Алексей Венедиктов: «Наша страна непредсказуема, и Владимир Владимирович тоже»

Во второй раз в Оренбург приезжал главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов. Он не только встретился с жителями города, но и дал интервью нашему корреспонденту. О прямой линии Владимира Путина, грядущих выборах, анонимности, Трампе и семье – в материале.

КУДА «ПРЯМАЯ» ВЫВЕДЕТ?

— Наверное, самый актуальный вопрос в связи с последними событиями – прямой линией президента России. Журналисты и блогеры трактуют поведение Владимира Путина по-разному: кто-то отмечает, что это – самая серьезная «линия» за 15 лет, а кто-то – что глава страны словно бы устал. А что заметили, вынесли для себя Вы?

Мне президент не показался уставшим– он был слегка озадачен чрезвычайно чудовищными историями. Может, Владимир Путин и ожидал этого, но не до такой степени. Это первое. Второй важный момент: мне кажется, формат прямой линии себя изжил. Потому что на прямой линии либо президент принимает решения, либо объясняет, что он делает. Если он принимает решения, то по каждому – а их было 2,5 миллиона – обращению. Это невозможно. А если объяснять то, что он делает – от него объяснений и не просили. Произошел некий разрыв.

Я вижу разного президента. Известно, что за месяц до этого прошла традиционная закрытая встреча Владимира Путина с главными редакторами. Мы, главные редактора, задали ему вопрос о государстве и конфессиях. И когда он там сказал, что Россия – светское государство, мы попросили: «Заявите об этом публично, мы уже перестали понимать!» Он пообещал найти формат, где бы смог сказать. И сказал. Когда я услышал эти слова на прямой линии, то подумал: «Вот это наше!». Из сказанного для меня не было ничего нового, я просто знаю Владимира Путина уже много лет.

Сначала прямая линия была энергичной. Но из года в год повторение, а комплексные проблемы не решаются: зарплаты, погорельцы, бараки… Президент не должен этим заниматься! Это, конечно, эффектно, но мне кажется, что это не трата времени, так не скажешь, но обозначение заново новых проблем.

— А если не прямая линия, то какой формат?

Одновременно – два. Смотрите, выходит 4 серии фильма Оливера Стоуна. Они, с моей точки зрения, больше говорят о президенте, чем прямая линия. Владимир Владимирович говорит о себе, что корректирует взгляды на президента, которого знают 20 дет. И вдруг – другое! Важен формат интервью, а российским журналистам он его практически не даёт. Я запрашивал: «Давайте сделаем интервью по отношениям России и Америки, я не буду уходить от темы, мы докопаемся до глубины». Ожидает ли нас ядерная война или нет?

Или – второе. Я же издатель исторического журнала «Дилетант». Говорю: «Напишем про ваше отношение к истории, путь люди узнают, что вы думаете о Петре I, почему Екатерина II более близка вам. А Иван Грозный, Сталин, Ленин, а история церкви, а Великая Отечественная война – про вашего отца». Президент ещё думает, не отказал, но думает.

Людям важно понимать, кто ими управляет.

— В конце прямой линии президенту задали вопрос: «Будет ли в следующей году «Прямая линия с Владимиром Путиным?» На это он ответил: «Не знаю, но если будет, то такой же прямой». Как Вы интерпретируете это высказывание?

Я не интерпретирую, а предположу с очень высокой долей вероятности, стремящейся к 99%, что Владимир Путин будет баллотироваться на пост президента. И поскольку он человек консервативный и осторожный, то прямая линия сохранится.

ТОТ, КОГО НЕЛЬЗЯ ВЫБИРАТЬ. ИЛИ МОЖНО?

— Какая главная интрига грядущих выборов?

Появление конкурента кандидату Путину. Понятно, что на устах фамилия Навального, но вообще будет ли человек, представляющий точку зрения избирателей, не одобряющих нынешнюю политику? Это не Зюганов, Жириновский или Миронов – очевидно.

Для меня не является интригой явка, количество кандидатов, это неинтересно. Псевдоразговоры. А будет ли человек, который скажет: «Извините, Владимир Владимирович. Вы говорите, что наш союзник Китай, а я – Европа и Америка. Вы говорите, что не надо повышать пенсионный возраст, а я – надо. Вы говорите, нужно развивать ЕврАзЭСы, а я – что миграция отрицательно влияет на страну и нужно восстановить визовый контроль». Это вопрос не в личности, а в идеях, которые предложит другой кандидат. Не важно, сколько процентов он наберёт. А вот будет ли он допущен на равных к федеральным каналам, чтобы избиратели могли познакомиться с альтернативной повесткой дня и проголосовать за него?

