Чудо

Солнце ласково пригревало. Деревья начали покрываться свежей светло-зеленой листвой. Вовсю старались щеглы и синицы. В будний день мало народа в курортном парке, и Александр Сергеевич — с намерением немного отдохнуть от суеты — присел на лавочку.

Рядом стелился барвинок — ярко-синие цветы на темно-зеленом ковре листьев. Кое-где желтые примулы рвались к свету. Около скамейки куст дрока, весь покрытый золотыми колокольчиками, дрожал под порывами ласкового и теплого ветерка.

      Детектив оказался примитивным, и читать расхотелось. Но и подниматься тоже было лень.

      Медленно, опираясь на тросточку, по аллее двигался старичок. В белой широкополой шляпе, в льняной рубашке навыпуск, в таких же широких штанах и светло-коричневых сандалетах. Густая и длинная, аж до пояса, белая борода пушилась под порывами ветерка. Что-то было очень знакомое в его облике, но Александр Сергеевич готов был поклясться, что видит его впервые.

    — Разрешите присесть…

    — Пожалуйста!

      Старичок расположился на скамеечке, откинувшись всем телом на спинку. Положил руки на колени, зажмурил глаза и вроде как задремал.

      Вдруг послышался детский смех. И на аллее появились две девочки. Одна на роликовых коньках, вторая — в инвалидной коляске. Девчонки, не долго думая, затеяли игру в бадминтон.  Младшая, та, что на роликах, подавала, а старшая изо всех сил старалась отбить волан. Столько жажды жизни было в этих движениях, что, казалось, коляска сама, без помощи девичьей руки, движется, а волан, как на ниточке подвешенный, не желает падать на землю.

      И вдруг… одно неловкое движение — и коляска перевернулась, девочка лицом вниз упала на асфальт…

      Словно пружина подбросила Александра Сергеевича, и через пару секунд он уже поднимал девочку.

Хорошо, что в кармане брюк были влажные салфетки, и легкими, плавными движениями он уже стирал кровь с разбитой щеки и пальцев…

      — Господи! Ну, за что же такое наказание? В чем повинно это дите?

      Подбежала мать девочки, некогда красивая, но потускневшая, усталая женщина.

 — Ну, как ты?

 — Ничего, мама, всякое бывает… Вон дяденьке спасибо скажи — он мне помог.

 — Да ладно, какие благодарности… Самое главное — все нормально…

    Мать и девочки, еще раз поблагодарив Александра Сергеевича, медленно удалились…

    Старичок, прищурив глаза, с любопытством смотрел на своего соседа.

— Знаете, любое доброе дело должно быть вознаграждено. Чего бы вы хотели?

— А, пустое. Это просто порыв души. Как можно остаться равнодушным к горю ребенка?..

— Ну, и все же, чего бы вы хотели? — не унимался старичок.

— Знаете, я был бы счастлив, если бы эта девчонка вдруг выздоровела…

Хоть бы эта, одна… Знаете, я работаю в детском клиническом санатории, и вроде как бы должен бы привыкнуть к этому детскому горю, но не могу…

      Старичок медленно поднялся со скамейки, поправил шляпу и, кивнув на прощание головой, тихо направился к выходу из парка…

       На следующий день Александр Сергеевич опять вышел полюбоваться весенним парком. Опять радовались жизни и весне птицы, солнышко ласкало юную листву. Все было как вчера, только не было благообразного старичка, но зато по аллее шла, держась за мамину руку, та «вчерашняя» девочка, радостно улыбаясь и легко переставляя ноги…