и безлюдно: мужики почти все на фронте, женщины на работе – работают с рассвета до заката, по 12-14 часов в сутки – война. Моя мама, старший лейтенант, начальник финансовой части штаба мотострелкового батальона, которым командует мой папа, только два месяца назад приехала домой с фронта – приехала рожать меня. Бабушка Анна осторожно сводит маму по скрипучим ступенькам крыльца и бережно усаживает на большие железные санки, укутывает толстым шерстяным платком и, взявшись за верёвку, привязанную к санкам, везёт их по узким переулкам села вниз, к речке. Затем, по петляющей по речному льду тропинке, везёт санки на другой берег, где начинается небольшой городок, наш районный центр, который тоже носит название Пушкино. Конечно бабушке тяжело, ей уже за 50, она родилась в 1891 году, но она привыкла к тяжёлой работе – всю свою жизнь провела на фабрике, у ткацкого станка и дома корова, козы, куры, немаленький огород. Бабушка втаскивает санки на довольно крутой берег реки и, по заснеженным улицам города, привозит маму, наконец, к небольшому одноэтажному, деревянному зданию, на котором приколочена большая вывеска: «РОДИЛЬНЫЙ ДОМ». Вот в этом родильном доме, несколько часов спустя, на рассвете 1 февраля 1944 года, я и увидел впервые белый свет! А через несколько дней бабушка с мамой, на этих же самых санках привезли меня обратно, в наш старенький, покосившийся домишко, в котором я и прожил следующие 30 лет своей жизни, правда, с небольшими перерывами!.......Впрочем, об этом разговор ещё впереди, я открываю глаза, настаёт пора переходить нам к основной части этого правдивого повествования! Итак, за мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Кто сказал, что нет больше в жизни невероятных приключений, удивительных и неожиданных поворотов судьбы? Кто сказал, что романтика закончилась в 19-ом веке, а слово «оптимист» теперь синоним слова «дурак»? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе всё это!

1. Начало. От рождения до 5 лет.

Постольку-поскольку это всего лишь краткая история моей жизни, я думаю, что описание этого периода можно опустить. Вкратце лишь замечу, что я абсолютно не помню себя в этот период. Однако фотографию, меня двухлетнего, прилагаю. Впрочем, я полагаю, следует рассказать ещё то, что я знаю со слов мамы. Несколько месяцев спустя после моего рождения, мама вместе с бабушкой отнесли меня в нашу сельскую церковь Святого Николая Угодника и окрестили. Папа вернулся домой после войны летом 1946 года – ему пришлось целый год после окончания войны служить в Берлине, в Советской военной администрации – и увёз меня с мамой к себе на родину, в город Нуху (Азербайджан). И там мой дед, Моисей, отнёс меня в синагогу и меня обрезали, в полном соответствии с законами иудейской религии! Вот так из меня получилось дитя двух религий: русской православной и иудейской. И мне одинаково близки и понятны оба народа – и русский и еврейский!

1. Начало. От 5 до 7 лет.

Смутные воспоминания об этом времени иногда посещают меня и одно из самых ярких: я помню, как моя мама, Зинаида Петровна П. (в девичестве Новожилова) держит меня, а я ору благим матом и, изо всех сил пытаюсь вырваться, а моя бабушка, Анна Ильинична Новожилова (в девичестве Тряпкина) хлещет меня по голым икрам жгучей крапивой! За что, почему – не помню, но, думаю, за дело! Другое воспоминание связано с русской печкой – я очень боялся мыться в русской печке, но бабушка с мамой были непреклонны: сажали меня в таз, задвигали в печь, следом задвигали ещё один таз с водой, закрывали деревянным щитом вход и заявляли, что пока я не вымоюсь, они вход не откроют! И я мылся в душной темноте, глотая слёзы, споласкивался и скулил, чтобы меня выпустили! И, заверяю вас – мне никогда не было так страшно, даже под бомбами во Вьетнаме, как внутри русской печки!

1. Продолжение. От 7 и старше.

