Ночная жизнь бурлит весьма пикантно…

Фото по теме из Google

Отрывок из романа «Дирижабль СОЮЗ»

Жизнь в Топтунах постепенно наполнялась очень даже пикантными обычаями и их подробностями. Вчера Управление смежных производств дежурило в ДНД. Пошёл, чертыхаясь, так как не любил подобные хеппенинги, и Серба. Но, как начальнику отдела, ему положено не только самому подежурить, но и удержать до конца дежурства подчинённых…

Как всегда, собрались в среду в 19.00 в закреплённом ОПОПе – опорном пункте охраны порядка – в начале проспекта Ермака.

Ну, первый час работы – привычная раскачка, учёт вышедших на дежурство дружинников  и постановка задачи по охране общественного порядка на закреплённой территории.

Командир отряда Михаил Аносов расписался в журнале учёта дежурств и поручил Людмиле Аистовой выдать дружинникам красные повязки дружинников.

Майор милиции из Центрального РОВД, рыжий как Олег Попов, постучал костяшками пальцев по столу и после того, как народ угомонился, быстро, невнятной  скороговоркой провёл инструктаж-вводную.

– Ещё раз напоминаю тем, кто редко ходит на дежурства. Наш участок – чётная сторона проспекта Ермака, от дома номер 22 по номер 40, до пересечения с проспектом Первопроходцев.

Прошу обратить внимание на порядок у кафе “Таёжный океан” и у кинотеатра “Ермак” – за ними сплошные общаги и нередко местные выясняют отношения с грузинами и азербайджанцами…

Сегодня, как всегда, получилась привычная дружная явка. Три дня к отпуску ни для кого лишними не кажутся.

Кучно вывалились из душного ОПОПа. Пошли парами и тройками, поспешно снимая с рукавов красные повязки и засовывая их в карманы. Влились в поток прохожих, бредущих по тротуару в обе стороны проспекта, стараясь не выделяться из толпы. Серба взял под руку Людмилу Германовну. У них давно определена тема бесед, если выпадает свободная минута – воспитание детей…

Для начала двинулись к истоку проспекта, туда, где он многоэтажно возникает из полуснесённой деревеньки Пеньки. Встречные парни спешили к своим подругам, отоварившись немалыми охапками черёмухи, что сегодня, как ей и положено, расцвела в деревенских палисадниках.

Не устояли и дружинники. Углубясь в деревенскую улочку, мимо печальных стен большой кирпичной церкви, превращённой, после того, как закрылась за ненадобностью МТС, в отхожее место, нашли ещё не разорённые новосёлами палисадники и приготовились, под тревожный брёх нескольких чудом выживших в трудное время псов, гнуть ветки и ломать духмяную красоту.

Однако из ветхой полусгнившей калитки вышла заплесневелая бабка и молча уставилась на непрошеных варваров.

– А чё, низзя? – Спросил Фима Шумахер, как человек воспитанный и осторожный.

– Можно, можно… – Бормотала бабуся, стыдливо закрывая беззубый рот краем платка. – Только людей жизня ломает, а черёмухе на пользу будет…

Наломав скромно по две-три ветки черёмухи, боевой отряд двинулся обратно. Не сегодня-завтра полыхнут в садах вслед за черёмухой яблони и вишни, и, если сохранится безветренная погода, несколько дней весь город будет благоухать благородными, возбуждающими любовь, ароматами...

Ночь удалась. Как обычно в середине мая, было тихо под бездонным звёздным небом. Кто разбирается, мог рассмотреть созвездия и полюбоваться Млечным путём.

Хорошо и то, что ещё не расплодились комары и мошка, и мелкая летающая гнусь не портила настроение.

У кинотеатра “Ермак” перед последним сеансом накапливалась критическая масса молодёжи. Скрипнув тормозами, к тротуару пришвартовался милицейский бобик. Вслед решительно открывшейся задней дверце из машины выскочил всклокоченный, потный сержант, крепко держа в правой руке резиновую дубинку. За ним привычно выпрыгнула красивая немецкая овчарка. Матерясь, выбрались на заплёванный асфальт у кинотеатра ещё двое стражей порядка.

