Кодекс ведьмы

На модерации Отложенный Смерти нет. Я знаю. Я ведьма.
Люди смутно чувствуют это, а я знаю наверняка. Есть живое и неживое. Живое - живо всегда.
Нам, ведьмам, достается это знание еще до рождения, с момента, как заводит свою песенку новая частица, сложенная в одном танце двоими.
Ведьма ведает то, что другим неведомо. Это тяжелое знание.
Не знать - легче.
Люди часто не понимают, что это такое - быть той, кто ведает.
Иначе они не считали бы ведьмами убогих злобных старушек, строящих козни всему белому свету. Это не ведьмы, это злобные и завистливые, и от того очень несчастные бабульки. Ведь невыносимо глупо, обладая знаниями, отдавать все силы на пакости ближним и дальним, вместо того, чтобы наладить свою жизнь и сделать ее счастливой. Это все равно, что топить очаг шелками и кедровыми чашами. Ведьме такое и в голову не придет.
Быть ведьмой - это знать, что ты делаешь, зачем ты это делаешь и почему. И это должно быть твое знание, а не чужое, каким бы правильным оно не казалось. Но если ты говоришь себе: я делаю это, потому что мне интересно, - в твоих руках сами собой оказываются ответы на многие вопросы. И чужие знания становятся твоими, пропущенными через тебя, опробованными тобой, ставшими твоей неотъемлемой частью. Докопаться до сути вещей и поступков сложно, но что еще в мире может быть таким захватывающим? Люди побаиваются тех, кто знает, и трудно винить их за это.
Любое непонимание рождает страх и злобу.
Самое сложное в мире - это понять того, кто не такой, как ты. Поэтому настоящую ведьму не видно и не слышно, если она сама этого не хочет. А ей видно и слышно многое. Ведьма умеет думать. Это редкое качество. И ведьма знает твердо: нельзя обижать людей. Нельзя - и все тут. Человек не виноват только потому, что ты слышишь, как страстно поет ветер, а он нет. Ему доступно то, что недоступно тебе. В мире нужны разные люди и всякому найдется свое место. Нельзя обижать людей. Обижаешь людей - обижаешь себя. Мы все люди. И настоящая ведьма знает, чем грозит нарушение этого правила. Потому что себя в обиду она тоже не дает. Как всякая ведьма. Любопытство любопытству - рознь.
Со стороны ведьма может казаться крайне нелюбопытной, спящей на ходу особой. Потому что ей совершенно неинтересно развлечение, зачастую составляющее основное занятие кумушек обоего пола: страстный интерес к жизни соседей и знакомых. Подсматривать, подслушивать и додумывать обожают люди, не сумевшие выстроить собственную жизнь. Ведьме же достаточно смотреть, слушать и думать. Ведь в каждой капле отражается небо. Ведьма знает - мелочей нет. Ровно так же она не понимает и сладости мщения. По мнению ведьмы, месть как таковая - штука чрезвычайно глупая. И опасная в первую очередь для мстителя. Достаточно тех мер, что обеспечивают безопасность, - но растрачивать силы и время на причинение вреда? Мстить, карать и воздавать по заслугам? Увольте. Пусть боги карают, им сверху видно все. Ведьма же отодвинет в сторону мешающий камень, или обойдет его. Или сбросит в пропасть, если обойти не удастся. Или найдет ему применение. Но плевать на него или с болезненным наслаждением разбивать на мелкие кусочки, чтобы потешить чувство мести ей и в голову не придет. Есть значительно более интересные вещи.
Любопытство же ведьмы заключается в том, что она способна принять правила чужой игры, чтобы посмотреть, в какие дела преобразуются слова, какой историю прячет заглавие.

МОНАХ СНИМАЕТ ОДЕЖДУ

На следующее занятие наставник опоздал. А появился, прикрываясь как щитом девушкой, с которой спал. Мы уже и подзабыли, как она выглядит, так давно ее не было. Время от времени поглядывая в мою сторону, повел занятие. Есть вещи, которые нюхом чувствуешь. Когда тянет гнилью. И страхом. Ни о каком доверии со стороны наставника и речи не шло. Я отзанималась и ушла на Гору. Сердцем чувствуя, что никакого ответа на мое письмо не будет. И никаких разговоров не будет. И не понимая - чего он испугался? Чего он ТАК испугался?! Какие черви в нем закопошились, что за страхи выгрызают его изнутри?!!