Дальше уже легче – помню, как пошёл в первый класс нашей сельской школы, помню, что был круглым отличником до 4 класса, был застенчив, краснел по любому поводу и девочек очень боялся! В 4 классе, к сожалению, случилось несчастье: я провалился под лёд во время перемены на быстром и глубоком ручье рядом со школой, сумел выбраться, однако на следующий день свалился с крупозным воспалением лёгких, получилось осложнение на сердце и целый год я провалялся в больницах, детских санаториях и дома – был даже период, когда все думали, что не выживу. Однако я выжил, но год потерял, пришлось вновь идти в 4 класс. А потом придумали и ввели 11 классов, так что, в общей сложности, я проучился в школе 12 лет! Закончил школу 19-летним усатым балбесом! В институт провалился, поступил в очень, по тем временам, престижный техникум на специальность: Космическая связь и навигация. Техникум готовил кадры для КБ Королёва. Однако доучиться мне не дали: за полгода до окончания, меня и ещё пару ребят – переростков с нашего курса забрали в армию. Попал служить в Первую Армию ПВО Особого назначения – противовоздушная оборона Москвы – 6-й корпус, 401-й Отдельный батальон связи. Радиомеханик в экипаже автомобильной радиостанции, затем начальник автомобильной радиостанции Р118БМ, мл. сержант. Лирическое оступление №1: взгляд в прошлое – корни.....Я хочу, прежде чем продолжать дальше, рассказать всё, что я знаю о моих предках по обеим линиям – со стороны мамы и со стороны папы. Моя мама, Зинаида Петровна Новожилова, родилась 24 июня 1915 года в селе Пушкино, под Москвой, в семье фабричных рабочих, её родители – мои дед и бабка – работали на джутовой фабрике, принадлежащей мужу Инессы Арманд. Мой дед Пётр был крутым мужиком, поколачивал бабушку, выпивал, как все фабричные, но со всякими агитаторами и революционерами не знался – считал существу-ющий порядок вещей незыблемым и царя уважал. Его младший брат, Николай, в 1922 году убил первого начальника уездной милиции, Домбровского, и вовсе не по политическим мотивам, как это изобразили позднее, а потому, что Домбровский, большой любитель женщин, повадился ходить к его возлюбленной, жившей, кстати, через двор от дома, где я вырос. Я её очень хорошо знал, она жила там же вплоть до начала 70-х. А Николая в 22 году осудили за убийство на 10 лет и он так и сгинул где-то в лагерях. Самое интересное, что где-то в году 74-75, я познакомился с Сергеем Домбровским, внуком того самого Домбровского и мы подружились с ним и дружим до сих пор, несмотря на то, что Серёга, подполковник милиции в отставке, знает, что именно мой двоюродный дед убил его деда! Серёгиному деду, первому начальнику милиции Пушкинского уезда, поставили памятник в центре города Пушкино, назвали его именем несколько улиц, а моего двоюродного деда, естественно, забыли. На плечах бабушки Анны, о которой я уже говорил, лежало и немаленькое домашнее хозяйство: корова, козы, бараны, свиньи, куры, гуси, индюки и большой огород с картошкой, помидорами, огурцами, морковью и прочими овощами. После Хрущёвских реформ в 1958-59 годах осталась одна коза и десяток кур. Дед Пётр в середине 30-х годов – точной даты, к сожалению не знаю – зимой, напился пьяным и до дома не дошёл, замёрз на улице, в сугробе. 4. Армия, Вьетнам......В апреле 1967 года – я уже служил третий год - из состава нашей армии была сформирована оперативная группа: 8 ракетных дивизионов ПВО (полк в то время насчитывал 5 дивизионов, каждый дивизион 4-е батареи, каждая батарея - это две пусковых установки для зенитных ракет), 8 батарей управления (они включали в себя мобильные радары дальнего обнаружения, радиовысотомеры и радары наведения), два взвода связи – всего 9 автомобильных радиостанций, в том числе и моя, ну и несколько вспомогательных подразделений: хозвзвод, водители, медики, химики и пр. Командовал опергруппой заместитель командующего Первой армией генерал-майор Кислянский. Погрузили нас в эшелоны, всё делалось в обстановке весьма строгой секретности, все эти подробности я узнал уже позже, потому что через меня проходили многие штабные документы, прежде всего донесения в Москву, Главкому ПВО – моя радиостанция держала