Небрежный, хамоватый голос с неподражаемым казённым говором произнёс сквозь сухой треск милицейской рации:

– Прибыли к кинотеатру. Народ пока в норме, но могут разгуляться. Ребята подежурят полчаса туда-сюда. Я буду на связи. Приём!..

Гулко хлопнула о цельнометаллический корпус тяжёлая дверца, и мильтоны пошли к кассам, расталкивая гуляющих. Вот кто-то их заинтересовал, и его тотчас тормознули вопросом:

— Молодой человек, ваши документы! Пройдёмте к машине!

Какие там документы, когда мужику на ногах стоять тяжело.

– Не ннадо меня заметать, мине завтра в первую смену… – Прочувствованно икнув, предложил чудак.

– Пошли-пошли, не дёргайся! – Ответил сержант, охаживая задержанного резиновым успокоителем и уволакивая к бобику.

Группа дружинников во главе с парторгом управления Ляхом замедлила прогулочный шаг и с интересом стала наблюдать за наведением порядка.

Семён Серба по-прежнему шушукался с Людмилой Аистовой, обсуждая работу школ города и успехи своих детей в учёбе.

Внезапно к Виктору Яковлевичу Ляху подбежал запыхавшийся вестовой из штаба ДНД Володя Евграфов и стал шептать Ляху что-то секретное прямо на ухо.

Виктор напрягся, как пружина. Молча утвердительно кивнул,  выпрямился. По-брежневски нахмурил брови. Быстрым взглядом оглядел своё войско, в основном состоящее из бесполезного бабья. Но другого войска нет, и Лях велел Аносову пробежать вперёд и вернуть всех, кто успел уйти  вперёд, к универсаму “Урал”.

– Михаил! Аносов! Собери нашу публику, разбрелись, как коровы по лугу…

Когда народ числом десятка полтора собрался, Виктор официально поставил задачу.

– Товарищи дружинники! Сейчас быстренько нацепляйте повязки и организованно за мной. Будем помогать милиции ловить проституток. Идёт проверка общаги иностранных специалистов, а блядво разбегается через окна и балконы…

Дружинники уже собрались было возвращаться в ОПОП, чтобы отметиться, сдать повязки и с чувством  исполненного долга рвануть по домам, к телевизорам, детишкам и семейным разборкам, а тут, на тебе, – ловить женщин лёгкого поведения!..

Но начальству перечить – себе дороже выйдет. Надо идти!..

Обойдя кинотеатр, по местному проезду углубились в полуосвещённый двор следующей панельной девятиэтажки. Темно не было. Свет падал из окон, и у каждого из пяти подъездов горели светильники ”под старину”. Но, учитывая статус общежития и особенно контингент жильцов, работал только один подъезд, центральный.

У входа стояли два пазика для улова и милицейский бобик. Из открытых настежь дверей выводили по-пляжному одетых девиц и заталкивали в пазики, чтобы везти в Центральный РОВД для составления протоколов.

От эпицентра события отделился плотный, решительный, ещё весьма спортивный мужик в милицейской форме и направился навстречу толпе дружинников. 

Замначальника Центрального РОВД подполковник Манькин славился задиристостью, мстительностью и нахрапом, его сторонились даже видавшие виды милиционеры.

Манькин ещё на подходе вычислил, что подмогу возглавляет Лях, и шагнул ему навстречу.

– Помощнички пожаловали? Плетётесь, как на похоронах. Шустрее надо быть во время дежурства, боевитее!

Ты, что ли, главный? Фамилия?

Лях театрально козырнул, приложив пятерню к своему кумполу, увенчанному летним парусиновым картузом. Доложил:

– Дежурная группа ДНД Управления смежных производств в составе двадцати дружинников прибыла для выполнения спецзадания! Старший группы – Лях, заместитель – Аносов…

– Слушай мою команду, Лях! Разделитесь на две подгруппы и окружите дом с двух сторон поближе к стенам. Хватайте блядей, кто выпрыгивает из окон первого этажа и с балконов второго… Сразу же отводите в пазики. Поняли? Бегом марш!..

Виктор Лях разделил своё воинство на две подгруппы. Получилось в одной группке семь человек во главе с Семёном Сербой, во второй восемь “штыков” под командой Миши Аносова. Сам Лях сохранил за собой общее руководство и побежал вслед Манькину, чтобы быть в курсе дела и поближе к начальству.

