Николай Сванидзе «Особое мнение» 31 марта 2017

https://youtu.be/HA_gf5RNos8 К.Ларина― Добрый вечер. Это программа «Особое мнение». В студии ведущая Ксения Ларина и Николай Сванидзе как обычно в это время и в этот день отвечает на мои и на ваши вопросы. Здравствуйте, Николай Карлович.

Н. Сванидзе― Здравствуйте.

К. Ларина― У нас сегодня неожиданно начался информационный день. Потому что событий очень много, но вот пришел академик Юрий Сергеевич Пивоваров к нам сегодня на запись программы, который хорошо тебе известен. И сообщил нам, что он пришел к нам сразу после обыска. Он говорит, боялся, что не успею, поскольку только-только меня отпустили. Ты слышал в новостях, что ему новую статью уже вменяют. Новое уголовное дело заводят на него. И уже статья, по которой маячит 10 лет срок заключения. Юрий Сергеевич считает, что это абсолютно политическая травля. На твой взгляд что это такое?

Н. Сванидзе― Я абсолютно согласен с оценкой Юрия Сергеевича Пивоварова. Конечно это политическая травля. Но надо себе представлять просто, кто такой Ю. С. Пивоваров. Мой очень уважаемый старший коллега по историческому цеху. Он академик большой Академии наук, историк, профессор. Очень уважаемый историк, очень авторитетный. Очень смелый историк я бы сказал. И мне кажется в этом корень его бед. Именно в его смелость, смелости его высказываний… Вообще если не дай бог действительно запахнет реальным сроком для академика Пивоварова, это будет первый случай, прецедент после 1953 года. Когда Сталин устроил «дело врачей-вредителей» по национальному признаку. С тех пор академиков большой Академии наук у нас не сажали. То есть будет чем гордиться. Действительно в основе своей он германист блестящий совершенно…

К. Ларина― Может быть здесь причина.

Н. Сванидзе― Нет, он…

К. Ларина― Скажи спасибо что называется, что тебя не обвиняют в шпионской деятельности.

Н. Сванидзе― Совершенно верно. Но еще не вечер. Юрий Сергеевич очень точно глубоко и смело всегда высказывался на темы российской истории, в частности российской истории XX века. И я думаю, что здесь он нажил себе врагов, причем врагов таких идейно-политических. Потому что сначала просто не слезают с него.

К. Ларина― Два года мучают.

Н. Сванидзе― Сначала уцепились за пожар в ИНИОН, страшная трагедия. Пытались ему инкриминировать здесь какую-то вину в связи с пожаром.

К. Ларина― Халатность.

Н. Сванидзе― Не удалось. Халатность. Но выпускать тоже нельзя. Здесь если уже коготок увяз, птички конец, как известно. Значит, решили ладно, не удалось пожар, халатность, забыли. Пусть будет групповое мошенничество.

К. Ларина― Кошмар. Это статья, по которой Ходорковского сажали.

Н. Сванидзе― Да. Замечательно. И ему теперь насколько я знаю, инкриминируют академику, директору института с тысячами сотрудников за сколько там, 10 или больше лет руководства институтом…

К. Ларина― Украл полтора миллиона.

Н. Сванидзе― Групповое причем. В составе преступной группы. Это просто я бы сказал даже обидно. Я бы на его месте оскорбился, что больше чем на полтора миллиона в составе преступной группы за 10 лет руководства академик и не сподобился. Просто бессребреник.

К. Ларина― Еще он рассказывал в частной беседе нам, что сегодня, когда обыскивали его однокомнатную, подчеркиваю я, квартиру мамину, в которой он живет.

Н. Сванидзе― Квартира покойной мамы.

К. Ларина― Да, они там сказали, обвинили в том, что он книги из библиотеки украл.

Н. Сванидзе― Которые он взял по абонементу.

К. Ларина― Ну естественно.

Н. Сванидзе― В библиотеке собственного института. То есть просто уже не знают, что ему пришить. Это старое жаргонное выражение «шьют дело» это называется. Ведь никак не выкарабкаешься ты из-под этого вороха обвинений. На мой взгляд, абсолютно это шито белыми нитками политическое дело. И если оно результируется каким-то обвинением, а у нас оправданий, как известно меньше одного процента в нашей стране, это будет абсолютно скандальное позорное политическое дело. Это будет политический процесс.