связь с Москвой, а я подменял шифровальщика. Подписок о неразглашении дал наверное, добрый десяток и это в первый раз я излагаю всё столь подробно! Итак, погрузились в эшелоны и поехали через всю страну на Дальний Восток , но в то время мы не знали – куда, зачем, почему? Прибыли во Владивосток, точнее в Совгавань, погрузились на пароход «Советский Союз», бывший «Адольф Гитлер» - его забрали после войны в счёт репараций – и пошли! Куда – неизвестно! Это мы – связисты, хозобслуга и прочие, а дивзионы со всей их техникой, пусковыми установками и ракетами тёмной ночью погрузили на большой, типа паромного, пассажирский, видимо круизный, корабль с закрашенными надписями и я до сих пор не знаю, как он назывался! 8 дней пути и мы выгрузились, опять же тёмной ночью, в Хайфоне. Вот только здесь нас построили и поставили боевую задачу: противовоздушная оборона стратегических дорог №4 и №11 и юго-западного направления на Ханой. Два дня мы пробыли в Ханое, затем я получил боевой приказ: «Выдвинуться на дорогу №4, взаимодействуя с дивизионом №5 и батареей управления №4, обеспечить их связью по запросам». Что мы и сделали, и 26 апреля 1967 года обосновались в собственноручно вырытом капонире в 200 метрах от дороги №4 и в 175 км от Ханоя. На вершине холма, в склоне которого мы отрыли капонир для нашей радиостанции, встали вагончики батареи управления, а в полутора километрах к северу, на берегу озера (до сих пор не знаю его названия), обосновались пусковые установки и вскоре доложили о полной боевой готовности. С этим озером связано одно событие, о котором сегодня я вспоминаю с улыбкой, но тогда мне было, право слово, не до смеха! Предпосылками к этому событию послужили два важных обстоятельства: во-первых, мы исправно получали так называемые «фронтовые» 100 грамм; во-вторых, в кузове моей автомобильной радиостанции, неизвестно почему, хранилась упаковка – большой, зелёного цвета, деревянный ящик с открывающейся на петлях верхней крышкой – с новейшей ручной зенитной ракетой «Стрела», аналогом американского «Stinger». Этот ящик, ещё дома, в суматохе погрузки в эшелон, сунули мне в кузов радиостанции два каких-то офицера из штаба оперативной группы, наказали беречь, как зеницу ока и больше я этих офицеров в жизни не видел! Надо сказать, что иногда мы, экипаж радиостанции – шесть человек вместе со мной – накапливали выдаваемую нам каждый день водку для какого-то случая: то ли день рождения чей-то отметить, или праздник какой-нибудь, или просто для того, чтобы уж оттянуться, что называется, по полной программе! Такое накопление было строго-настрого запрещено, поэтому мы делали это тайком и понемногу – половину выпивали, половину сливали во фляжку. И вот, в один из дней начала июня у нас накопилось примерно три литра водки для того, чтобы отпраздновать день рождения Володи Федотова – нашего радиста, москвича. Вечером, когда всё начальство собралось у командира дивизиона на очередное совещание, мы сели в укрытии, которое отрыли в стенке нашего капонира, отметили день рождения, вмазали как следует, слегка, как водится, закусили и нас, конечно же, потянуло на подвиги! Кто-то вспомнил про ящик, завели разговор и тут же решили провести полевые испытания "Стрелы"! Сказано-сделано! Вскрыли опломбированный ящик, достали трубу с ракетой внутри и направились в джунгли, по направлению к огневым позициям нашего дивизиона. Дошли до озера, решили, что это самое лучшее место для испытаний. Проделали всё, согласно инструкции, дождались, когда загорелась зелёная лампочка, показывающая, что ракета готова к выстрелу, направили трубу вверх, я нажал гашетку "Пуск" и........