Для меня дело не в Алексее Навальном, хотя понятно, что он на виду.

— Но ведь был Явлинский, партия «Яблоко»…

Был Явлинский и партия «Яблоко», но, к сожалению, как говорят молодые, выходившие на митинги: «Вы все устарели». МЫ все устарели и, действительно, им надоели. Они родились при Путине, Явлинском, Венедиктове… Молодёжь всё видит, слышит и хочет других лидеров.

— То есть вы предполагает, что Навальный может баллотироваться?

— Слушайте, мы же не дети и прекрасно понимаем: то, что Навальный не сел в тюрьму в 2013 году и баллотировался на пост мэра Москвы (где занял 2 место с 27% процентами) – решение Владимира Путина. От ареста и довыборов прошло 3 месяца. Мы тогда думали, что всё, конец. Бабах – и он кандидат в мэры. Всё бывает. Наша страна непредсказуема, и Владимир Владимирович тоже.

— Уместно вспомнить о митингах и о формировании лица молодой оппозиции. Даже в Оренбурге. Молодые люди кричал: «Мы против коррупции, мы против коррупции!». Это-то понятно, что против. А за что «мы»?

Я не считаю, что это оппозиция – это не политическая партия или политическая сила. На мой взгляд, эти подростки, сверстники моего сына – поэтому я присматриваюсь особенно внимательно – вышли не за Навального. В Москве они даже не заметили, что он не пришёл. Он – их символ, но не лидер или вождь. Он смелый, ничего не боится, готов сесть в тюрьму. И они готовы сесть на 15 суток и пойти под дубинки.

У молодёжи другая повестка дня, для них Навальный тоже старый – ему 40 лет. А им вокруг меньше 20. Поэтому на митингах часть площади кричал: «Путин – вор»» А они в ответ: «Гриффиндор! Дамблдор!» Это не повестка дня – недовольство. Вы надоели. Мы надоели.

ПО ИНТЕРНЕТ-ПЯТАМ

— То есть молодёжи нужен молодой, энергичный кандидат?

Не обязательно молодой и энергичный. Конечно, у такого больше шансов привлечь внимание. Молодёжь пока не голосует: нет их кандидата.

Я напоминаю про 1968 год во Франции, про 1969 в США. Не было никакого лидера, не было своего кандидата, но молодёжь смела Вьетнамскую войну. И они смели генерала де Голля, национального лидера Франции. Политики поняли, что они ничего не понимают: «Что, почему они недовольны? Мы им всё дали, они выросли при нас. Инфляция понизилась, безработицы нет – что вышли?» А они вышли за свободой, и свобода оказалась таким же материальным ресурсом, как и деньги. За свою личную, а не для страны или родителей. Значит, государство где-то наступило на их интересы.

Сейчас мы даже знаем, где наступило – в Интернете. Оно стало влезать в их жизнь. А они выросли при Путине, когда государство «не наступало».

Вот сидит мой геймер, сын, и ему всё равно. Он год тому назад не знал, кто такой Медведев. До фильма Навального. Министр образования? Пап, ты с ума сошёл, какой министр образования? Я их знакомил, а мне зачем: «Зачем?» — школьник говорит. И вдруг эта политизация, потому что надоели, влезли в их личное пространство. Мы-то считаем, что Интернет – инструмент, а они-то считают, что это – среда обитания.

— По поводу интернета: сейчас ходят разговоры по поводу анонимности в мессенджерах...

— Это – дня них! Они родились в этой анонимности, они привыкли в ней жить. И считают, что анонимность даёт свободу.

— В телеграм-каналах, например, появились «инсайдоровские» источники информации. Тот же «Давыдов. Индекс» и другие, позиционирующиеся себя как близкие к власти…

Знаете, ничего не подтверждается из того, о чём они пишут. Тот же «Давыдов. Индекс», и «Незыгрь», и «Политбюро 2.0». Я там кручусь!

Вот тоже думаю открыть свой телеграм-канал, меня уговаривают. Я открою под своим именем, потому что анонимность не кодифицируется, верифицируется. Верить-не верить, а это кто, откуда мы знаем. Я своим именем подписываюсь, своей репутацией. Анонимные телеграм-каналы с подписчиками в 10-15 тысяч человек – это несерьезно.