К. Ларина― Ну что же, это хороший в кавычках эпиграф к нашему сегодняшнему разговору.

Н. Сванидзе― Я, пользуясь случаем, просто выразить Юрию Сергеевичу Пивоварову свое огромное уважение и поддержку.

К. Ларина― Я тоже ему пообещала поддержку и от нас всех и от коллектива редакции. Я так понимаю, что единственное, что мы можем сегодня сделать для Юрия Сергеевича Пивоварова это просто придавать гласности и публичности все эти безумные действия, которые сегодня совершают против него правоохранительные органы. Что ему предъявляют. Просто безумие. Надеюсь, что у них голове что-нибудь щелкнет. Но на самом деле политические репрессии это что называется особый жанр. И сегодня согласен ли ты с оценкой многих наших слушателей, что сегодня мы по сути стоим у истоков новой жизни. Поскольку что как ни политические репрессии сегодня сопровождают наши каждые новости после 26 марта, после дней протеста. Это политические репрессии?

Н. Сванидзе― Ситуация очень острая. И, конечно, дело очень сильно пахнет политикой. Поэтому вообще у меня такое ощущение, что после 26 марта несколько изменилась атмосфера в стране. Вот в какую сторону она изменилась, как – пока что рано делать выводы. Но что она изменилась – это так. Немножко мы в другой стране живем после 26 марта. И другой воздух и другое настроение общества и другое настроение власти. Все другое, все изменилось и мы видим какие-то реакции, в том числе такие, которые явно следуют из 26 числа. Реакция президента в том числе. Хотя он не упоминает про 26-е число. Ни в коем случае никто как мы заметили, не упоминает фамилию Алексея Навального, это вообще фамилия, запрещенная к употреблению. То есть, нет большего запрета. По-моему, ни в одной федеральном СМИ большом не был упомянут по имени этот оппозиционный политик. Вот просто имя не упоминать. Это совершенно очевидно существует на этот счет достаточно жесткая рекомендация.

К. Ларина― То, что после всех акций протеста Путин взял Медведева поехал в Арктику. Можно это считать неким ответом?

Н. Сванидзе― Думаю, да. У нас Византия по сути. Третий Рим. Поэтому у нас страна символов, символических жестов. У нас мало что проговаривается битым словом. Но много что показывается и я думаю, что то, почему-то на Землю Франца Иосифа. Почему?

К. Ларина― Красиво.

Н. Сванидзе― Какая земля…

К. Ларина― Красные куртки на белом снегу.

Н. Сванидзе― Почему Франца, почему Иосифа. Что это такое. С ледорубом. Здесь было два жеста красивых. Первый жест – снова этот тандем уже, о котором мы успели забыть Путин-Медведев. И этим было продемонстрировано, что Медведев не сбрасывается с борта. И притом продемонстрировано отнюдь было не Навальному и конечно, не тем, кто участвовал в этих акциях 26 марта. Потому что им ничего вообще там не говорится. Они вне контакта. А говорится элитам. Что, ребята, смотрите, Медведев-то еще живой. Он никуда не делся. И на следующий день, кстати, был смешной эпизод, когда Медведев это сейчас модное слово «отчитка». Изгнание бесов, экзорцизм называется отчитка. Вот Медведев отчитал Ткачева.

К. Ларина― Очень грозный приехал из Антарктиды.

Н. Сванидзе― Изгнал беса из Ткачева. Рекомендовал ему засовывать в разные места будильники, и это было действительно очень грозно, потому что господин Ткачев, видимо, не следил за тем, что происходило на Земле Франца Иосифа, а надо было бы последить. Он все больше наверное в своих латифундиях где-то, что правильно конечно, министр сельского хозяйства, а надо было про Землю Франца Иосифа не забывать. А они там были двое. А он подумал, что Медведева больше нет, и не пришел к нему на заседание и Медведев ему сделал отчитку. Это было забавно. А второе это ледоруб конечно.

К. Ларина― Надо, конечно, говорить уже всерьез о тех событиях, которые произошли 26 числа в воскресенье. После такого жесткого разгона акции против коррупции, когда мы имеем тысячи задержанных человек, среди которых 46 детей. Несовершеннолетних. В Москве 46 детей.