ровным счётом ничего не произошло! Я нажал ещё раз и ещё раз - бесполезно! Это уже много времени спустя, я узнал, что для того, чтобы стартовать, ракета должна поймать цель - источник инфракрасного излучения - а тогда мы этого не знали! Что делать? Ракета взведена, инструкция предупреждает, что после этого надо обязательно выстрелить, - а она не стреляет! Посоветовались и решили бросить её в озеро, что и сделали, не долго думая! Постояли, сожалея, что не получилось пострелять и тихонько пошли обратно. Отошли буквально на пару сотен метров и тут ка-а-а-к грохнет сзади! Условный рефлекс сработал, мы бросились на землю, а в озере поднялся громадный столб воды - взорвалась наша ракета! Собрали быстренько немного глушёной рыбы и, ноги в руки, подальше от озера, к себе в родной капонир! По дороге навстречу прорысил комендантский взвод, в полном составе, с карабинами и противогазами и с ними взвод вьетнамцев, которые нас охраняли. Спросили, что там, мы в ответ лишь недоумённо пожали плечами - мол, не знаем и скорее к себе - нас разбирал нервный смех! Прибежали к себе, забрались в радиостанцию, отсмеялись. Я предупредил всех, чтобы держали язык за зубами и, судя по тому, что всё обошлось без последствий, никто не проболтался. С мая по сентябрь 1967 года наша опергруппа сбила 56 самолётов американских и южновьетнамских ВВС, однако, примерно с сентября, американцы, понеся чувствительные потери, сменили тактику. Вместо В-29 и F-104 “Starfighter”, бывших нашей лёгкой добычей и не умеющих летать ниже 100 метров, они стали использовать новейший в то время истребитель-бомбардировщик F-4С PhantomII, который летал буквально по нашим головам на высоте 50-60 метров! Наши ракеты, так называемая 75-ая система, были бессильны на высотах ниже 100 метров и наши радары дальнего обнаружения не видели этих самолётов на этих высотах! К тому времени штаб опергруппы передислоцировался из Ханоя к нам, на дорогу №4 и моя радиостанция обеспечивала связь штаба опергруппы с Москвой, с Главкомом ПВО. Было принято решение перевооружить нашу опергруппу с 75-й на 88-ю систему ПВО – 88-я система была специально создана для борьбы с низколетящими целями и, уже в октябре, мы начали получать оборудование для батарей управления, для замены, и новые ракеты. Однако южновьетнамские ВВС активизировали свою деятельность по подавлению систем ПВО, воспользовавшись нашей неготовностью – налёты происходили каждый день и мы несли большие потери. К тому же 11 ноября в Ханое, в госпитале, скончался от инфаркта генерал Кислянский и это тоже сказалось на нашей боеспособности. Несколько колонн с боевой техникой на замену, были уничтожены на дороге, не прикрытой более средствами ПВО, погибли сменные отделения батарей управления и водители – матросы Балтийского экипажа. Утренний налёт 8 декабря, застал врасплох и меня, и мой экипаж - мы не успели укрыться в щель и контейнер с шариками взорвался у нас над головой. Погиб радист Володя Федотов из Москвы и водитель Валерий Трапезонов из Ставрополя. Я был тяжело ранен: четыре железных шарика пробили живот, разорвали кишки, один из них повредил изнутри позвоночник и застрял в нём. Очнулся я уже в госпитале в Ханое после операции 10 декабря. 18 декабря я был эвакуирован самолётом в Хабаровск, в военный госпиталь ДальВО, где мне сделали ещё одну операцию, извлекли последний шарик из позвоночника (он сейчас лежит передо мной – сувенир!), а 30 декабря я был демобилизован и отправлен в Москву спецрейсом ВВС ДальВО. Долечивался уже у себя на родине, в Пушкинском госпитале Московского военного округа. Так закончилась моя Вьетнамская эпопея и, вместе с тем, закончился определённый период моей жизни. Лирическое оступление №2: взгляд в прошлое – корни.....Мой папа, Владимир Моисеевич, родился 3 сентября 1913 года в городе Нуха, Азербайджан. Папин дед, мой прадед, попал туда вместе с семьёй в 1877 году, когда Московский губернатор принял решение выселить из Москвы 30000 евреев. Дед Моисей был, как и его отец, зубным врачом, дантистом, как тогда говорили (не правда ли, типично еврейская специальность?!). Бабушка Полина была настоящая красавица, к тому же из очень богатой купеческой семьи и её родители не хотели отдавать дочь за простого дантиста. Но Полина влюбилась в молодого, решительного доктора и мой дед, не долго думая, просто украл её, увёз в Душанбе и они поженились! Родителям бабушки Полины пришлось смириться и признать, в конце-концов, этот брак, хотя, тем не менее, приданного они так никакого и не дали! Папа закончил в 1935 году Сталинабадский (Сталинабад - сегодня Душанбе)автодорожный (или автомеханический он тогда назывался?) техникум и был призван в армию. В 1937 году он уже был лейтенантом, командиром