Семён, чертыхаясь, повёл свою команду на тыльную сторону дома, где и освещённость была условной, только за счёт окон, и начальство не надоедало с ценными указаниями.

Зато на эту сторону как раз и надеялись беглянки из проверяемой общаги. Большинство окон было открыто и в них маячили, как правило, два силуэта – мужской и женский. Кто-то не мог расцепить сладостно-трагических прощальных объятий, кто-то высовывался из окна, оценивая высоту до отмостки, кто-то на балконе второго этажа прикручивал бельевую верёвку или простыню, готовя путь к побегу.

Не успели рассредоточиться и осмотреться, как из одного окна вылезла на выступ цоколя женская фигурка в легкомысленном платьице и, махнув прощально любимому силуэту рукой, спрыгнула на асфальт отмостки.

– Стой, стрелять буду! – Крикнул, наливаясь азартом, Володька  Евграфов, рванув к беглянке.

Она испуганно подняла руки, сдаваясь, но Семён уже тормозил Володьку за рукав.

– Ты чё? Пусть бежит домой, зачем её пугаешь? А если б это твоя сестра была?.. Тоже мне стрелок!.. Из  дули стрелять собрался?..

И уже обращаясь к дрожащей от страха пленнице, строго приказал:

– Бегом за соседний дом и чтоб тебя здесь больше не видели!.. Поняла?..

– Поняла… Я щас!.. – И дрожащее от страха дитя  мигом растворилось в темноте двора, спотыкаясь и тихонько завывая.

Володька старательно отвернулся, чтобы не видеть, как Серба из непонятных соображений отпускает  тёлку, продавшую комсомольскую честь за полсотни долларов или марок…

Но тут на помощь группе Сербы подоспели три мента, и процесс отлова развратниц наладился.

– Сюда, сюда, красавица трипперная, проследуем в автобус!.. – Приговаривал мильтон, ловя очередную летучую мышь за кисть и передавая Евграфову для конвоирования к месту назначения.

Но или внутри здания прошли какие-то процессы, изменившие расклад сил, или осаждённые поняли, что общага оцеплена и сопротивление  бесполезно, только за полчаса дежурства под окнами группе Сербы удалось отловить всего три беглянки.

Подошёл Виктор Лях и отменил стояние под стенами трипперграда…

У главного входа выяснилось, что основную массу задержанных вывели пристойно, через дверь.

Оба пазика оказались довольно плотно набиты уловом.

Многие натягивали на себя пёстрые шмотки, кто-то уже и в зеркальца гляделся, поправляя макияж.

Замначальника РОВД подполковник Манькин и ещё один майор милиции в окружении возбуждённых милиционеров стояли у автобусов, покуривая и обмениваясь впечатлениями.

– Сколько же этой мрази развелось, товарищ подполковник, – сетовал майор, ожидая сочувствия от Манькина. – Государство им и образование дало, и запускать ТопАЗ доверило, а они, как бабочки,  на мерцание ложных буржуазных приманок летят косяками!..

– Да… – Задумчиво согласился Манькин. – А ведь все они комсомолки и исправно платят членские взносы… Поехали на разбор полётов!..

– А вы, мужики, – обратился он к мужчинам УСП, ожидавшим дальнейших распоряжений,  – тоже садитесь в пазики, поедете в РОВД, будете свидетелями при протоколировании…

В Центральном РОВД в этот вечер было людно и шумно. Когда девочек выгрузили и завели в предбанник, оказалось, что удалось задержать 28 раскрашенных и размалёванных.

Начали составлять протоколы об административной ответственности за нарушение общественного порядка.

Кто попалась первый раз, той предупреждение с сообщением по месту работы и передачей дела в товарищеский суд. Место работы у всех одно – ТопАЗ.

А какая уже попадалась в предыдущие рейды – может и на штраф нарваться, и работой поплатиться или очередью на жильё… Разные тёлки, разные и решения по их мерзкому поведению.

Серба и Аносов подписали, не читая, уже по нескольку протоколов, а менты, похоже, развели канцелярию всерьёз – конца не видно. 

Час ночи. За одним из письменных столов завязывается разговор “по жизни”. Майор–энтомолог, участвовавший в отлове ночных бабочек, заполняя бланк протокола, снисходит до душещипательного диалога с  девятнадцатилетней начинающей проституткой.