Конечно, все ждали какой-то оценки со стороны правозащитников. И в том числе членов СПЧ, который ты представляешь. И это заявление прозвучало. Не сразу, 28-го числа. Я была очень рада, что это было. Я прочитала внушительный список фамилий, среди которых есть Лена Масюк, Николай Сванидзе, и Максим Шевченко и многие другие уважаемые люди. Но нету председателя совета Михаила Александровича Федотова. Можно ли объяснить общественности, нам, что вообще там произошло у вас. Почему нет единого документа, который выражает общее мнение.

Н. Сванидзе― По поводу отсутствия фамилии Федотова. Федотов — председатель совета. Михаил Александрович. Поэтому он по этике абсолютно железной и здесь он совершенно прав, он ставит свою фамилию только под теми заявлениями совета, которые являются заявлениями совета.

К. Ларина― Почему это не является заявлением совета?

Н. Сванидзе― А потому что не набрало большинства голосов. У нас там пятьдесят, по-моему, три человека, включая самого Михаила Александровича. Если бы это было хотя бы техническое большинство, тогда бы он мог, имел бы право поставить, если бы он был согласен сам с этим заявлением, поставить свою фамилию. А так, если он ставит свою фамилию под текстом, который подписало не большинство членов совета, он способствует этому расколу совета. Он не может себе этого позволить.

К. Ларина― Но подождите.

Н. Сванидзе― Здесь абсолютно он прав, что в таких случаях не ставит свою фамилию.

К. Ларина― Предлагали ему поставить свою подпись?

Н. Сванидзе― Я не знаю. Я ему не предлагал, я думаю, что ему никогда не предлагали в таких случаях. Это бессмысленно. Потому что он председатель совета.

К. Ларина― Дело в том, что на «Эхо Москвы», я сейчас скажу правду, когда мы ему звонили в день, когда это все произошло, на следующий день и просили его комментария, он сказал, что этими вопросами занимается Николай Сванидзе. Передаю я, пересказываю смысл сказанного. Что у него типа комиссия в нашем совете, которую он возглавляет. Пусть он этим занимается. А специальную рабочую группу зачем создавать, когда у нас есть комиссия Сванидзе.

Н. Сванидзе― По поводу специальной группы абсолютно прав. Действительно мы обсуждали, была комиссия, она заседала 4 часа, в которой действительно…

К. Ларина― Твоя.

Н. Сванидзе― Моя, в которой я председатель. Это было третьего дня позавчера. Она заседала четыре часа и мы, в том числе обсуждали вопрос создания рабочей группы и большинством голосов пришли к выводу о том, что это нецелесообразно, потому что есть комиссия, зачем создавать рабочую группу. Комиссия выполняет те же функции на более таком стабильном уровне. Потому что она постоянная. А группа временная. И мы можем привлекать всех людей, которых может привлекать группа и более того, у нас участвовала в работе и уполномоченная по правам человека Москвы, которая, кстати говорила очень сильные интересные вещи.

К. Ларина― А кто у нас уполномоченный по правам человека Москвы?

Н. Сванидзе― Потяева.

К. Ларина― Я даже не знаю. Клянусь тебе, не стыдно мне признаться, что первый раз об этом слышу. Бунимовича знаю, знаю Москалькову.

Н. Сванидзе― Она очень эффективный человек. Она кстати говорила в том числе очень серьезные значимые вещи. В частности тема очень существенная, ну давай по очереди. Не скакать. Сейчас речь идет о М. А. Федотове. На него я знаю, сейчас спущено огромное количество собак и я, честно говоря, не понимаю, с какой стати они спущены.

К. Ларина― Это не собаки. Подождите, Николай Карлович. Я все-таки хочу тебе сказать, чтобы мы не передергивали. Давай не будем бороться с какими-то мифическими врагами. Никто не хочет зла ни Федотову, никому. Но просто когда человек совершает публичный поступок. Мы имеем право его обсуждать.

Н. Сванидзе― Я никого не называю собаками, не дай бог. Я говорю: спущено огромное количество собак.

К. Ларина― Кем спущено?

Н. Сванидзе― Людьми разными. В том числе моими коллегами. Людьми очень уважаемыми, мною уважаемыми, людьми горячими, искренними.

К. Ларина― Почему человек поехал к раненому омоновцу, а не к людям, которых задержали, которых били в живот дубинками, тащили по земле.

