Откуда у нашего общества каша в головах.

На модерации Отложенный Вчера на "Эхо Москвы" слушал передачу Нателлы Болтянской "Именем Сталина" с участием историка Никиты Соколова. Обратил внимание на целый ряд моментов.

Н.СОКОЛОВ: Всякая власть хотела бы, чтобы школьный курс истории в последнем выпускном классе заканчивался утверждением ее нынешней наличной власти в ее нынешней наличной форме и в ее наличном персональном составе если не венцом исторического прогресса, то уж точно исторической необходимостью. В те времена, в 20-е годы это было особенно остро, потому что большевики, собственно говоря, пришли, обещая отменить государство, - это был очень популярный лозунг. Вместо этого они начинают его укреплять. Чрезвычайно характерно, что на обложке ленинской книги «Государство и революция», где, собственно, вся эта концепция изложена, прямо на обложке издания 1923 года Сталин написал своей рукой: «Идея из желания – идея гиблая». Мы не знаем, когда точно именно он это написал, но факт, что после 1923 года, поскольку на издании 1923 года. Примерно в это время он пришел к выводу. Скорее всего, вскоре после выхода этого издания он пришел к выводу, что эта идея – гиблая, надо разворачивать обратно, надо государство крепить, надо крепить властную вертикаль.

Н.СОКОЛОВ: Сначала большевики и Сталин прежде всего навели шороху на историков. Было затеяно в 1929 году знаменитое Академическое дело, или его называют Делом Платонова, или его называют Делом Ольденбурга, но чаще просто Академическое дело, когда началось в Питере с ареста историков вокруг Пушкинского дома и архива Академии наук. А потом под эту гребенку сшили гигантский заговор архивистов и историков, и перешерстили всю историческую элиту, всю элиту исторической науки.

Н.СОКОЛОВ: Дело 1929 года, по которому всех лидеров исторической науки, всех крупнейших наших ученых сгребли, отправили кого в каторгу, кого в ссылку и напустили такого страху, что самый младший из пострадавших тогда Лев Черепнин, проживший долгую жизнь, сделавшийся сам академиком при Брежневе, чиновным невероятно, когда его хватил инсульт в метро в 1977 году и над ним склонился милиционер, первая его реакция – вот такой крик физиологический был «За что? Я ни в чем не виноват!» Можете представить себе, какого дикого страху напустили, как деморализовали эту среду.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А скажите, пожалуйста. Вот, вы упомянули очень мельком, но существует такой инструмент, если угодно, истории как архивы.

Н.СОКОЛОВ: Нет. Это совершенно неправильный вопрос в данном случае. Здесь же совершенно другая ставилась задача и совершенно обратный механизм действия. Если грубо начертить схему этого процесса, то сначала была товарищем Сталиным придумана общая конструкция русской истории.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Упомянутая вами?

Н.СОКОЛОВ: Ну, если угодно, я расскажу чуть более подробно, потому что она интересна сама по себе, эта конструкция. Для учебника 3-го – 4-го класса. Потом она была развита для учебника 10-го класса, потом для вузовского учебника. А потом следующие 50 лет институт истории пытался найти и каким-то образом документально обосновать эту концепцию русской истории. Обратное движение.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А теперь о концепции.

Н.СОКОЛОВ: Концепция заключается, грубо говоря, в следующем. Что было великое могучее древнерусское государство Киевская Русь. Никакие немцы, варяги не имели к созданию его никакого отношения и это вообще такая, выдумка врагов, фашистов-расистов. (цитирую). Потом, значит, эти дураки-князья расплодились во множестве и это государство разнесли на удельные щепы, и тогда начинаются великие бедствия. Вот, возвращается в школьный курс отвергнутая накануне революции всеми концепция ига как унизительного состояния – уже там накануне революции всем было давно известно, что это такое сложное отношение, не связанное ни с каким унижением и вообще это довольно сложно. Возвращается старинная начала XIX века концепция ига унизительного, от которого русский народ страшно страдал.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Внешний враг, от которого надо спасать и спасать любыми способами.

Н.СОКОЛОВ: Да. И тогда мудрые московские князья ежовыми рукавицами собирают этих дураков всех, не понимающих своего счастья и пытающихся не собираться в одну кучу, железной рукой, поэтому Калита всегда прав и рисовать его, клятвопреступника надо еще и розовой краской. И начинается эпоха всеобщего процветания. Как только государство слабеет, так оно все плошает.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Понятно. Время идет. Что происходит дальше?

