Детям о вожде

В комнате на стене висит портрет. Вася сказал отцу:
– Папа, расскажи мне про него.
– А ты знаешь, кто это?
– Знаю. Это Навальный.
– Да, это Алексей Анатольевич Навальный. Наш любимый, родной, наш вождь. А ведь я его видел. Не веришь? Ну, слушай. 
 

 Был я молод. Плохо жилось тогда креативному люду. Крафтили мы с утра до поздней ночи в брендинговом воркшопе, чтобы еле свести концы с концами и заработать на хайповый лофт.

И вот появился один человек и сказал: Мы здесь власть! Падение режима неизбежно!

– Щаранский?!

– Тьфу, да причём здесь Щаранский? Мы о ком говорим вообще? Не тупи.

И люди, сынок, поднялись.

Восстание началось ранним предрассветным утром.

Фонари на улицах уже не горели. На Новинском бульваре тёмной громадиной высилось посольство Соединенных Штатов Америки. Огни в нём были погашены, а дула винтовок охранявших его морских пехотинцев были повёрнуты к Кремлю.

В темноте раздавались рингтоны айфонов, звучали отрывистые команды и носились по мостовым гироскутеры с юными блогерами, которые чатились и крутили спиннеры.

На улицах горели костры. Школогвардейцы грелись у огня, негромко обсуждали новых покемонов, оценки в четверти и ждали приказа наступать.

Отряды революционных студентов к этому времени уже заняли ближайшие вейп-шопы и кофейни «Старбакс».

Одну из них охранял я, тогда студент второго курса ВШЭ.

Вместе со мной штабную кофейню охраняли ещё пять хипстеров, три вейпера и два чеченских гея. Командовал нами старый петроградский либералий, которого все звали Леонидом Яковлевичем.

Два раза кофейню обстреливали из луков прокремлёвские реконструкторы, но мы отбили их стрелы селфи-палками, не сходя с места.

Внутрь штаба можно было пройти только по особым пропускам – жёлтым игрушечным утятам. Но у одного человека пропуска не было, и всё-таки его пропустили.

Когда он подошёл поближе, Леонид Яковлевич, вооружённый отнятым у Ольги Скабеевой увесистым микрофоном, шагнул к нему и строго спросил:

– Крым чей?

Ваш пропуск!

Человек остановился и откинул капюшон дождевика.

Лицо его было зелёным, а один глаз был закрыт тугой повязкой.

Он негромко сказал что-то Леониду Яковлевичу. Тот вытянулся и взял под козырёк.

Человек с зелёным лицом прошёл быстрыми шагами мимо меня и скрылся в кофейне. А наш командир вернулся на своё место и встал рядом со мной.

Он не сказал ни слова и всё поглядывал в ту сторону, куда ушёл незнакомец.

Оттуда, временами, сквозь шум кофемашин и блендеров для смузи, доносилось: «…а потом почту и телеграф! Промедление потере гранта подобно!»

Наконец я не вытерпел и спросил:

– Что ж, показал он вам пропуск?

Леонид Яковлевич медленно ответил:

– Нет. Он не успел его получить. Он скрывался всё время… Сперва в Йельском университете, затем в кировском лесу. А сейчас вот идёт в Кремль.

Потом Леонид Яковлевич добавил, и мне почудился в его голосе страх:

– Подумать только: он прошёл сюда мимо вражеских отрядов полиции. Его же могли… ты понимаешь, его могли посадить на тридцать суток!

В первый раз я слышал, чтобы наш командир говорил таким голосом.

Я заглянул ему в лицо и спросил:

– Да кто же это был?

И старый, прошедший через горнила каторжных ток-шоу, либералий посветлел лицом:

– Алексей Анатольевич Навальный.

…………………

Вася радостно захлопал в ладоши и спросил:

– А что было потом, отец?

Отец задумчиво погладил сынишку по голове:

– А что потом? А потом приехал ОМОН, отвесил нам увесистых звездюлей, а самых тупых и упёртых отправили хайпить семидесятую широту.

– А ты? – спросил сын.

– Я? Ты подумай, а я пока сугроб у входной двери разгребу и покормлю нашего белого медведя.