БЕН-ГУРИОН и БЕГИН

Менахем Бегин, рожденный в 1913 году, принадлежал к другому поколению лидеров сионистского движения. От Бен-Гуриона, которого товарищи по партии еще в молодости называли Стариком, Бегина отделяла не просто тридцатилетняя разница в возрасте, но целая эпоха, полная драматических событий. Бен-Гурион мог ссориться и мириться с Жаботинским или Вейцманом, но настоящего примирения с Бегином так и не произошло почти до самой кончины Старика в кибуце Сде-Бокер.

Против политики сдерживания

История взаимоотношений Бегина и Бен-Гуриона начинается в 1942 году, с появлением лидера ревизионистов в Эрец-Исраэль. Как многие другие польские евреи, Бегин был освобожден из ГУЛАГа и призван в польскую армию под командованием Андерса в результате соглашений, подписанных Сталиным и тогдашним премьером Польши Сикорским. В первые годы жизни в Стране Бегин знакомился с палестинским отделением Бейтара, писал статьи и готовился занять пост командира ЭЦЕЛа — военной организации, созданной Зеевом Жаботинским. Бегин занял этот пост в 1943 году, а уже в январе 1944-го объявил восстание против властей британского мандата.

Англичане виновны в гибели миллионов евреев не меньше немцев — такой вывод сделал Бегин, проанализировав сложившуюся политическую ситуацию, когда по вине англичан двери Палестины захлопнулись перед евреями, бежавшими от холокоста. Восставая против англичан, Бегин совершил тройной бунт: во-первых, он объявил начало вооруженной борьбы против Британии, во-вторых, он взбунтовался против основателя ЭЦЕЛа Жаботинского, отвергшего возможность террора, а в-третьих, он бросил вызов Бен-Гуриону, чья официальная политика носила называние «авлага» — «сдерживание».

Уже через две недели после начала террора против англичан Бен-Гурион устроил специальное заседание руководства своей партии, на котором сказал: «Надо использовать еврейскую силу и еврейские методы, чтобы искоренить бандитизм». Посланники Бен-Гуриона встретились с Бегином и передали ему мнение Старика: нельзя выступать против англичан силой оружия, не согласовав свои действия с главой самого многочисленного сионистского движения. Бегин высказал свое мнение: англичане не уйдут из страны, если не появится реальной силы, вредящей их политическим и экономическим интересам.

Бен-Гурион понял, что ЭЦЕЛ, некогда бывший лишь военной организацией, превращается в политическую силу, противостоящую ему и его Рабочей партии. Люди Бегина и сторонники Бен-Гуриона предприняли двусторонние усилия, чтобы договориться о встрече между Бегином и Бен-Гурионом. Встреча состоялась после покушения на лорда Моина, организованного вовсе не ЭЦЕЛом, но ЛЕХИ. ЛЕХИ провел эту акцию, не посоветовавшись с Бен-Гурионом. Возникла реальная угроза выхода мелких военных организаций из-под контроля и превращения сионистского движения в кучку неуправляемых банд, чего очень не хотелось Бен-Гуриону. Однако накануне переговоров, беседуя со своими заместителями, он провел четкое различие между ЛЕХИ и ЭЦЕЛом.

В одной из своих речей Бен-Гурион сказал: «ЛЕХИ — это наивные фанатики. Я не согласен с ними, но уважаю их искреннее желание добиться перемен. Однако ЭЦЕЛ — это интриганы, которые желают перетянуть молодежь на свою сторону и добиться власти над ишувом». Уже в те годы стало ясно, что Бен-Гурион стремился не только изгнать англичан, но и стать единоличным лидером еврейского ишува в Палестине.

Окончательный разрыв между правыми и левыми сионистами произошел после того, как ЭЦЕЛ организовал печально известный взрыв в гостинице «Царь Давид» в Иерусалиме. Люди Бегина пытались взорвать штаб британской армии и овладеть его архивом, не подвергая опасности английских военных и чиновников. Они рассылали предупредительные письма, которые англичане, уверенные в своей неуязвимости, игнорировали, сочтя их дурной шуткой. В итоге погибли десятки людей, а Бен-Гурион окончательно порвал с «бандитами» Бегина.

Благословенная пушка

Перед провозглашением независимого Государства Израиль в рабочем движении Бен-Гуриона велись горячие споры о сроках создания государства. По ряду свидетельств, Бен-Гурион обратился к Бегину с просьбой объявить о создании независимого еврейского государства на тот случай, если в движении Бен-Гуриона будут продолжаться споры. Бегин подготовил речь, которую он должен был произнести во время церемонии провозглашения независимости Израиля. В итоге партия Бен-Гуриона согласилась основать государство 15 мая, и Бен-Гурион должен был произнести речь, которую не подготовил. Церемония пришлась на пятницу, в субботу провозгласить независимость было никак нельзя: под Декларацией должны были стоять подписи религиозных лидеров ишува. В спешке Бен-Гурион обратился к Бегину и попросил его отдать ему подготовленный текст выступления. Бегин отказался. К выступлению Бен-Гурион готовился самостоятельно. Тексты обеих речей сохранились, и в них, как ни странно, много общего.

