На пути к Конфедерации?

Душа Казани. Фото из Google

 

     Этика

 

С Договором о разграни­чении полномочий между Россией и Татарстаном происходят странные вещи. О его позитивном значении, особенно в 90-х годах, мно­го говорили в России, да и в мире. Особенно приветст­вовали Договор в Гарварде и в Гааге.

Это была так называемая «модель Татарстана», наме­тившая прагматичный, взаимовыгодный выход из сложнейшей ситуации, ко­торая в большинстве анало­гичных случаях (Босния, Косово, Чечня, провинция Басков и т.д.) заканчивалась кровопролитной войной и насилием. Первый Договор 1994 года был относительно равноправным, но даже он не доходил до уровня полномочий рядового штата США или земли в ФРГ. Большая самостоятельность регионов в этих странах бы­ла основой экономической инициативы. Хотя Рафаэль Хакимов настаивал на пуэр­ториканском варианте До­говора с большей свободой маневра республики, что, кстати, было выгодно и са­мой России, это позволило бы ей вести более гибкую внутреннюю и внешнюю политику.

В принципе, Рафаэль Ха­кимов был прав, его вари­ант придавал Договору больший запас прочности, в том числе и временной, к сожалению, традиционный российский консерватизм отставал от реалий совре­менного мира. Позиция ун­тера Пришибеева, основан­ная на силе, сегодня, в компьютерную эпоху, не только глупа, но и опасна для госу­дарства. Сегодня «хакимов- ская» модель могла бы стать хорошим драйвером для развития России, на­пример, в ее условиях в Та­тарстане можно было бы организовать сильный ис­ламский банковый сектор, опираясь на эксперимен­тальное особое банковское законодательство в респуб­лике.

«Хакимовская» модель была татарстанским выра­жением знаменитого тезиса Дэн Сяопина, сформировав­шего современный Китай- сверхдержаву: «Не важно, какого цвета кошка, глав­ное, чтобы она хорошо ло­вила мышей». Уже одно это могло бы привлечь в Рос­сию триллионы исламских долларов. Нет сомнения, что и Китай бы взаимодей­ствовал с республикой, фак­тически обладающей права­ми свободной экономичес­кой зоны, в гораздо боль­шем масштабе, чем сегодня. Взаимовыгодный бизнес всегда был лучшим лекарством против сепаратизма. Та­тарстан, став российским Шанхаем, конечно, был бы заинтересован в развитии России, ее экономики и рынка, в даже большей сте­пени, чем Москва.

Но «хакимовский» проект казался слишком смелым даже в Казани. Психологи­ческий барьер и, по сущест­ву, внутреннее неверие в свои силы, склонили чашу весов в сторону менее ради­кального «лихачевского» варианта Договора. Хотя Ельцин и Бурбулис (литовец Бурбулис хорошо пони­мал татар, мне кажется, что именно литовский ментали­тет Бурбулиса, его литов­ские симпатии к татарам, позволили заключить этот взаимовыгодный Договор, да и Ельцин хорошо знал татар еще с Екатеринбурга, и Наина Ельцина была из татарских краев, она роди­лась в Шарлыкском районе Оренбургской области) бы­ли готовы и на «хакимов­ский», в обмен на политиче­скую поддержку Татарста­на.

Говорят, что политика есть искусство возможного, политика всегда компромисс между противополож­ными интересами, продукт сложного торга. Позиция Хакимова была более ро­мантичной и радикальной, даже революционной для консервативно-шовинисти­ческой российской управленческой элиты, позиция Лихачева - более прагма­тичной и умеренной. Исто­рия показала сегодня, что, несмотря на романтизм, подход Хакимова был как раз продиктован гораздо бо­лее здравым смыслом.

Мне кажется, фобии Пу­тина перед Договором (а то, что Договор необходим и в ближайшем будущем, как феникс, восстанет из пепла, можно даже сказать, «гони Договор в дверь, он войдет в окно» - в этом можно да­же не сомневаться, это объ­ективное требование време­ни) - они базируются на ир­рациональном подсозна­тельном переживании еще в ГДР, времен распада СССР. Когда он один с автоматом стоял перед бушующей ты­сячной толпой немцев, пришедших громить здание со­ветского Дома культуры, и когда он, в отчаянии, чисто по-пацански, по-питерски, был готов умереть ради это­го символического клочка родной земли.

Это, кстати, очень поло­жительно характеризует Путина. То есть у него есть идеалы, за которые он готов отдать жизнь. В этой ситуа­ции он не мог нарушить присягу, она для него была не просто словами, а свя­щенной клятвой. Это, конечно, по сути, религиоз­ный поступок, и, мне кажет­ся, именно тогда, в момент наивысшего потрясения, когда он уже прощался с жизнью, у Путина начало просыпаться религиозное сознание. Путин, как чекист, наверняка обостренно переживал, почему жизнь у немцев, в проигравшей вой­ну Германии, даже в ГДР, гораздо лучше, чем в выиг­равшем Великую Отечест­венную войну ценой 42 миллионов погибших СССР. Получается, русские войну выиграть смогли, а наладить потом мирную жизнь не смогли.