***
Бесповоротно рушилось все то, что было с трудом восстановлено после Празднования Темных Дней. Я был полностью сбита с толку. Мне, конечно, лестно видеть, как меня боятся, но я совершенно не гожусь на роль обуянной похотью прелестницы, которая пытается использовать любой повод, чтобы дорваться до наставника, живущего счастливой семейной жизнью с молодой женой, и изнасиловать его жестоко и сладострастно. И я, и наставник, это прекрасно знаем. Он собственными глазами видел мою семью, моего мужа, моих детей. Я ему все показала, потому что скрывать мне было нечего. Он проигрывает моему мужу по всем статьям, если уж перечислять по порядку: он ниже на пару голов, он не так красив, он отвратительно образован, он скучный собеседник во всем, что не касается его учения. Да и в том, что касается его учения - он не собеседник, он проповедник, он же не слышит других людей. Он живет за Рекой с мамой. Он так и не пригласил нас в свое жилье - соответственно, похвалиться ему нечем, иначе давно бы позвал всех в гости. Он меня не любит и уж, конечно, не бросит все силы к тому, чтобы сделать меня счастливой - а я, знаете ли, привыкла, что мне окружают люди, которые любят меня и балуют. Я даже плавать не умею - а зачем? У меня муж прекрасно плавает и моя задача состоит лишь в том, чтобы догрести до него, обхватить могучие плечи, и наслаждаться купанием. Наставник мне даром не нужен. Он это знает. Он знает, что между нами установлено расстояние, и более того, это расстояние установил он сам, напрягаясь при моих попытках приблизится, но сразу заводя разговоры о доверии и прочей лабуде, как только я пыталась отойти подальше. Он знает, что я отнюдь не стремлюсь упасть в его объятия, более того, я всячески этого избегаю. Настороженность по отношению друг к другу у нас взаимная. Почему он так странно себя ведет? Но раз такой ответ - хорошо, возвращаемся к началу. Я пришла осенью на занятия, чтобы укрепить спину. Вот этим я и буду заниматься все оплаченное мною время. От неприятных переживаний живот скрутило узлом. А у сестры так болело плечо, что она, бросив все дела, пошла к костоправу. На следующее занятие я брела, нога за ногу, одна. Мне не хотелось туда идти. Но денег было жалко. Это были деньги моей семьи, вынутые из кошеля, чтобы у мамочки не болела спина. Именно в этот день, не раньше и не позже, по пути меня нагнал наставник. Один. И сообщил: - Вы плохо выглядите. Вообще-то он тоже был отнюдь не красавец. Даже в годы молодости. А сейчас, учитывая его постоянные занятия и неустанные призывы к счастью, должен выглядеть раз в десять лучше, чем был. Или в сто. И мы опять перешли на "вы", как интересно. А по какой тогда причине, без всяких поводов с моей стороны мы во время проминания шеи так сблизились до дружеского тыканья мне, ведьме, и практически объятий при всем честном народе? Что это за странная непоследовательность? - Живот болит, - чистую правду сказала я. - Это вы неправильно питаетесь, - объяснил наставник. - У нас есть прекрасные средства, помогающие перевариванию пищи. - Я не сомневаюсь, что у вас есть прекрасные средства, помогающие перевариванию пищи, - равнодушно подтвердила я. Разговор затих. Я не собиралась его поддерживать, пока наставник прямо не ответит на мое письмо, как это принято у сильных. Пусть скажет мне в лицо - если он не хочет со мной поговорить. По понятиям. В силу каких причин - это сугубо его личное дело, мне эти причины не интересны. Я вежливо попрощаюсь и уйду. Мне есть чем заняться, я ведьма. Если же будет продолжаться эта игра в "ничего не было, а я продолжаю вести вас к счастью", я выйду из игры точно так же, как в нее вошла...