Н. Сванидзе― У нас Федотов не единственный член совета. Он поехал к раненому омоновцу, а почему ему было не поехать к раненому омоновцу…

К. Ларина― Пообещал ему квартиру еще.

Н. Сванидзе― Ну пообещал квартиру, хорошо. А в это время Андрей Бабушкин поехал навещать людей, которых били. И навестил их. И почему нет. А что здесь есть какая-то иерархия. Если поехал Бабушкин, то это хуже, чем если поехал Федотов. Я не понимаю, почему вдруг…

К. Ларина― Давай я тебе объясню. Хочешь, я тебе объясню? Потому что Андрей Бабушкин член совета по правам человека, а Михаил Александрович Федотов — председатель совета по правам человека.

Н. Сванидзе― Ну и что?

К. Ларина― Публичная фигура.

Н. Сванидзе― Бабушкин не публичная фигура?

К. Ларина― Спокойно. Другой статус. И потому, какие человек совершает поступки, как он реагирует на события и чью реакцию ждут в первую очередь, мы судим о том, что происходит сегодня в этом институте правозащитных движений.

Н. Сванидзе― Ксюша, я не понимаю, почему оттого, что М. А. Федотов сначала поехал к раненому бойцу ОМОНа, а потом поехал по тюрьмам, он подвергается таким лютым оскорблениям.

К. Ларина― А он по тюрьмам поехал?

Н. Сванидзе― Поехал. Разумеется.

К. Ларина― Ну расскажи, давай.

Н. Сванидзе― И планировалось это с самого начала. Он уже объездил все КПЗ на свете. И планировалось это, он их объездил не потому, что на него спустили собак, он с самого начала это планировал. В тот день, когда это произошло. Он хлопотал об освобождении журналистов. Он звонил по поводу Саши Плющева.

К. Ларина― Я знаю.

Н. Сванидзе― Ну так если ты знаешь, почему же ты об этом не говоришь? Это же было. Он же этим занимался. Он это делал. Почему же человека с такими заслугами, в том числе перед правозащитным движением нужно только за то, что он сначала навестил раненого омоновца, а потом поехал по тюрьмам, нужно подвергать таким оскорблениям. Что это такое.

К. Ларина― Объясняю еще раз, ну Коль, это мы сейчас с тобой разговариваем, прошло сколько времени. Когда это все происходило на наших глазах, был совсем другой эмоциональный фон.

Н. Сванидзе― Хорошо.

К. Ларина― И люди, которые смотрели телевизор, в котором не было сказано вообще ничего про это…

Н. Сванидзе― Какое отношение Федотов имеет к телевизору.

К. Ларина― Люди ждали хоть какой-то реакции, хоть каких-то публичных людей, которые хоть что-то скажут правду. И когда первое, что мы услышали от М. А. Федотова, уважаемого мной лично невероятно уважаемого человека, что полиция работала корректно. Что-то типа этого он сказал. А в это время мы смотрим на всех каналах видео на сайте радио «Свобода», на сайте «Дождя», у нас собираются видео невероятных кошмарных избиений мирных граждан, это конечно, запредельно. Нельзя делать такие заявления сразу.

Н. Сванидзе― Тем не менее, я тебя уверяю, что когда наша комиссия, в которой я председатель будет заниматься расследованием этих событий…

К. Ларина― А будет?

Н. Сванидзе― Будет, разумеется. Никто иной как М. А. Федотов будет обзванивать всех, и прокуратуру, всех силовиков и московскую мэрию, потому что он советник президента. И когда он звонит, поднимают трубку. И требовать, чтобы нам дали всю необходимую информацию. Он будет это делать. Он это всегда делает. Он исключительно эффективный человек, который должен сотрудничать со всеми. Он должен сотрудничать с администрацией президента. Не я с ней сотрудничаю.

К. Ларина― Так может задать главный вопрос.

Н. Сванидзе― Он должен сотрудничать со всеми институциями, в том числе силовыми. Не только с правозащитным сообществом. Он должен со всеми поддерживать отношения. Иначе совет не сможет в наших реальных условиях работать. Он не трибун, он позволяет, в частности вот его эта позиция дипломатическая позволяет, в том числе разным другим людям, включая меня, говорить вот здесь в студии то, что я думаю. Его позиция позволяет. И он молодец. Ему за это огромное спасибо. Я никого даже представить не могу другого на его месте с такими талантами дипломатическими, политическими и при этом с такими абсолютно твердыми демократическими правозащитными убеждениями.