– Слышь, ты, кикимора, если не секрет, чего ты хочешь добиться в жизни?..

Симпатяшка кикимора послушно поднимает на майора очаровательные, невинные голубые глазки. Делится сокровенным:

- Только не кикимора я, а Светлана… Чего хочу? А чего хочу?.. Чего хочу – никакой секрет. Хочу заработать много денег…

 - А примерно сколько?..

 - Ну, я, в общем-то, не знаю… Может быть, тысяч десять… А лучше – двадцать… Да хоть и сто – не помешает!..

– На хрена столько? У меня с тринадцатой выходит в среднем по двести в месяц. И хватает. Причём ещё жена сто двадцать – сто пятьдесят с конвейера приносит… А ты вон сколько загнула… Десять штук! Небось, в месяц… Надо же… И этого тебе хватило бы? Чтобы ты с ними делала?

- Куплю отдельную квартиру, машину, обстановку, тряпки. Да, пожалуй, понадобится больше... Тысяч пятьдесят или лучше сто, наверное, придётся за год-два насобирать...

К столу подтягиваются заинтересованные слушатели – Аносов и Серба. Их всё ещё держат для удостоверения протоколов по мере их изготовления.

Майор между тем продолжает ковыряться в душе юной авантюристки.

– Так ведь у нас квартиры не продаются, а выделяются по очереди. Вертихвосткам, как говорится, за сто лет не получить ни метра!..

Светлана  засмеялась смехом взрослого, беседующего с дитём малым.

– Товарищ майор… Ну вы, как маленький. Что из того, что не продаются? А как же люди их добывают? Обменом, товарищ майор, обменом.

У меня в родном городе у мамы есть комнатка пятнадцать метров в бараке. Так мы её поменяем на трёхкомнатную в Москве с доплатой. Когда есть чем доплатить, то всегда можно поменять шило на мыло…

А маму потом выпишем к дяде Боре, в совхоз “Память Ильича”… Мы уже с мамой всё обсудили и договорились…

- Ну, хорошо, заимеешь ты, если получится, квартиру, машину, модные шмотки и что, больше ничего тебе уже не надо? Ты тогда что,  “завяжешь” с проституцией?..

- Да, конечно. Я сразу, пока молодая и свежая, выйду замуж. За иностранца. Умотаю за границу.

– За Буратино, конечно?

- Ну да. К нам же шарамыги нe приезжают.

- А потом?

- Буду жить там. Иногда буду приезжать в Брянск. Брянская я…

- А с работой как?

- Зачем работать? А супруг на что?..

Майор бесстыже зевнул, отложив ручку, и, сцепив руки, хрустнул суставами пальцев. Вынул из недр френча пачку “Беломора” и закурил, интеллигентно пуская клубы смрадного дыма  куда-то себе меж колен.

– Значит, работать на всесоюзной комсомольской стройке – пусть ишаки работают, а ты хочешь в загнивающем капитализме остаток жизни прозагорать?..

Тебе что, ста пятидесяти целковых, которых тебе на прессово-рамном в месяц ни за что отваливают, не устраивают?.. Куда только комсомольская организация смотрит!.. А ведь тебя, стерву, советская власть выучила и хочет из тебя человека сделать!..

Теперь уже откровенно зевнула Света.

– Не надо ла-ла, товарищ майор, человека из меня может сделать только акушерка, и то только если я нагуляю и захочу рожать.

Что вы говорите, какие сто пятьдесят в месяц? Деревянных? Я имею самое малое пятьдесят – сто баксов за вечер, и так десять вечеров в месяц. А если захочу, то и больничный на недельку возьму или за свой счёт… Тогда и все две – три выработаю… 

- Хорошо, - сказал майор, поворачивая протокол в сторону задержанной, - прочти и подпиши!..

Вот, обрати внимание, – “у задержанной при личном досмотре в трусах обнаружено сто долларов США одной купюрой”.

Светлана скорчилась от смеха, обняв животик.

– Так вам в моих трусах, товарищ майор, получается, ничего кроме баксов обнаружить не удалось?.. Хотя забугорные очень много чего находят и балдеют от находок… В другой раз очки не забудьте одеть!..

К майору подошёл подполковник Манькин, консультировавший какого-то капитана за соседним столом. Они, вероятно, закончили свои упражнения по чистописанию.