взвода бронемашин в одной из частей Среднеазиатского военного округа. Летом 1937 года в округе проводились крупные учения, на которых присутствовал тогдашний Нарком обороны К. Ворошилов. По окончании учений проводился парад войск округа и, надо же так случиться, когда рота бронемашин, в том числе и папин взвод, проезжала под музыку мимо трибуны с высоким начальством, у папиного броневика лопнула шина – прямо перед креслом, где сидел Нарком! Последовал немедленный арест, обвинение во вредительстве и военный трибунал. И тут папе крупно повезло: председатель трибунала, старый большевик, комбриг, видимо пожалел молодого лейтенанта, сменил статью с вредительства на преступную халатность и дал «всего» 7 лет! Статья была не политическая, за хорошую работу папе скостили полсрока и он освободился в конце 1940 года. Бабушка Полина, когда получила известие, что её любимец, младший сын, арестован за вредительство, упала без сознания – инсульт и, через несколько дней, так и не придя в сознание, скончалась. 22 июня 1941 года папа пошёл в военкомат и в начале июля уже был на фронте, водителем автомобильного батальона 1-й Пролетарской Московско-Минской мотострелковой дивизии. В конце июля он получил свою первую боевую награду – медаль «За Отвагу». Вот как это получилось: в артиллерийский дивизион, стоявший на самом танкоопасном направлении требовалось срочно доставить снаряды. Дивизион был уже в полуокружении, единственный путь к артпозициям проходил через лощину, насквозь простреливаемую немцами; пошла первая гружёная снарядами машина - и, на глазах у всех, подбита, загорелась и взорвалась, пошла вторая - то же самое. Командир автобата построил своих водителей и сказал: "Нужен доброволец"...Папа рассказывал так: "Я подумал, я здесь единственный еврей, я должен выйти вперёд, и сделал шаг вперёд, но шагнул не только я один, а почти весь батальон! Комбат выбрал меня". Папе повезло: он удачно проскочил лощину и доставил снаряды. Батальон был выведен на переформирование, а папа, после вручения награды, был направлен на краткосрочные офицерские курсы и, уже в начале ноября 1941 года был лейтенантом, командовал одной из рот в бронедивизионе всё той же дивизии, которая к тому времени уже была включена в состав 33 Армии. В 1943 году папа был командиром мотострелкового батальона, закончил войну в мае 45-го в Берлине, но был демобилизован только в 1946 году, ещё целый год после окончания войны прослужив в Берлине. Два ордена, семь медалей и ни одной царапины за всю войну! Домой папа привёз трофейный «Оппель-Адмирал». Именно этот «Оппель-Адмирал» он научил меня водить, когда мне не было ещё и 14-ти лет! С тех пор, вот уже 44 года, я за рулём! Умер папа 3 июня 1965 года, не дожив и до 52-х лет – инфаркт, затем, через два дня в больнице, второй - и его не стало.....Я в это время служил в Армии и мне предоставили отпуск на 10 дней – я приехал на похороны. Я очень тяжело переживал его смерть и мне всю жизнь его не хватало и, чем старше я становился, тем острее я это чувствовал! 5. Продолжение. Взрослеем..... Умнеем?Когда я лежал в Пушкинском госпитале, меня навестил Пушкинский военком, полковник Зеленков, вручил мне орден Красной Звезды, долго разговаривали с ним, он всё пытался осторожненько выведать, за что это в мирное время меня наградили столь высоким орденом, хотя, вне всякого сомнения, он знал, где именно я получил ранение, но я, помня о подписках и наставлениях особистов, стойко молчал об этом. Прощаясь, он сказал, чтобы я, когда соберусь на работу или на учёбу, заходил к нему – он что-то присоветует или подберёт – советовал подумать насчёт учёбы, сказал: «У тебя сейчас такой статус, что тебя возьмут, даже без экзаменов, в любой институт». Я сказал, что подумаю. Вскоре меня выписали и, пробыв дома пару недель, я пошёл в военкомат узнать: нет ли где работы для меня. Мне дали адрес воинской части недалеко от моего села, в лесу, где требовался радиомеханик, вольнонаёмный. Волею судьбы это оказалась часть, которая обеспечивала радиосвязью командный пункт Главкома ПВО страны – то есть я вернулся, но уже в качестве вольнонаёмного, в те же Войска ПВО, где служил!

Продолжение следует.