К. Ларина― А почему не было наблюдателя от СПЧ…

Н. Сванидзе― Был наблюдатель СПЧ, тот же Бабушкин был.

К. Ларина― На улице.

Н. Сванидзе― Был на улице. Ходил, ездил. Тоже бегал по всем камерам ходил.

К. Ларина― По камерам да, на улице.

Н. Сванидзе― Надо знать кто такой Андрей Бабушкин. Он помрет скорее, чем он пропустит хоть одну тюрьму. И хоть одного заключенного.

К. Ларина― Это Николай Сванидзе. Я вопрос задам, с которого я предлагаю начать следующую часть нашего разговора. «Во всех странах Европы, — пишет наш слушатель, — кроме России и Белоруссии не требуется получать разрешение на проведение митинга. А посылается лишь уведомление. Почему нельзя такой же порядок установить в России в соответствии с Конституцией. Кто против»?

Н. Сванидзе― Это огромный вопрос, который больше всего меня волнует. Это самый главный вопрос.

К. Ларина― Мы обсуждаем события 26 числа. Говорим о том, какова реакция властей и правоохранительных органов и конечно говорим о последствиях для тех людей, которые стали, по сути, жертвами этого милицейского полицейского произвола. Я хочу так говорить, извини, я имею право. Ничто меня не сдерживает. Вот скажи, пожалуйста, сейчас совет по правам человека вы как правозащитники будете следить за тем, как дальше будет складываться судьба людей, которых по административке что называется забрали. Учитывая, что там много несовершеннолетних и так далее. Каковы последствия всех этих приводов.

Н. Сванидзе― Это одна из самых главных тем. И одно из самых главных я думаю будет направлений нашей работы. Потому что здесь нам важно предусмотреть возможность, которая очень реальная.

К. Ларина― Болотной-2.

Н. Сванидзе― И Болотной-2 и репрессий другого плана. Потому что репрессии могут иметь не только судебную направленность, но и внесудебную. В частности, в том, что касается несовершеннолетних, а таких было энное количество.

К. Ларина― 46 человек.

Н. Сванидзе― Татьяна Александровна Потяева, уполномоченный по правам человека на этом заседании комиссии, а это было расширенное заседание с привлечением экспертов, и мы в дальнейшем так и будем действовать и будем посылать запросы в разные структуры. Она сказала, что как она узнала, а она ответственный человек, это не бабка принесла. Если бы это не была точная информация, она бы не докладывала ее на заседании комиссии СПЧ, что очень многих, если не всех этих детей школьников, которых отловили на этой акции, их дела спускают в местные отделения полиции и ставят их на учет. А мы понимаем, что такое ставят на учет. Это может их будущее в значительной степени перечеркнуть или отравить так, что мало не покажется. Ни им, ни их родителям. Это будут вызывать их родителей, будут им ставить палки в колеса при ЕГЭ, скажем. Им очень серьезно затруднят поступления в вузы. То есть им…

К. Ларина― Такая черная метка.

Н. Сванидзе― Это черная метка. Это такой штамп в паспорте. Это очень серьезное дело. Мало того, нет уверенности в том, что эта участь постигнет только тех, кто был задержан. Потому что многие попали под камеры, даже тех, кто не был задержан, задерживали в значительной степени спонтанно и случайно.

К. Ларина― Так всегда и бывает.

Н. Сванидзе― Но многие попали под камеры, потом были или будут идентифицированы. И их может ждать точно та же участь. Конечно, наша задача эту информацию собирать, в этом смысле я прошу нам направлять эту информацию на адрес совета по правам человека. Мне лично как председателю комиссии, Федотову Михаилу Александровичу как председателю совета. Это в данном случае неважно. Мимо не пройдет. Если направите. И мы это будем собирать и мы по этому поводу будем делать запросы и мы будем людей, незаконно репрессированных независимо от их возраста, стараться защитить. Я думаю, что в большом количестве случаев это нам удастся сделать.

