Исключительность и унижение. Что важно знать о Севастополе

Дельная статья о Севастополе. Все очевидно, в принципе, просто хорошо написано.
 

Тотальное противоречие между исключительностью и зависимостью является ключевым для понимания менталитета Севастополя и севастопольцев. С этим противоречием придется считаться любому руководителю — вне зависимости от его ранга и политических убеждений.

Помните, в 2014-2015 годах российские чиновники всех мастей и уровней чуть ли не каждый день делали заявления о необходимости «федерализации Крыма и Севастополя»? Вы никогда не задумывались, что означает слово «федерализация» в данном контексте? Что вообще означает слово «федерализация» в устах российского чиновника? И почему именно тогда этот разговор о «федерализации» зашел?

Федерализация означает, что Севастополь должен врасти в тело России до такой степени, чтобы не было никаких сомнений в полной ментальной принадлежности к этому телу. Одному больно — страдают все. Общий организм. Общий закон. Общая судьба.

Летом приехал двоюродный брат из Самары:

— Ну, как вы тут живете? Нравится вам в России?

— Нравится, только дороги стали дрянь. При Украине ямочный ремонт по районам чаще делали. Сейчас подрядчики основными дорогами заняты, а второстепенные в хлам убиты.

— А чего ты хотел? Так вся Россия живет: лицо умыто, зад в грязи.

— Мы не хотим, как вся Россия. Мы хотим лучше.

— А может, хватит выпендриваться? Тут на вас вся страна работает. У пенсионеров деньги отрезают, чтобы вам мост простроить. Вы хоть знаете, какие к вам деньги идут?

Ну так вот. Когда-то на бюрократическом сленге «федерализоваться» означало стать полноправным субъектом федерации. На практическом — «жить как вся Россия, и не выпендриваться».

Чиновники имеют в виду именно это: «Мы вам будем деньги давать, сколько посчитаем нужным, а вы сидите и не выпендривайтесь». Это не артикулируется напрямую, но это предполагается.

Но проблема состоит в том, что Севастополь не может «не выпендриваться». Он всегда чувствовал себя городом с особой миссией, и требовал к себе особого отношения именно в силу необходимости выполнения этой миссии.

Как заметил мой друг, бывший морпех из Казачьей, «миссия Севастополя — геройски умереть на поле брани». Севастополь — это пограничная «Брестская крепость», которой суждено погибнуть в начале большой войны, как это случилось с той же Брестской крепостью летом 41-го, и как это случилось с самим Севастополем летом 42-го.

В случае большой войны Севастополь потенциально обречен на смерть. И не только потому, что здесь база ЧФ. Он обречен на смерть именно в силу своего огромного символического капитала («город русской славы»), заработанным им за 234 года своей истории. По Севастополю в случае большой войны будут бить именно как по городу русской славы, чтобы эту славу превратить в пепел.

На чувстве вероятной героической смерти и строится у севастопольцев ощущение особенности. Оно настолько сильно, что чиновники-варяги говорят даже о склонности севастопольцев к сепаратизму.

Но это отнюдь не сепаратизм. Это ощущение исключительности, и требование с этой исключительностью считаться.

После войны Севастополь за 10 лет восстановили полностью. Он заново расцвел, наладилась мирная спокойная жизнь у теплого моря, и Севастополь постепенно превратился в советскую номенклатурную синекуру. Такой пансионат для отставников, в который съезжались после выхода в отставку военные моряки со всех флотов Союза.

При этом Севастополь еще и закрыли для въезда. В город въехать можно было только по пропускам, а пропуск достать можно было только в случае, если у тебя в Севастополе жили близкие родственники или тебя направляли туда в командировку.

Получился такой античный советский город-полис со своим специфическим укладом, кастовой системой отношений и высокой автономностью от других регионов СССР.

С тех пор город поменял три государства, но менталитет Севастополя остался тот же. Севастополь сегодня — все тот же антично-советский полис, мыслящий себя как нечто исключительное («мы — особые, у нас свой мир, у нас особая миссия»).

Но в финансовом и административном отношении Севастополь — дотационный регион, зависимый от центра. Так было при Советском Союзе. Так было при Украине. И так остается при России.