— Для «Телеграма» нормально…

Что значит нормально? Это способ распространения информации. Почему, когда у тебя есть возможность вещать на миллионную аудиторию, ты ограничиваешься дестью тысячами? В чём философия? В том, что ты придаёшь видимость значимости.

Я многих читаю – аналитика интересна, я не вижу причины, почему «Давыдов. Индекс» как аналитику не поставить на сайт «Эха…» с ежедневной аудиторией в 3,5-4 миллиона человек.

А вообще я думаю, что этот закон дурацкий. Всё, что делается сейчас с интернетом, вызывает социальную драму молодых. К тому же, ограничения равно всё обходят. Это делают люди XX века с приёмами XX века над инструментом 21 века.

— То есть чтобы успокоить молодёжь, нужно не трогать интернет?

Когда в 1969 году в студенчество снесло де Голля, к власти пришло старый консервативный президент Помпиду. В одном из первых совещаний – они же понимают, что их снесла молодёжь – он сказал: «Нам нужно наладить диалог с молодыми людьми». И по всей Франции стлали строить музеи современно искусства. Возник центр Помпиду. И молодёжь поняла, что её услышали. Это не про права, а про среду обитания. Мы больше не можем смотреть на ваших бесконечных Мане и Моне. Всё это пыльно!

— Не убьёт ли расследовательскую журналистику правки в закон «О персональных данных»?

Не убьёт, информация будет появляться на зарубежных сайтах. Всё будет приходить от «Медузы» – какая разница? С самого начала интернета все борются с порнографией. Но подобные сайты самые посещаемые. Закрывают и закрывают, а оно есть. Запреты в интернете невозможны.

СПЕЦСЛУЖБЫ И ДОВЕРИЕ

— Сегодня многие страны объединились в борьбе с терроризмом, который приобрел международный характер. Как вы думаете, это действительно объединение или кто-то таким образом решает личные амбиции?

Недавно прошла встреча Терезы Мей и нового президента Франции Макрона. Основная часть этой встречи была посвящена обмену данными и персональными данными возможных террористов. Они договорились, что страны будут обмениваться.

Терроризм стал международным в том смысле, что уже не важно, откуда террорист родом – он с ножом или автомобилем, ему не нужно закупать оборудование или учиться на пилота, как было 11 сентября. Теракт в Санкт-Петербурге. Гражданин России, законно получивший гражданство 4 года назад. Идеи захватывали его постепенно, он выезжал в Турцию, но он мог и не выезжать. Он отравился этим, стал токсичным и пошёл взрывать. Если бы киргизские службы в своё время передали бы информацию российским службам, и те внимательно читали, может быть, предотвратили бы теракт. Я не сомневаюсь, что несколько терактов несколько раз так были предупреждены.

Сотрудничество государств неинтересно, а вот спецслужб… Но для этого нужно доверие.

— Бытует точка зрения, что у терроризма нет религии. А в трудах учёных объяснение – недостаток гуманитарного образования: человек разрывается между разными средами… Если наладить взаимодействие спецслужб не получается, то как нам искоренить эту заразу?

Секундочку: я не понял тезис, что у терроризма нет религии. Это общие слова. А если рассмотреть конкретные теракты: там много православных? католиков? протестантов? Давайте не закрывать глаза на проблему. Есть радикальное крыло ислама, которое переводит постулаты в физическую борьбу с неверными. Есть радикальные православные, а что они ничего не делают? Они же были в 70-е. Красные бригады немецкой красной армии, взрывали, убивали, похищали. Корсиканские банды, североирландские террористы. Где они все?

Официально 3,5 тысяч российских граждан воют на стороне ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация – прим.)

Неверно поставленная задача не требует ответа. А бороться – никак. Их надо выявлять, превентировать, работать и сажать в зависимости от степени участия. И для этого и есть спеуслужбы.

— То есть пакет Яровой не так и плох?

Он ничего не дал. Все возможности у спецслужб и так были. Закон направлен на борьбу не с террористами, а с экстремистами. Её надо отменять, ведь за что можно обвинить в экстремизме? Даже за хранение книг. Пакет Яровой просто расширяет эту зону. Он не нужен, он бесполезен, он бессмысленный. Он ничего не добавляет. Он неэффективен, наконец. Я не говорю про экономическую составляющую – безопасность требует больших денег.