К. Ларина― Еще одна группа пострадавших после этой акции протеста. Это, безусловно, сотрудники ФБК. Ты знаешь наверняка, что просто люди, которые вели прямую трансляцию на сайте ФБК в Ютубе были подвергнуты просто нападению полицейских, которые пришли туда. И под видом того, что поступил звонок о якобы случившегося пожаре, потребовали срочной эвакуации людей. А затем их всех загребли в ментовку что называется опять же за то, что они не подчинились правоохранительным органам. Разгромили весь офис, унесли оттуда технику, документы. Людей всех посадили кого на 7, кого на 25 суток. Кого на 15. Это что такое? Вот Amnesty International сегодня уже признали сотрудников офиса ФБК, которые были арестованы в этот день, узниками совести. Что это как ни политические репрессии.

Н. Сванидзе― Я могу даже к этому кое-что добавить. Во-первых, я бы не хотел, чтобы мимо нас прошла, это я не забыл твой вопрос, я сейчас к нему вернусь. Причем конкретно. Но я хочу еще одну тему сюда вбросить, пока она не ушла или не забыли.

К. Ларина― Журналисты.

Н. Сванидзе― Конечно, потому что это был фактически первый случай, когда брали журналистов.

К. Ларина― Ну так они тоже как журналисты работали.

Н. Сванидзе― Естественно. Я потому об этом и вспомнил. Был первый случай, когда брали журналистов. А брать журналистов не имеют права. Если журналист работает на этом мероприятии как журналист, а не как активист и не как просто человек, который пришел погулять, если он выполняет свои профессиональные обязанности, то трогать его полицейский не имеет никакого права. Это очень важно и мы эти случаи тоже будем расследовать. Теперь что касается темы сотрудников ФБК. Что я хочу к этому добавить. Там есть такой господин Ляскин…

К. Ларина― Который получил сотрясение мозга.

Н. Сванидзе― Он получил сотрясение мозга в автозаке. Так вот, как раз Андрей Бабушкин, которого мы сегодня обсуждали, он выяснял и довел до сведения членов совета и мы знаем фамилию того сотрудника полиции, который избил Ляскина. А там был, насколько я понимаю, один удар, количество ударов не имеет значения. Важен результат.

К. Ларина― Что в больницу потом человек попал.

Н. Сванидзе― Да, мы знаем фамилию этого человека и это будет для этого человека, я надеюсь, иметь вполне определенные последствия.

К. Ларина― А фамилию судьи, который дал Николаю Ляскину, которого из больницы забрали в Тверской суд с сотрясением мозга и отправили на 25 суток в камеру, не интересно узнать?

Н. Сванидзе― Фамилию судьи узнать гораздо…

К. Ларина― Это вообще нормально? 25 суток раненому человеку

Н. Сванидзе― …проще, чем фамилию полицейского, избившего Ляскина.

К. Ларина― На твой взгляд это вообще правомерно?

Н. Сванидзе― Ну нет, конечно. Вообще у нас была отдельная тема на этом заседании. Мы это будем обсуждать. Это то, как судили. Потому что постановления судов в таких случаях идут на потоке просто. Пишутся заявления от сотрудников полиции под копирку. Совсем не тех, которые вообще имели отношение к делу. Пишут те сотрудники, которые были в тот момент в другом месте совершенно. Они пишут с одинаковыми орфографическими ошибками. Мы это проходили давно. Я это помню еще по делу о сопротивлении полиции Немцова Бориса Ефимовича, которого осудили на 15 суток. И на которого написали заявление совершенно не те сотрудники полиции, которые реально его брали. И он говорил, ребята, не вы же меня брали. Молчание было ему ответом.

К. Ларина― Сейчас с Алексеем то же самое Навальным.

Н. Сванидзе― Молчание и полицейских и омоновцев и молчание судьи молодой дамы. Тоже. Абсолютно на это не смотрят. Не воспринимаются никакие аргументы, никакие свидетели, никакие видеоматериалы. Они вообще не принимаются к рассмотрению. Это совершенно репрессивная работа судов. Вот так это выглядит на сегодняшний день. Я говорю о том впечатлении, которое у меня возникло по итогам этого заседания комиссии. Оно может быть потом изменено, вероятно, в ту или иную сторону, может быть в еще худшую, а может быть в лучшую. Но на данный момент оно именно таково. Мы будем, конечно, по всем этим направлениям, несомненно, проводить расследования. Поэтому я прошу действительно снабжать нас максимум информацией, а мы будем с максимальной активностью делать запросы компетентным органам.