– Курицын, – улыбнулся подполковник, обращаясь к майору, – не наработался ещё? Пора и отдых членам дать… Разрешаю!..

– А ты, коза, в каком комплексе живёшь? – Обратился Манькин к Светлане.

– В 6-м… на проспекте Победы… Не подбросите случайно?.. – Нагло предложила подстилка.

Замначальника ОВД уточнил на всякий случай:

– А ты не бодливая, часом?..

На что Светлана, протягивая майору протокол, ответила Манькину буднично и привычно:

– Да куда ж я денусь?.. Щас только в туалет сбегаю… Где тут у вас?..

Когда она вернулась, уставясь на Германа Александровича вопросительным взглядом, Манькин ухмыльнулся и потянул за руку Светлану к себе, поднимая со стула. Кивнул майору:

– Будь здоров! Завезу порочное дитя в общагу. Может, развеселит по дороге, а то чтой-то набегался я сегодня… Пока!

Аносов и Серба пошли домой пешочком. Жили они в соседних домах, и им было о чём поговорить, обсуждая такое неординарное дежурство. Тем более что идти не менее получаса, в самый конец проспекта Первопроходцев.

– Жуть, какой разврат! – Сокрушался Миша. – Куда только Советская власть смотрит?!

– Куда, куда! Туда, куда и всегда смотрела. В трусы… –  Хохотнул Серба. – Думаешь, этот самый подполковник чем сейчас занимается? Воспитательной работой?  Разогнался! Он эту кралю в машине уже по второму разу разложил…

Аносов засомневался. Крупный руководитель, замначальника ОВД, наверняка член партии. И чтобы так цинично, в машине, как это расписал Серба – не может быть!

– Станиславич, не может такого быть! А если она пожалуется и до горкома дойдёт, этот подполковник ведь партбилетом поплатится!.. А то и погончиками!..

Серба   хлопнул заместителя по плечу. Молодой, мало большевистской каши съел… Объяснил.

– Видишь ли, Миша… Мы с тобой не вылезаем из командировок. Запускаем ТопАЗ. Нам некогда даже задуматься, как развивается город, какие нравы, что, сколько да почём…

А жизнь идёт, и главным образом,  мимо нас. При этом все пороки мира уже здесь, на новом месте, расцвели пышным цветом…

Ты слыхал, что такое Чёрное озеро?.. Нет? А меня Боря Зильберштейн просветил. Там настоящий бардак для отдыха начальства…

Мишу покоробили резкие оценки Сербы.

– Станиславич, ты циник!..

– Не циник я, Миша, а реалист. Трезво смотрю на людей и на начальство особенно. А циник тот, кто в пикантных подробностях изнанки жизни ковыряется. Реалист же отмечает в мозгу всё, как фотоаппарат “Поляроид”… Щёлк и – возьмите на память!..

Но оказалось, что какие-то обрывки чудовищных слухов доходили и до Аносова.

– Были… Были и есть разговоры. Народ разное говорит. Я сам прошлым летом на Топи рыбачил как-то, всего один раз, правда. Шли с Гришиным поймой, леском. Новая отличная бетонка. Откуда взялась – никогда там никаких дорог не было!..

Идём по ней. Легко, кайфово. Вдруг упёрлись в новый километровый забор. Двухметровый сплошной без просветов забор из отборной вагонки.  Ворота были приоткрыты, и мы дураки заглянули. Так сразу на нас выскочили два очень негостеприимных амбала с волкодавами на поводках. Сказали, если не сделаем ноги, спустят собак…

Дважды уговаривать нас им не пришлось…

Дворами, сторонясь плохо ограждённых и ещё хуже освещённых стройплощадок, вышли на Первопроходцев. Ночь уже переломилась, и на востоке светлело и розовело. Пора и поспать хотя бы до семи.

Впрочем, последнее, о чём говорили Миша и Семён, расставаясь на углу возле хлебного, как с утра обеспечить сборку двигателей сальником коленвала задним до прилёта вертолёта из Медвежани, – ещё раз предъявить брачок, задержанный ОТК по внешнему виду и украденный тогда же, в прошлую среду, у контролёров и заначенный в столе у Людмилы Германовны или рискнуть и ждать вертолёта…