Олег Кашин: Воображаемый Трамп и бунтарь Милонов

Драмы недели с 4 по 10 апреля

Трамп. Можно спорить о количестве сирийских самолетов, уничтоженных американским ракетным ударом 7 апреля, но что бесспорно — самый болезненный удар «томагавки» нанесли даже не по сирийской военной инфраструктуре, а по анекдотическому культу Дональда Трампа, сложившемуся в России после его победы на выборах в ноябре прошлого года. «Оказался наш отец не отцом, а сукою», — этого вывода можно было ждать с самого начала, многие его анонсировали, но в реальности все выглядит еще трагикомичнее, чем в ожиданиях. Крик души Маргариты Симоньян «Ну что, май френдз, у нас был шанс. Шанс феерически *******  [упущен]» звучит еще пронзительнее, если иметь в виду ноябрьское обещание Маргариты ездить по Садовому кольцу с американским флагом на машине, а январская афиша магазина «Армия России» на Новинском бульваре с обещанием скидки в честь инаугурации а кажется сегодня даже не издевательством, а зловещим предчувствием в том смысле, что да, видимо, стоит ждать войны, и по этому поводу предлагаются скидки на камуфляж. Эксперты-международники обсуждают новый поворот в российско-американских отношениях, но они упускают из вида, что потешная омания, охватившая патриотические круги в конце прошлого года, была довольно опасной для всех основ российской пропаганды и государственного мышления, в котором угрюмый антиамериканизм играет ключевую и системообразующую роль. С ом-другом, пусть и воображаемым, официальной Москве было очень дискомфортно, и теперь, когда на рынок выходят автомобильные стикеры «Трамп — чмо», российская официальная риторика возвращается в зону комфорта — воображаемый друг, слава Богу, оказался вдруг, и можно снова ненавидеть Вашингтон, не испытывая никакого когнитивного диссонанса.

Познер. Самая серьезная заявка на роль в истории, сделанная очень пожилым человеком — выступление Владимира Познера в Воронеже. Многолетний опыт умеренного фрондерства в пропаганде ничего не значит в сравнении с ролью самого влиятельного сторонника легализации легких наркотиков, взятой на себя Познером. В условиях торжества государственного консерватизма, когда знаменитое пародийное «обколются своей марихуаной» звучит как речь усредненного депутата Госдумы, а «народная» 228-я статья УК на протяжении многих лет остается главным поставщиком арестантов на фсиновский архипелаг, признание Познера в употреблении и даже выращивании марихуаны выглядит настоящим политическим демаршем, гораздо более сильным и ярким, чем его же нашумевшая в свое время «Госдура». Когда в России легализуют марихуану, Познеру надо будет поставить памятник как человеку, первому столкнувшему этот камешек с горы.

И стоит иметь в виду, что осторожнейший и осмотрительнейший ветеран советского иновещания никогда не произносит ничего, что могло бы вызвать у него какие-либо трудности (даже про «Госдуру» он говорил с разрешения первоканального начальства), и в этом смысле воронежское признание может быть медийным трюком, выходящим за пределы личных дел Познера. Если фантазировать, то после акций 26 марта Кремль мог всерьез озаботиться поисками приемлемых форм диалога с политизированной «школотой», и дискуссия о легалайзе вообще-то — беспроигрышное направление для такого диалога, способное перебить и антикоррупционную, и какую угодно еще антивластную тематику. А если фантазировать совсем увлеченно, то что мешает Путину на очередном витке своих поисков места в истории согласиться с Познером и легализовать марихуану в России? Это будет историческое решение, причем гораздо менее скандальное, чем, скажем, захоронение Ленина. Если этот текст попадет в кремлевские мониторинги — пусть обратят внимание на такую перспективную идею.

