Во избежание «майдана» - Борис Акунин

<address class="article-magazine article-header-magazine-top">Обозреватель, Украина</address>

<small>© РИА Новости, Сергей Пятаков</small>

Борис Акунин

Уваровская триада «Православие — Самодержавие — Народность», как известно, была выработана в качестве «российского ответа» на триаду Великой Французской революции «Свобода — Равенство — Братство». Николай I был убежден, что русская триединая формула обеспечит стране стабильность, убережет ее от потрясений и смут.

Путинская Россия на наших глазах движется совершенно той же дорогой, что николаевская. Нынешние «скрепы» звучат не глупее, чем тогдашние «столпостены». Речь здесь идет о том же самом — о том, что держит, не дает рассыпаться.

За без малого два века изменились реалии и терминология, но не сущностное содержание.

«Свобода — Равенство — Братство» в сегодняшнем виде — это три сакральные ценности западной цивилизации: свобода мысли и слова + демократия + эмпатия.

Триада «Православие — Самодержавие — Народность» модифицировалась в гораздо меньшей степени, просто в силу сугубой консервативности этой идеологической системы.

Под «православием», в общем, имеется в виду то же самое, что в 1834 году: не вера и не следование христианским заповедям, а единомыслие, за которым строго бдят государство и церковь. Только что, в 2017 году, российский суд признал «отрицание Христа» уголовным преступлением.

«Самодержавие» все так же означает личную власть правителя, не ограниченную институтами. 

«Народность» — противопоставление лубочного послушного «народа» непослушным «чаадаевым» — реформатировалась в популизм, противопоставление условного «уралвагонзавода» «пятой колонне».

Но методы остались прежними: использование низменных инстинктов массового сознания, предельно вульгаризованная пропагандистская риторика, опасливое отношение к просвещению.

Точно таким же остается и моральное обоснование реакционности: все жертвы приносятся ради стабильности и во избежание «майдана».

Примечательно, что традиционная российская триада не может заменить ни одну из своих составляющих на какой-то компонент из того, другого набора.

Не может быть формулы «Свободомыслие — Самодержавие — Народность» (сразу все начнут кричать, что король голый).

Не может быть формулы «Православие — Демократия — Народность», потому что честные выборы и сменяемость власти немедленно покончат с единомыслием и официозом.

И «Православие — Самодержавие — Братство» тоже не срастается. В государстве, где существует насильственно насаждаемое единомыслие и безраздельно властвует «вертикаль», эмпатии не бывает. Всякое доброе дело разбивается о казенщину, о чиновничье мздоимство, о недоверие к любой неконтролируемой инициативе. Поэтому все, за что ни берется такое государство, выходит бесчеловечным.

Понятно, что долго ультраконсервативная конструкция держаться не способна — потому что тормозит всякое развитие: мысли, общества, образования.

Даже в XIX веке, когда время двигалось много медленнее, уваровской идеологии хватило всего на двадцать лет, и мы помним, чем это закончилось — Крымской катастрофой.