После провозглашения независимого Государства Израиль Бен-Гурион уже не мог отмахнуться от военной организации ЭЦЕЛ, которая была обязана войти в новорожденную Армию обороны Израиля. Возник вопрос: на каких условиях? Командиры ЭЦЕЛа согласились войти в ЦАХАЛ в качестве отдельной бригады. Но Бен-Гурион боролся за единое государство и единую армию. Бен-Гурион призывает руководство ЭЦЕЛа «самораспуститься» и, чтобы подсластить горькую пилюлю, предлагает им офицерские звания и должности. В итоге они достигают компромисса: бойцы ЭЦЕЛа призываются как индивидуально, так и целыми полками. В условиях войны Бегин не препятствует Бен-Гуриону, наоборот, он публично заявляет, что поддерживает индивидуальный призыв. Причина такой сговорчивости не только политическая, но и экономическая: ЭЦЕЛ не может содержать солдат и помогать их семьям.

Одним из самых драматических событий Войны за Независимость стал расстрел людьми Бен-Гуриона судна «Альталена», названного так в честь Зеева Жаботинского, долгие годы пользовавшегося этим псевдонимом. Менахем Бегин не поддерживал идею снаряжения судна ЭЦЕЛа для участия в Войне за Независимость в качестве отдельной бригады. Идея принадлежала членам ревизионистской партии Жаботинского, которые в то время находились во Франции и придерживались более радикальных идей, чем Бегин. Поэтому Бегин предупредил Бен-Гуриона о прибытии корабля. Начались переговоры об использовании оружия, привезенного людьми Жаботинского.

Руководители «Хаганы» просят, чтобы 20% оружия было передано бойцам еврейской самообороны в Иерусалиме. Но ЭЦЕЛ хочет, чтобы оружие для Иерусалима попало в руки членов ЭЦЕЛа. Они также требуют, чтобы каждый раз при раздаче оружия бойцам ЦАХАЛа присутствовал особый чиновник, который будет объяснять солдатам: это оружие — подарок от ЭЦЕЛа. Это не просто смешная игра самолюбия. Бегин не хочет, чтобы вклад ЭЦЕЛа в создание государства был забыт, а угроза забвения реальна: Бен-Гурион не только формирует будущее, но и редактирует прошлое. ЭЦЕЛ в самом деле многого добился в борьбе против англичан, но, в отличие от Бегина, Бен-Гурион довольно рано, еще в 1946 году, понял, что главная битва молодого еврейского государства будет вестись не против англичан, а против арабов. Бегин внезапно понимает, что его борьба против англичан будет забыта, как только народу Израиля станет ясно, что его главный враг — арабы.

Бегин хотел, чтобы народ запомнил: «Альталена» — это корабль ЭЦЕЛа. Бен-Гурион, наоборот, требовал, чтобы участие «Альталены» в Войне за Независимость стало свидетельством его успеха в создании единой армии. И вот Бен-Гурион принимает решение стрелять по «Альталене» и произносит по этому поводу торжественную речь: «Да благословится пушка, стреляющая по этому кораблю. Место этой пушки — в Храме, когда он будет построен». Менахему Бегину передали эти слова, и он был вне себя от бешенства.

Кнессет — не карнавал

Вражда между двумя деятелями отныне не прекращается до самого ухода Бен-Гуриона из политики. ЭЦЕЛ после расстрела «Альталены» прекратил свое существование, и из его остатков и остатков ревизионистского движения Бегин создал правую политическую партию «Херут» — «Свобода».

Первое правительство Бен-Гуриона было однородным, состоящим из представителей левосоциалистического лагеря. В оппозиции оказались «экстремисты»: с одной стороны на скамейке запасных сидели люди Бегина, с другой — коммунистическая партия МАКИ, еще более левая, чем партия Бен-Гуриона. Всех этих правых и левых «экстремистов» Бен-Гурион не подпускал к власти все время, пока был премьер-министром.

Когда Менахем Бегин выступал в кнессете, Бен-Гурион обычно покидал зал заседаний. Он говорил, что не просто не выносит Бегина — ему противен даже звук его голоса. Их дискуссии быстро перерастали в перепалки, обмен мнениями — в обмен оскорблениями. Эти колкие, злые и меткие высказывания аккуратно сохранены в протоколах израильского парламента.