Никитин. Если снимать кино о петербургском теракте, то главным героем, конечно, надо делать его, Андрея-Ильяса Никитина, дальнобойщика и бывшего десантника, ошибочно названного террористом в первые часы после трагедии в метро. С полицией и журналистами сыграла злую шутку внешность «идеального мусульманина» — человек с бородой в черной одежде и тюбетейке по всем законам восприятия привлек внимание и вобрал в себя все существующие в обществе стереотипы, связанные с исламским террористом. И хотя недоразумение быстро разрешилось, когда Никитин сам явился в полицию и сказал, что это он просто так выглядит, но ничего плохого не делал, настоящие приключения начались потом — «Лайф» посвятил «смертнику в шапочке» (реальная формулировка из заголовков) целый сериал, пассажиры рейса Москва — Оренбург отказались лететь с Никитиным в одном самолете, мужчина остался в Москве, добрался до метро и снова был задержан полицией из-за подозрительной внешности. Чуть позже появилась информация о его увольнении с работы якобы по просьбе Следственного комитета. Грустная абсурдистская комедия про маленького человека с открытым финалом — обычно про таких людей медиа моментально забывают, но через какое-то время они снова становятся героями публикаций формата «где они теперь», и хочется надеяться, что в этих публикациях о Никитине будет написано, что он открыл свой бизнес и разбогател, и ничего плохого с ним больше не произойдет.

Пулитцер. Среди лауреатов Пулитцеровской премии в этом году — коллектив The New York Times, отмеченный за серию публикаций о российском влиянии на мировую политику и прежде всего на выборы в США. В этой серии десять статей, все они перечислены в решении о награждении, и как минимум одна из этих статей вызывала вопросы еще в момент публикации: текст Эндрю Крамера «Как Россия вербует элитных хакеров на свою кибервойну» фактически пересказывает две статьи Даниила Туровского, опубликованные ранее в «Медузе». Речь не идет о плагиате, Крамер даже (один раз) упоминает «Медузу» как первое СМИ, написавшее об этих хакерах, но дело даже не в этом. Кроме пересказа текстов Туровского в тексте Крамера нет ничего, причем пересказ написан, что называется, с эффектом присутствия: фрагменты прямой речи программиста Александра Вяри из интервью «Медузе» приведены так, будто Вяря рассказывал о своей работе непосредственно Крамеру, и это, по крайней мере, неэтично. А заслуживает ли высшей журналистской премии искусство изложения — более чем спорно.

Разумеется, такая ситуация вызвала бы огромный скандал, если бы журналист Крамер был награжден за пересказ статей из американских или каких-то еще, необязательно даже англоязычных — немецких, французских, в общем, газет первого мира. А русскоязычная «Медуза», даже если она начнет бить во все доступные ей колокола, существует вне поля зрения и людей, присуждающих Пулитцеровские премии, и редакторов Крамера, и мирового общественного мнения вообще. Россия — мировая периферия, провинция, глушь, обиды русскоязычных авторов никого не волнуют, а их голос не громче мышиного писка, и это вдвойне парадоксально, если иметь в виду, что награду получила серия статей именно о том, что Россия — грозный и опасный глобальный игрок.

Милонов. Очередной слух о том, что в Кремле недовольны саморекламной активностью депутата Госдумы Виталия Милонова, прошел после того, как Милонов внес законопроект об обязательной регистрации пользователей соцсетей по паспорту и запрете соцсетей для детей, и хотя даже Дмитрий Песков назвал эту идею нереалистичной, а идеолог «Единой России» депутат Евгений Ревенко заявил, что считает инициативу Милонова вредной, о законопроекте написали многие СМИ, а ВЦИОМ даже посвятил ему специальный опрос.

Вероятно, по итогам месяца Милонов окажется самым цитируемым и медийным депутатом, и это, скорее всего, действительно должно нервировать Кремль, который много лет и усилий посвятил выстраиванию таких отношений с Госдумой, когда депутаты открывают рот исключительно по команде. Петербургский скандалист Милонов, каким бы демонстративным лоялистом он ни был, парадоксальным образом оказывается гораздо большим бунтарем, чем любой системный оппозиционер, и непонятно, что с ним делать — во враги России не запишешь, в тюрьму не посадишь, а есть ли аппаратный способ заставить его замолчать — неизвестно, и вполне может быть, что такого способа нет. За годы выстраивания вертикали Кремль разучился иметь дело с самостоятельными политиками даже такого невеликого масштаба.