Н.СОКОЛОВ: В каком смысле?

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, как? Понимаете, часики-то тикают. И тикают часики, что, вот, начинается период необходимости возобновления истории, начинается упомянутое вами Дело Платонова, начинается создание концепции, начинается осуществление концепции. Но а как существует история при этом как наука?

Н.СОКОЛОВ: История как наука при этом существует чрезвычайно плохо, потому что она вынуждена, с одной стороны, открылись факультеты и надо бы восстанавливать преподавание. А как преподавать, никто не понимает, потому что начальство не распорядилось. И первые несколько лет, ну, практически до 1938-39 гг., в общем, это был довольно большой кавардак, пока не выработалась эта схема, пока её начальство не утвердило и пока в ходе многочисленных совещаний, многочисленных дискуссий не были неудачные участники этих дискуссий расстреляны, а удачные сделались академиками и дальше всех наставляли.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: «Концепция истории, излагаемая гостем в общих чертах, сохраняется в учебниках и ныне. В чем состоит ее основная неточность?» - спрашивает Александр.

Н.СОКОЛОВ: Она ложна изначально во всех своих конструктивных элементах и не опирается ни на какие источники. Древняя Русь не была единым монархическим государством, Древняя Русь – это ровно такая же федерация как греческие полисы. Такие же были на Руси в волости, которые управлялись сами собой, никакая это была не монархия. Князь там не был буквальным элементом политической структуры, но отнюдь не доминирующим. А гораздо более важным было городское вечевое собрание, которое могло указать князю путь, и князь должен был по этому пути идти в случае конфликта, потому что у него сил было гораздо меньше, чем у города.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Никит, а скажите, пожалуйста, какие, скажем так, институты существовали в исторической науке, ну, скажем, в период 30-х годов? Я имею в виду как конкретные академические институты.

Н.СОКОЛОВ: Ровно те институты, которые сейчас воспроизводят эту матрицу, они ровно тогда же и для этого были созданы. Институт истории академии наук, обращаю ваше внимание, существует только в государствах с тоталитарными режимами.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Понятно.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Вот сообщение пришло: «Мой дядя историк в 30-е годы повесился, он занимался Шамилем и отношение к нему все время менялось».

Н.СОКОЛОВ: А отношение к нему все время менялось: то он был великий герой борьбы с царизмом, то английский шпион.


Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, понятно.

Н.СОКОЛОВ: Вот. И не угадать было, как надо писать на этой неделе.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, в общем, насколько я понимаю, так происходило с очень со многими вещами. Потому что вчера человек мог быть знатным наркомом, личным другом товарища Сталина, а на следующий день уже ситуация менялась, его вычеркивали из учебников и все.

Н.СОКОЛОВ: Ну, в учебники они не очень успели попасть, разве что в Краткий курс истории ВКП(б), который тоже редактировался лично товарищем Сталиным. А, вот, что с фотографиями делалось – это замечательная история, как исчезали с фотографии люди, с парадных фотографий на Красной площади люди...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Предшественник Фотошопа?

Н.СОКОЛОВ: Ну, ретушеры были очень искусные в те времена. Чрезвычайно искусные были ретушеры. Из Большой советской энциклопедии вырезали во всех библиотеках фотографии.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Да что вы говорите?

Н.СОКОЛОВ: Ну что я говорю? Так оно и было.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Война. Война и послевоенный период.

Н.СОКОЛОВ: Оказал ли он влияние на историческую практику?

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, конечно.

Н.СОКОЛОВ: Да, безусловно. Значит, начало войны сопряжено с таким укреплением патриотической ноты. Значит, оправдываются и героизируются те персонажи отечественной истории, которых прежде невозможно было ни с какой марксистской точки зрения героизировать.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Например?

Н.СОКОЛОВ: Типа Суворова, который, вообще говоря, душитель свободы. И польской свободы, и крестьянской свободы, и вообще чудовище, на самом деле, внутри страны. Об этом немедленно забывается, тут же вспоминается как он «пуля – дура, штык – молодец» и как он бил внешнего врага, и возникает и фильм «Суворов», и орден Суворова, и вот таких примеров масса.