Во время голосования по вопросу о разделе Иерусалима Бен-Гурион напомнил Бегину, стоявшему за единый Иерусалим, что тот находится в кнессете, а не на Адлояде — пуримском карнавале.

В ответ Бегин заявил, что Бен-Гурион не сумеет провести закон о разделе Иерусалима, потому что в свое время его партия возражала против создания Государства Израиль, но оно тем не менее возникло. (Бегин имел в виду разногласия в Партии труда по вопросу о сроках создания государства.) Бен-Гурион улыбнулся и ответил: «Если мы проголосуем — все состоится. Мы же проголосовали за уничтожение «Альталены» — и оно состоялось!» Это был точно рассчитанный удар ниже пояса.

Бен-Гурион был очень дальновидным политиком. Он понимал, что народ устал от Войны за Независимость и битва за Восточный Иерусалим подкосит его окончательно. Однако Бегин (уже на другом заседании кнессета) заявляет, что потеря Восточного Иерусалима вместе со всеми еврейскими святынями — это разрушение Третьего Храма. Вероятно, именно это заявление лишило Бегина популярности. На следующих выборах он получил лишь 8 мандатов.

Спор между Бегином и Бен-Гурионом не сводился лишь к перепалкам и взаимным оскорблениям. Это была содержательная дискуссия двух евреев о том, что такое еврейство, каким должно быть еврейское государство и его отношение к иудейской традиции. Укрепление связи между еврейской традицией и еврейским национальным движением — великая заслуга Бегина. Сегодня израильское общество куда более традиционно, чем в первые годы существования государства, и это тоже заслуга Бегина.

У Бен-Гуриона была своя «еврейская идея». Она заключалась в создании «нового еврея» и одновременно в возвращении к миру ТаНаХа: в древние времена евреи пахали землю и воевали против врагов, что описано в исторических книгах ТаНаХа. И «новый еврей» тоже будет работать на земле и воевать. В этом рабочий лидер следовал идеям «буржуя» Жаботинского, автора книги «Новый еврей». Бен-Гурион совершенно игнорировал традицию, то есть галаху, определявшую еврейский образ жизни на протяжении двух тысяч лет. Галаха, по его мнению, вся была создана в галуте и для галута, ради сохранения еврейского народа в изгнании. Новому человеку, живущему на своей земле, она просто-напросто не нужна.

В частности, это отразилось на дискуссии вокруг Дня Катастрофы и героизма еврейского народа. Бен-Гурион хотел, чтобы в центре внимания оказался именно героизм: восстания в гетто, партизанская война, еврейское подполье. Именно это должно было остаться в народной памяти, а не концлагеря и газовые камеры. Напротив, Бегин считал, что именно Катастрофа, то есть массовое уничтожение евреев, должна лечь в основу современного народного сознания.

Когда сегодня, говоря об Иранской угрозе, Биньямин Нетаньяху упоминает холокост и описывает Израиль как сильное, но все еще уязвимое государство, это результат опыта целого поколения, для которого сегодняшняя борьба Израиля против террора — продолжение борьбы против геноцида еврейского народа.

Это противостояние наиболее ярко проявилось в вопросе о репарациях. Репарации — это компенсация за лишения во время холокоста, которые правительство Германии намеревалось выплатить евреям. При этом, по замыслу немцев, коллективным представителем еврейского народа должно было выступить Государство Израиль.

В Израиле разгорелись жаркие споры вокруг договора о репарациях. Сторонники репараций, возглавляемые Бен-Гурионом, считали, что нацисты не только убили, но и ограбили европейское еврейство. И евреи не могут предоставить им право грабить себя и дальше. Не об этом ли гневно сказал пророк Элиягу: «Ты убил, ты же и унаследовал?» Противники договора о репарациях, в их числе — Менахем Бегин, возражали против возможности заключать с «нацистами» какие-либо договора. По этому поводу Бен-Гурион сказал: «Тот, кто считает, что молодые немцы — те же нацисты, что расизм заложен в их генах, — тот сам расист».

Противники договора о репарациях вышли на улицы израильских городов. Бен-Гурион спросил у Бегина, который выступил с трибуны кнессета, в то время как на площади Кикар-Цион в Иерусалиме бесновалась толпа: «Кто привел на Кикар-Цион этих хулиганов?» — «Ты, — отвечал Бегин, — ты и есть хулиган!»

Желая победить Бен-Гуриона в споре, Бегин обратился к религиозным членам кнессета. Он воззвал к ним, цитируя Талмуд, называя немцев «амалекитянами». (Потомки Амалека в любом поколении уничтожают евреев даже себе во вред.) «Я взываю к вам, как верующий еврей и сын верующих: не поддерживайте этого дела. Есть в жизни вещи более дорогие, чем сама жизнь. Я выучил это от отца и сам учил этому других. Это вопрос, ради которого мы можем оставить дом и семью. Никаких договоров с нацистами не будет!» Разумеется, прагматичный Бен-Гурион и тут победил романтичного Бегина, и договор с Германией был подписан.