К. Ларина― Хочу задать вопрос, который многие слушатели задают. Уже по составу возрастному, прежде всего, участников этой акции, что конечно все обратили внимание на огромное количество молодежи, в том числе несовершеннолетних детей. Хотя они не являются большинством, но их было много на сей раз. То есть это люди совсем другое поколение. Люди, которые родились и живут при Владимире Путине. По сути. Подростки, которые 16+. Почему как ты думаешь, что им казалось бы, вся эта тема.

Н. Сванидзе― Я бы, честно говоря, не преувеличивал.

К. Ларина― Но их много было.

Н. Сванидзе― Ну, во-первых, не так много было самих собравшихся. Их было много в сравнении с нашими ожиданиями.

К. Ларина― Это была всероссийская акция. Было очень важно.

Н. Сванидзе― И мы ожидали гораздо меньше. Мы привыкли последнее время, что собираются полтора человека. А когда собирались не полтора человека, а больше на шествие памяти Бориса Немцова, то это было такое интеллигентное нечто, спокойное, мирное. Совершенно без энергетики. Разрешенное. А здесь оно было не разрешенное. И кстати, по неизвестной причине. Мы перед перерывом говорили, это самая большая проблема. И самой большой вопрос и самый главный.

К. Ларина― Что значит разрешенный, неразрешенный.

Н. Сванидзе― Да. Который мы намерены задать и в частности московской мэрии. И кстати эту идею выдвинул, между прочим, Михаил Александрович Федотов. Потому что он помимо всего прочего и, прежде всего, он очень высокой квалификации юрист. Хотелось бы посмотреть на документы, связанные с перепиской мэрией и организаторов этого шествия. То есть запрос на шествие и отказ в этом запросе. Формулировка запроса, формулировка отказа, время поступления этого отказа. Вот мне интересно, что это такое. Насколько обоснован этот отказ. Чем он был мотивирован. Вот это очень важно. Не нарушал ли он Конституцию и законов РФ. Это очень существенно, потому что от этого пошло, в конечном счете, все остальное. Мы знаем, что в ряде городов отказа не было. И они там прошли спокойно.

К. Ларина― В Питере, по-моему, согласовано.

Н. Сванидзе― Нет.

К. Ларина― Там тоже много народу пришло.

Н. Сванидзе― И там, кстати, тоже было много народу. Для Питера очень много. И господи, ну прошли бы они, ну выкрикивали бы они лозунги, ну бога ради.

К. Ларина― Уточек несли.

Н. Сванидзе― Кроссовки. Да пусть несут что хотят. Хоть черта с рогами. Прошли и все. И нету их. Запрещать-то зачем? Ты спрашиваешь о молодых людях. Действительно такое впечатление, что это в процентном отношении было больше молодых, в том числе и совсем молодых.

К. Ларина― Студентов много было.

Н. Сванидзе― И школьников, о которых мы уже говорили. Я думаю, что это тоже изменившееся восприятие реальности, потому что надоела вот эта отсылка к архаике, которая все время идет от власти. Это мироточение постоянное, вот эти запреты постоянные. Эта переадресация к нашему прошлому пятисотлетней давности. Вот достало. В какой-то момент достало. А молодые люди к этому особенно чувствительны. У них терпежки не так много как у нас.

К. Ларина― А это поняли, как ты думаешь? Это лежит на поверхности. Об этом тоже Ира Хакамада сейчас говорила перед тобой. Они поняли, что они надоели? Устарели.

Н. Сванидзе― Нет, они поняли, что с ними надо работать. Но другой вопрос – как они умеют работать. Помнишь фильм «Доживем до понедельника». Когда в конце фильма главный герой, которого играет Тихонов, разговаривает с завучем, преподавателем литературы, и она говорит: я все отдаю детям. Он говорит: важно, что у нас есть, чтобы отдать детям. Вот меня интересует, что есть, чтобы отдать? Что есть, чтобы с ними работать?

К. Ларина― Уже ничего не осталось.

Н. Сванидзе― Я боюсь, что кроме юнармии…

К. Ларина― Своим детям есть что отдать.

Н. Сванидзе― …больше предложить нечего.

К. Ларина― Зато своим детям есть что…

Н. Сванидзе― Своим, я их здесь понять могу.

К. Ларина― Спасибо