Уроки истории

Одной из задач молодой санкт-петербургской полиции в 18 веке было сбережение города на Неве от иностранных посольств. Город был молодой, неокрепший, а посольств было много. И в каждом иностранном посольстве творились какие-то несусветные причуды.

Не то, чтобы при пересечении государственной границы посольства массово сходили с ума от впечатлений, предоставляемых нашей Родиной. Но какие-то подвижки в сознании происходили.

Шведы завели себе в посольстве медведей, которых стали ещё и разводить.

Австрийцы принялись подделывать «ефимки с признаками», завладев старым штампом для перечеканки.

Французы крали коней.

В 1736 году сотрудники персидского посольства, располагавшегося на Мойке у Зелёного (Народного) моста, сели покурить. «…через полчаса дом пылал. Пламя распространилось с чрезвычайной быстротой и вскоре охватило многие деревянные здания на берегу Мойки и Гостиный двор ( это на Невском уже). Пожар продолжался восемь часов и истребил все здания от Зелёного моста до церкви Вознесения». Всего сгорело тогда 10 % деревянного Санкт-Петербурга. Многие погорельцы стали искать эвакуировавшееся персидское посольство, которое пришлось прятать в монастыре. Невский монастырь пришлось потом заново святить. По результатам пожара в городе будущих трёх революций впервые ввели государственное нормирование продажи продовольствия: 16 видов товаров народного потребления — от мёда до гречи.

Не успели пережить иранскую народную дипломатию, как 6 июня 1737 года на крыше дома, стоявшего между дворцом цесаревны Елизаветы Петровны и помещением, занимаемым посольством Пруссии, нашли мину в виде горшка, набитую порохом и горючими материалами, к горшку прилагался запал. Это уже не просто поджог, тут теракт форменный намечался. Полиция и Тайная канцелярия стала петрушить подозреваемых. Только вышли на сотрудника посольства короля Пруссии по фамилии Ранке, только стали думать, как бы его скрасть для беседы, как 24 июля окрестности посольства Пруссии полыхнули с двух концов. Было это в районе Миллионной. Горело до Мойки, до Невы, до Царицына луга и до Адмиралтейства. Дипломат Ранке исчез. Его потом во Франции за шпионаж повесят.

Глядя на французов с конями, австрийцев со штепселем, персов-поджигателей и террористов-немцев, другие посольства не отставали. Англичане не отставали больше всех. Они повадились стрелять из окон посольства. Не очень целясь по прохожим, но регулярно.

Глядя на англичан, постреливать в домах стали и коренные петербуржцы, дети псковских и новгородских переселенцев.

Под перекрёстным огнём из английского посольства и обывательских домов полиция ловкими скачками бегала по городу за конокрадами из французского посольства, следя искоса за притихшим посольством Пруссии. Персидское посольство из монастыря давно попросили, оно и расположилось шатрами у Летнего сада, там было легче прокормить посольских верблюдов, обросших в России дополнительной шерстью. У петербуржцев стали изымать огнестрельное оружие. Опубликовали объявление: «чтобы впредь никто кроме иностранных послов, посланников и прочих министров в домах своих ни из какого ружья, как по обязанности, так и для забав, не смел стрелять». Посольствам стрелять из окон не запретили — неудобно. Но установили перед посольствами первый в истории дипломатии «явный полицейский караул», который гонял жителей столицы от посольств. Чтобы не подстрелили.

Не успели перевести дух, посольство Польши подало о себе весть: разбили огороды перед резиденцией графа Грабиенки.

Голландское посольство завезло коров.

Всё это в двух шагах от императорской резиденции. Пришлось полиции ловить по городу россиян, пробравшихся в столицу без паспортов «для следования в столицу». Изловленных «убогих, слепых, дряхлый и увечных, купно и с прочими чудаками и к художествам склонным» бросили на объект века: осушение болот от Лиговского канала до Невского монастыря для организации общегородских огородов и выпасов. Известный потомственный мелиоратор, фельдмаршал и покоритель Крыма Миних Бурхард Христофорович оставил по себе расчеты огородного парадиза. А чтобы посольские не орали, на образовавшийся огородный рай стали свозить навоз из всех возможных мест.

Чтобы с огородов не воровали, завезли туда и людей для жительства. Завезённые жители Лиговки встретились со строителями лиговского чуда (убогими, слепыми, увечными и художественными чудаками), которые за ненадобностью совсем уж заскучали. Встреча вышла непростой настолько, что рядом с огородами построили полицейскую караульню. Понаблюдав за развитием событий, полиция к караульне пристроила и небольшую тюрьму, ставшую на долгое время центром лиговской культурной жизни и наложившую некоторый отпечаток на облик лиговского жителя. После к тюремке пристроили мертвецкую. И всё это из-за каких-то поляков с голландцами. Целый район выстроили, ландшафт вручную изменили, повернули вспять течение каналов. (гости Питера — не ходите на Лиговку смотреть, не надо вам этого)

Испанцы из окон своего посольства спекулировали мартышками. Всё бы ничего, но ожесточённая мартышечная торговля и прочие эффекты от процесса мартышечного размножения и взросления, происходили напротив резиденции петербургского архипастыря Иеринея. Мартышки часто убегали из своего испанского концлагеря и искали убежища у православных. Полиция ловила мартышек. Мартышки скакали по подворью, между богомольцами, выбрав свободу. Богомольцы разносили по всей Руси доподлинные сведения о том, что видели в Санкт-Петербурге живых чертей. За это богомольцев Тайная канцелярия крутила и отправляла на восток.

Посольство Ганновера вербовало среди неустойчивых питерцев рекрутов для продажи в Англию и последующей отправки в восставшие американские колонии. Вербовка происходила по кабакам, рекруты приходили в себя уже на кораблях по пути в Гамбург. Тогда полиция ввела запрет на совместное распитие спиртных напитков подданных империи и иностранцев. Пить с иностранцами могли только те, у кого на изнанке кафтана стояла специальная печать обер-полицмейстера, т.н. «доброе клеймо». То есть стукачи. Это помогало не очень. Ганноверцы сбивали с пути и проверенных бойцов невидимого фронта.

Однажды на корабле в Гамбург очнулись агенты сыска Михайло Шишлаков, Игнатий Толкачёв и Михайло Мальцев, о котором в именном списке петербургской полиции говорилось «грамоте и по латыни знает, токмо шумен, вор и пьяница». Шишлаков сбежал уже в Гамбурге, потом пробирался год с лишним к своим. Толкачёв отправился служить на острова Карибского моря, потом дезертировал к испанцам и следы его теряются на Кубе. А Мальцев организовал в Лондоне контору по проведению собачьих боёв и был впоследствии сотрудником английской полиции, боксёром-профессионалом, сидел на цепи в тюрьме, закончил жизнь в Италии, библиотекарем кардинала Пиориззи. Встречался с Казановой, который собирался переезжать в Россию. Советовал обязательно, обязательно ехать.

Вот и я вам советую. Тут у нас весело до сих пор.

Материал: http://gilliland.livejournal.com/351873.html