Кого считать евреем?

Один из самых жарких споров между Бен-Гурионом и Бегином развернулся вокруг проблемы «кого считать евреем», то есть еврейской идентичности. Этот спор развернулся в 1958 году. Бен-Гурион говорил и писал, что не согласен с галахическим определением: евреем считается тот, кто рожден матерью-еврейкой или прошел ортодоксальный гиюр (переход в иудаизм). Он приводил множество цитат из ТаНаХа, доказывая, что галаха исказила библейский облик еврейского народа. Бен-Гурион писал, что в мире ТаНаХа вообще нет никакого гиюра, а есть «объевреивание». В качестве доказательства он приводил текст Книги Эстер. В отличие от него Бегин нисколько не возражал против галахического определения еврея. С точки зрения Бегина, галаха, возникшая в изгнании, в галуте, — это звено, связывающее израильтянина с историческим прошлым еврейского народа. В итоге побеждает точка зрения Бегина, и Бен-Гурион соглашается с галахой.

Когда Бен-Гурион все-таки подал в отставку в 1963 году, он отправил письмо поэту Хаиму Гури, в котором назвал Бегина сепаратистом и расистом. Бегин якобы готов уничтожить всех арабов ради единства Эрец-Исраэль, стремится к абсолютной власти и цель для него всегда оправдывает средства. «Он опасен как для внутренней, так и для внешней политики Израиля. Я никогда не забуду то, что мне известно о его деятельности, хотя мне известно далеко не все, — пишет Бен-Гурион, — я не сомневаюсь в том, что Бегин ненавидит Гитлера, но это еще не доказывает, что он отличается от него. Когда я впервые услышал голос Бегина по радио, я узнал характерный для Гитлера истерический визг». Однако именно Бегин, которого Бен-Гурион считал диктатором и сепаратистом, выступил за возращение Бен-Гуриона в политику, когда возникла такая необходимость.

Бен-Гурион и Бегин так и не стали друзьями и союзниками, но между ними возник своего рода «холодный мир». С одной стороны, это говорит о мудрости Бегина: он признал умение Бен-Гуриона управлять государством. С другой — возвращая Старика из ссылки в Негеве, Бегин сам оказался в числе тех, кому Бен-Гурион дозволял немного «порулить».

Парадокс заключается в том, что именно Бен-Гурион, обвинявший Бегина в агрессии, был вынужден много раз воевать с соседями, в то время как первый мирный договор с арабами заключил «фашист» Бегин. Традиционалист Бегин, приверженный «галутным» влияниям, сумел понять традиционных восточных евреев, голоса которых вернули его в активную политику в 1972 году. Именно он содействовал повышению статуса сефардов и евреев Востока, а не Бен-Гурион, позиционировавший себя в качестве противника расизма. Можно сказать, что Бегин исполнил мечту Бен-Гуриона о мире с Египтом и о единстве Израиля, то есть по сути стал его политическим преемником.

Уйдя в отставку во второй раз, Бен-Гурион был вынужден сдержанно переоценить роль Бегина в истории Израиля. Сподвижники Старика говорили ему: «Теперь ты видишь, что Бегин вовсе не хотел государственного переворота». Бен-Гурион отвечал: «Ну хорошо. Он не хотел переворота. Он действовал по глупости, а не по злому умыслу. Но я, как премьер-министр, не имел дела с намерениями, а только с результатами действий».

Сегодня, спустя десятилетия, становится ясно, как много общего было между Бегином и Бен-Гурионом. Оба были не просто руководителями, но основателями государства. Оба думали о том, каким оно станет в будущем, а не только о текущем моменте в политике. Этим они отличались от всех последующих премьер-министров. Оба, и Бегин, и Бен-Гурион, обладали широким кругозором. На старости лет Бен-Гурион обратил взор на Восток, стал интересоваться индийской философией и культурой Китая. Он предвидел, что эта страна когда-нибудь превратится в мощную державу, и уговаривал американских политиков не отворачиваться от Китая. Бегин в последние годы жизни тщательно изучал историю еврейского народа и делал выводы: сионизм естественным образом вытекает из национального аспекта еврейской религиозной литературы, созданной в диаспоре. Без традиции сионизм просто невозможен. Эти убеждения еще больше укрепили связь Бегина с традиционными и религиозными израильтянами, особенно с восточными евреями.

Они закончили свою жизнь — один в маленьком домике в кибуце Сде-Бокер, другой — в двухкомнатной съемной квартирке в Тель-Авиве. Два хулигана, два партизана, два еврея с разным пониманием истории, но одинаково преданные своему народу и государству.