***
Мы возвратились в Зимний Город, и странная боль ожила вновь. Барабаны моего сердца выстукивали тревожные сигналы. Надежда все еще теплилась под серой золой: может быть, мне померещилось, может быть, я себе все насочиняла? Оказалось, нет. Наставник продолжал держаться выбранной тропы. Один он теперь не приходил. Перед занятиями устраивалось представление семейного счастья. Избранница сердца наставника получила разрешение открыть рот: раньше ей этого не дозволялось, она должна была быть как можно незаметнее, чтобы не создавать лишних осложнений в работе наставника. Теперь же, не помня себя от счастья, что любимый мужчина прилюдно начал оказывать ей полагающиеся знаки внимания, девушка щебетала о том, что хочет, чтобы после смерти ее тело сожгли, а не закопали. Чтобы душа улетела на небо.
Ведьма знает: когда тебе назойливо показывают подобные вещи, нужно спокойно покинуть ряды зрителей и отправиться по своим делам. И тогда показушное счастье удушит своего владельца, лишившись жертвы. Ведьма неревнива. Я не мешала будить во мне ведьму. Потому что мне нужно было сделать несколько очень важных дел. Так удачно получилось, что сильные переживания тут же отражаются на моем облике, хочу я этого или нет. Сейчас это было на руку как никогда. Я сидела на коврике, съежившись, как обгоревшая веточка, не поднимая глаз. Цветы на моих одеждах подернулись пеплом. Мне было очень плохо. Если мне нужно было выйти во время занятия, девушку наставника я обходила, как зачумленную. Наставник видел это - и клянусь! - наслаждался. От него волнами шло какое-то удивительно нечистое, пряно-острое, осязаемое удовольствие, он был похож на изголодавшегося падальщика, почувствовавшего издыхающую жертву. Он был доволен, о, как он был доволен, - он просто впитывал мою боль и лучился от счастья, заставляя женщину в одеждах, на которых цвели весенние цветы, корчится от муки. Мне было плохо как никогда в жизни. Это была чистая правда. Меня всю корежило, выворачивало наизнанку. Потому что этот человек в черных одеждах грязно и бессмысленно растоптал мое доверие, искренне доверие: я же поверила ему, поверила, что за ним действительно что-то стоит, какие-то силы, какие-то знания. Я поверила, что это наставник. Я приняла пустышку за настоящее! Дворняжку без роду, без племени - за матерого волка. Он был глупцом. Тщеславным и недалеким. Зная все про меня, имея на руках все мои верительные грамоты, он видел перед собой оскорбленную до глубины души женщину, слабую женщину, ничего кроме этого. Вид жертвы распалял его так, что в воздух звенел от возбуждения и с трудом сдерживаемого вожделения. Он, безумец, осмелился плюнуть в лицо ведьме. А я ему не мешала, обугливаясь от боли на тоненьком коврике. Он делал за меня то, что я сама сделать не могу. Ведьма - это стрежень. То, что скрыто. То, что в глубине. Ведьму сложно определить по внешнему облику: среди людей она может выделяться, а может не выделяться - как ей нужно. Ведьма может добровольно принять правила игры, и может прекратить игру. С первого взгляда ведьма похожа на давно потухший вулкан, где в кратере застыло спокойное горное озеро. Но под толщей воды бушует подземное пламя. И только человек без головы будет расшатывать, выламывать стенки этого кратера, чтобы посмотреть, как хлынут воды в долину, как плачут потухшие вулканы. Своими же руками он уничтожит то, что защищало его от огня, усмирить который мало кому под силу. Упивающийся моей болью наставник и не подозревал, что срывает с ведьмы стягивающие ее путы, своими собственными руками освобождая неведомые ему силы от запретов и ограничений. За время моего отсутствия в Зимнем Городе он так и не сообразил, что ведьма не задает вопросов просто так. И отсутствие прямых ответов - это лучший способ привести ведьму в ярость. В холодную ярость, когда каждый шаг её продумывается и рассчитывается. Головой, не задницей. Не услышав четких объяснений по правилам предложенной игры, ведьма начинает играть по собственным правилам.
Доводить ведьму до холодной ярости неразумно. Потому что ведьма владеет одним из самых страшных оружий нашего мира.
Мастерски владеет. Как никто другой. И если она им редко пользуется, это не значит, что она не умеет им пользоваться. У этого оружия нет преград. От него нет спасения. Раны от него не заживают. Лекарства не помогают. У него нет срока годности, оно разрушает человека годами, беспощадно и неотвратимо. Оно выжигает изнутри. Именно поэтому в ведьму вбито тяжелое знание: нельзя обижать людей! Потому что ведьма может нечаянно убить. И ведьма изо всех сил старается быть осторожной и бережной, белой и пушистой, нежной и трепетной. Но любое ограничение, любой запрет может быть снят. Когда вопрос идет о жизни и смерти, рука ложится на рукоять самого отточенного меча.

Галанина Юлия Евгеньевна

Полностью здесь:

http://zhurnal.lib.ru