Но когда этот патриотизм раскованный и армия приобрела другой вид, боевой вид. Ведь, что, собственно, произошло? Это очень плохо, особенно сейчас в связи с этой чудовищной фанфарой по поводу 65-летия, это уже окончательно как-то из общественного сознания выпало. И как-то уже все начинают верить, что товарищ Сталин создал могучую непобедимую армию. Ту армию, которую товарищ Сталин создал для себя, которая вся сплошь была, вот, все самостоятельные люди оттуда были выбиты в 1937-38 году и остались только вот эти вот, «чего изволите». И вот эта армия войну проиграла в 1941 году. И даже люди, которые в то время воевали, говорили, сильнее выражения употребляли про этих своих военачальников.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Да, в общем, и товарищ Сталин употребил такое же выражение.

Н.СОКОЛОВ: Поэтому в августе 1941 года товарищу Сталину пришлось подписать приказ 270 о назначении рядовых, которые способны что-то делать, на командные должности. Тогда в результате к 1943 году возникла другая армия – не та, которая нужна была режиму в мирной жизни.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: А та, которая могла победить.

Н.СОКОЛОВ: А та, которая победила.

Н.СОКОЛОВ: Но, вот, если позволите, мы с вами как-то уклоняемся в сталинскую эпоху, а штука же в том, что эти метастазы – они видны при протяженном рассмотрении. Можно я одну метастазу продемонстрирую?

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну, пожалуйста. Хотя, программа помните, как называется, да? «Именем Сталина».

Н.СОКОЛОВ: «Именем Сталина». Вот, именем Сталина называется, на самом деле, дискуссия о модернизации в современном российском обществе. Вот, слово «модернизация» в этой дискуссии употребляется в том замечательном смысле, в каком придумал употреблять применительно к истории. Не применительно к станочному парку, а применительно к истории товарищ Сталин. И придумал он это на учебнике истории для 3 класса, когда начертал в нем собственной рукой, что «Петр был великий цивилизатор и модернизатор России». В связи с этим, вот, обратите внимание, в советские времена – там же народная масса всегда права против власти. И любой самый даже чудовищный бунт, даже казачий все равно там в конечном итоге оправдывается как исторически прогрессивный. За одним единственным исключением: стрелецкие мятежи – всегда ретроградные, консервативные и контрреволюционные, потому что они против Петра. А Петр – наше все, он модернизатор.

При этом давно известно профессиональным историкам, что Петр совершенно никакой не модернизатор, а губитель процесса модернизации в русском обществе. Именно в строгом историческом смысле, потому что модернизацией называется не обновление станочного парка и не вооружение гвардии Мумба-Юмба вместо луков АКМами. Это не модернизация – она все равно остается племенной гвардией. А усложнение общественной и социальной структуры и появление человека нового вида – автономного универсального человека.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну а, может, не надо было ее усложнять в тот период?

Н.СОКОЛОВ: Надо. Мы же потому и буксуем по этому кругу, что мы обновляем станочный парк, но не обновляем человека, который должен бы эти станки дальше совершенствовать бесконечно.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: У нас времени остается совсем чуть-чуть. Я бы попросила вас, ну вот, 5 в конце программы назвать основных мифов, которые сегодня живут в наших головах, рождением которых мы обязаны сталинской истории как особой науке.

Н.СОКОЛОВ: Первый и главнейший, что сильное государство – это государство с арийской властью. Это совершенно не обязательно, это, как бы, исторический опыт свидетельствует, что сильным бывает государство как раз с совершенно другим устройством.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Так, раз.

Н.СОКОЛОВ: Второй, более частный. Что государство не подлежит никакому общественному контролю. Вот, когда? Вчера-позавчера объявили постановление Тверского суда о том, что швейцары и дворники из президентской администрации не подсудны, то это, в общем, подарок товарища Сталина. Государство одно...

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Время идет. Вы 2 мифа только назвали. Ну, татаро-монгольское иго берем?

Н.СОКОЛОВ: Татаро-монгольское иго берем.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Калита как хороший человек?

Н.СОКОЛОВ: Калита как хороший человек – берем. А главный и самый чудовищный – это, конечно, о Петре. И шестой давайте назову – о том, что осажденная крепость. Ну, какая же осажденная крепость?

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Все, Никит, время истекает, песок весь высыпался. Я напомню, что наш гость...

Н.СОКОЛОВ: Осажденная крепость помещалась в XIV веке в границах нынешнего московского уезда и, ведя 3 столетия непрерывно оборонительные войны, распространилась до Тихого океана.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Эту песню не задушишь, не убьешь.

Данный блог мой грубый монтаж, а в оригинале и полностью:
http://www.echo.msk.ru