Откуда возникли братья Царнаевы, Как они стали радикалами? Они перешли в радикальный ислам, насмотревшись по телевизору проповедей радикальных имамов.

Люди с ножами – это ваши соседи, которые выходят на лестничную клетку.

И НЕ ДРУГ, И НЕ ВРАГ, А ТРАМП

— Оценка, которая ввела многих в заблуждение. Трамп – кто он России? Друг, враг?

Президент Трамп – друг американского народа. Есть зоны, где интересы наших стран совпадают, а есть – где интересы противоположные. Даже враждебные, чтобы не сказать конкурентными.

Ждать что-то от Трампа могли только недалёкие люди, которые занимаются не внешней политикой, а пропагандой. Сами себя обманули, часть нашего населения да президента ввели в заблуждение.

Достаточно посмотреть на окружение Трампа – Рейган и Буш старший. Генералы, которые всю свою жизнь воевали с СССР. Это – его официальное окружение. И его нынешний министр обороны, и советник по национальной безопасности – такие же генералы. Почему вы решили, что на 70-м году они изменят свои взгляды? Они считают Россию угрозой.

Ничего неожиданного для меня в позиции Трампа нет вообще. Он видит интересы американского народа таким образом. Так же, как из видео Рейган. А мы что, не знаем, что такое Рейган? Он был отличным и великим президентом. Для американцев…

— Трамп поздравил нас с Днём России, но на 3 дня позже…

Это бюрократическое. Они приняли решение, что они отныне не поздравляют через посольство. Но посольство об этом не предупредили. И всё! И не надо из этого ничего выдувать. Это чистая бюрократия. Я не говорю о том, что в госдепе ещё два этажа пустые. Люди не хотят идти работать в администрацию Трампа. Такая запись в трудовой книжке – небольшое продвижение в Америке после… Збигнев Казимеж Бжезинский сказал, что история контролируется скорее хаосом, чем заговором.

АЛЕКСЕИ ВЕНЕДИКТОВЫ – ЛЮДИ КОМПРОМИССНЫЕ

— В преддверии Дня отца: когда именно вы себя почувствовали родителем?

Я почувствовал себя отцом, когда мне вынесли этого мелкого из родильного приёма. Сразу.

— А что для вас значит быть папой?

Это быть рядом. Это показывать пример, но не так, чтобы он повторял за мной всё, а это показывать, что я достоин его. Что я не совершу никакой подлости. Он сказал буквально два дня назад: «Пап, я решил пойти на следующий митинг с жёлтой уточкой». Я ему, мол, что. А он: «С жёлтой уточкой! Ты со мной пойдёшь?» А куда я денусь? Я не хожу на митинги вообще, потому что считаю, что журналист должен быть максимально нейтрален.

Это тоже самое, когда сын потащил меня летать на вертолете. У меня слабый вестибулярный аппарат, и я так-то трусоват. Но он сказал: «Полетели!» И куда я денусь? Вроде, не опозорился.

Просто для нашей семьи нормально быть вместе. Даже когда он не согласен со мной, а я не согласен с ним. Он мне: «Папа, ты меня всегда учил, что мы, Алексеи Венедиктовы, люди компромиссные».

— Как вы, будучи журналистом и отцом, защищаете Алексея Венедиктова младшего от информационного шума?

Я не могу это сделать: он знает больше меня. Возвращаясь к нашему вопросу о молодёжи, для них этот шум – среда обитания. Они с ним работают, что-то там отбирают. У меня голова от этого болит! Профессионально. А сын в этом купается, живёт. Просто невозможно. То, что для меня – шум, для них – тихое шипение.

Сын говорит, что я уже устарел. Он говорит, что я не понимаю, а нужно делать так, а нет так: «Почему тебя нет в “Фейсбуке”?» Говорю, что не понимаю, для чего он, мне хватает «Триттера» и «Инстаграма». Он объясняет. Поставить приложение или помочь – ребёнок рядом, очень брезгливо и презрительно, но помогает.

В семье и профессии нужно быть очень терпимым. Встречаешься с негодяями-подлецами, делаешь о них новости. И надо терпеть, ведь аудитория хочет узнать их мнение. Ты, как доктор, не должен быть брезгливым. И мы в семье решили, что будем терпимыми и небрезгливыми друг к другу.

Оригинал