Из-за этого противоречия у севастопольцев возникает внутренний конфликт: чувство исключительности сталкивается с чувством зависимости и даже с некоторого унижения, вызванного этой зависимостью.

Севастополец считает свой город центром мироздания — и при этом вынужден мириться с тем, что этот «центр» зависим от федерального бюджета и политики федеральных властей.

Тотальное противоречие между исключительностью и зависимостью является ключевым для понимания менталитета Севастополя и севастопольцев.

И с этим противоречием придется считаться любому руководителю вне зависимости от его ранга и политических убеждений.

Фото: Сергей Анашкевич

Выскажу еще одну крамольную вещь, не вписанную в стереотипы массового сознания: с вхождением в Россию статус Севастополя и Крыма понизился, что не могло не сказаться на психологическом самочувствии севастопольцев. Но это стало заметно только по прошествии двух лет от начала Русской весны, когда улеглась эйфория и севастопольцы столкнулись с новыми российскими реалиями.

И дело вот в чем.

Юридический статус Севастополя и Крыма на Украине был на одну ступень выше, чем в РФ. Структура Украины до Майдана была такова: 24 области, одна автономная республика (Крым) и два города прямого подчинения — Киев и Севастополь. Но Киев — это столица. Получается, что на Украине Севастополь был единственным нестоличным городом с особым статусом.

В состав Российской Федерации входят 85 субъектов, в том числе 22 республики, 9 краев, 46 областей, 1 автономная область, 4 автономных округа и 3 города федерального значения — Москва, Санкт-Петербург и Севастополь. Столицу убираем, у нее всегда особый статус, и получаем два города федерального значения: Санкт-Петербург и Севастополь.

Теперь он не один единственный, он всего лишь «один из некоторых». Это же относится и к Крыму: при Украине он был единственной республикой, а при России — стал одной из двадцати двух.

На эти факты в свое время мало кто обратил внимания. А зря. Статус транслируется на уровне подсознания и воспринимается интуитивно.

При Украине Крым и Севастополь были уникальными юридически и ментально; они несли идею русского мира в нерусском государстве. Теперь севастопольцы и крымчане — такие же, как все. Статус исключительности исчез. А ощущение исключительности осталось.

Ситуацию противоречия усиливает еще один статистический факт.

Это при Украине Севастополь был самым русским городом (72% русских от числа жителей, что являлось самым высоким показателем среди всех регионов страны по переписи 2001 года; из городов Украины более русскими были только Керчь и Феодосия, но они не являлись самостоятельными регионами).

И с этим фактом Киев вынужден был считаться. Например, делопроизводство разрешалось вести на двух языках — на русском и украинском, хотя велось оно в последнее время преимущественно все-таки на украинском.

Севастопольцы срывают памятную табличку в честь годовщины ВМС Украины, установленную возле Графской пристани. © ForPost

В России Севастополь этот статус утратил. Сегодня русских в Севастополе проживает 81% от общего количества жителей, в России — примерно тоже 81% (по переписи 2010 года). То есть по этническому составу Севастополь не более русский, чем вся Россия. Исключительности больше нет.

Казалось бы, мелочь, но из таких мелочей складывается климат мнений и настроений. И этот климат в случае ухудшения экономической ситуации — увеличения безработицы, снижения уровня жизни — будет склоняться в сторону уязвленности. Что также очень типично для севастопольцев, привыкших к своей исключительности.

Почему севастопольцы невзлюбили Меняйло? Отнюдь не за коррупционные скандалы — его возненавидели за удаль шапкозакидательства и пренебрежения к местным.

Чего стоит один лишь эпизод, где Меняйло кричит на археологов Херсонеса, навязывая им попа в директоры. Или фильм «Четвертая оборона», где он вместе с подчиненными ему «морскими котиками» предстает чуть ли не главным спасителем города от бандеровцев. Меняйло в тот момент лишил севастопольцев исключительности, присвоив это качество себе.

Подобных вещей здесь не прощают.

Сергей Меняйло объясняет археологам Херсонеса, почему они должны подчиняться попам. Скриншот видео — ForРost

Из этого можно сделать вывод: что бы ни делал любой гипотетический управленец Севастополя, он должен считаться с историей города и менталитетом севастопольцев. В противном случае он может оказаться в незавидном положении человека, противостоящего всем. 

Александр Рогов