Распад СССР он воспри­нял, как реванш Германии.

Именно оттуда пошло пред­ставление, что во всем ви­новат Ленин, который, в противовес Сталину, утвер­дил тезис о праве наций на самоопределение, в то вре­мя как патриот-унитарист Сталин настаивал на «автономизациии». Путин за­явил, что ленинское нацио­нально-территориальное де­ление страны явилось «атомной бомбой» под фун­даментом СССР.

Как с этой ментальностью Путин должен был относит­ся к Договору о разграниче­нии полномочий между Россией и Татарстаном? Скорее всего, он тоже рас­ценивал его как бомбу с за­медленным механизмом под единую и неделимую Рос­сию и испытывал перед ним иррациональный страх. По­сле присоединения Крыма ликвидация Договора была вполне психологически предсказуемой, «крымская» политика отрицает саму идею договорной федерации. Скорее всего, Путин требует именно жесткой во­енной дисциплины в испол­нении приказов, договорная федерация воспринимается им как попытка развалить Россию.

В России традиционно господствовала общинно­колхозная система, коллективистская, крепостничес­кая модель, ограничиваю­щая индивидуальную инициативу и свободу. Но у та­тар никогда в массе своей русского и православного крепостного права не было, а в дорусский период суще­ствовала военная демокра­тия. Северный ислам всегда был гораздо более демократической религией, чем са­модержавное, унитарное православие. Татары, по су­ществу, были сухопутные викинги. Разница в русском и татарском подходе к Договору была глубокой раз­ницей в русской и татар­ской традициях. Формально выступая в национальной форме, это была глубокая разница между традицион­но русским «крепостничес­ким» подходом и традици­онно татарским «военно-демократическим» подходом.

Татарстан тогда пошел на значительные          уступки, стержнем первого Договора были экономические согла­шения - закрепление преж­де союзных предприятий за республикой, в том числе «Татнефти», «Оргсинтеза», «Нижнекамскнефтехима», «КамАЗа», «Нижнекамскшины», вертолетного завода, авиационного, мото­ростроительного, спиртовой промышленности и т.д. До этого республика контроли­ровала только 3% промыш­ленных производств на сво­ей территории. Договор стал основой быстрого рос­та экономики Татарстана, на основании которого Минтимером Шаймиевым был вы­двинут лозунг «Мы мо­жем!».

Республика стала образ­цовым регионом России и была провозглашена довольно амбициозная цель - сделать Татарстан образцо­вым европейским регионом в неевропейской стране, с традиционно крепостничес­ким мышлением. Когда спрашивают, что дал Дого­вор Татарстану - вот все эти предприятия и дал. Конеч­но, никакого расцвета в Та­тарстане не было бы, если правление «Татнефти» на­ходилось бы в Москве, как у большинства нефтяных компаний.

После того, как Москва в одностороннем порядке от­казалась от Договора, веро­ятно, можно ожидать и по­следующих шагов, чтобы татарстанскую крупную собственность вернуть в Москву. Эта операция уже была проведена в Башкортостане с нефтехимическим комплексом. Так как назва­ние «президент РТ» сохра­нили у Минниханова до 2020 года, то именно тогда, вероятно, «Татнефть» у Та­тарстана тоже конфискуют в Москву со всеми вытека­ющими последствиями. Это последовательный и естест­венный процесс империалистической монополизации. Думается, что не удастся отсидеться в стороне и ТАИФу. Не зря недавно была провозглашена политика ликвидации всех крупных региональных банков. От­нимут все, лишь вопрос вре­мени. Потому что, как гово­рил в басне Крылова волк ягненку, «Ты виноват уж в том, что хочется мне ку­шать».

 

Рашит АХМЕТОВ

 

Газета “Звезда Поволжья” № 28,  27 июля 2017 года, Казань

Другие материалы газеты на сайте http://www.zvezdapovolzhya.ru/

 

Комментарий публикатора:

Несомненно, что «замыливание» вопроса о продлении  договора о разграничении госполномочий между Москвой и Казанью наводит на мысль о возможности дальнейшей суверенизации Татарии. Не исключена  и попытка некоторых сил и в Москве, и в Казани способствовать этому, явно двухстороннему процессу.

Некоторые моменты истории проблемы и ряд документов я напомнил во вчерашнем посте в МП. См. http://maxpark.com/community/6207/content/5939090

Одно несомненно – последняя империя Земли накопила так много болячек и противоречий, что сохраниться в прежнем несокрушимом железо-бетонном виде с каждым днём всё труднее…