Newsland.com – место, где обсуждают новости.
Социальный новостной агрегатор №1 в Рунете: самое важное о событиях в России и в мире. Newsland.com - это современная дискуссионная платформа для обмена информацией и мнениями.
В режиме 24/7 Newsland.com информирует о самом важном и интересном: политика, экономика, финансы, общество, социально значимые темы. Пользователь Newsland.com не только получает полную новостную картину, но и имеет возможность донести до аудитории собственную точку зрения. Наши пользователи сами формируют информационную повестку дня – публикуют новости, пишут статьи и комментарии.
Комментарии
Тогда он был на 3 года моложе и попроще, чем в телевизоре.
в беседах стал я жидок, бестолков.
И что мне тот старик всё лез на память?
Ну, мало ли на свете стариков!
Ворчала тётя:
«Я тебе не тёща,
чего ж ты всё унылый и смурной?
Да брось ты это, парень! Будь ты проще.
Поедем-ка по ягоды со мной».
Три женщины и две девчонки куцых,
да я…
Летел набитый сеном кузов
среди полей, шумящих широко.
И, глядя на мелькание косилок,
коней,
колосьев,
кепок
и косынок,
мы доставали булки из корзинок
и пили молодое молоко.
Из-под колёс взметались перепёлки,
трещали, оглушая перепонки.
Мир трепыхался, зеленел, галдел.
А я - я слушал, слушал и глядел.
Мальчишки у ручья швыряли камни,
и солнце распалившееся жгло.
Но облака накапливали капли,
ворочались, дышали тяжело.
Всё становилось мглистей, молчаливей,
уже в стога народ колхозный лез,
и без оглядки мы влетели в ливень,
и вместе с ним и с молниями - в лес!
Весь кузов перестраивая с толком,
мы разгребали сена вороха
и укрывались…
Не укрылась только
попутчица одна лет сорока.
молчала нелюдимо за едой
и вдруг сейчас приподнялась и встала,
и стала молодою-молодой.
Она сняла с волос платочек белый,
какой-то шалой лихости полна,
и повела плечами и запела,
весёлая и мокрая она:
«Густым лесом босоногая
девчоночка идёт.
Мелку ягоду не трогает,
крупну ягоду берёт».
Она стояла с гордой головою,
и всё вперёд
и сердце и глаза,
а по лицу -
хлестанье мокрой хвои,
и на ресницах -
слёзы и гроза.
«Чего ты там?
Простудишься, дурила…» -
её тянула тётя, теребя.
Но всю себя она дождю дарила,
и дождь за это ей дарил себя.
Откинув косы смуглою рукою,
глядела вдаль,
как будто там,
вдали,
поющая
увидела такое,
что остальные видеть не могли.
нет ничего на свете,
лишь этот,
в тесном кузове полёт,
нет ничего -
лишь бьёт навстречу ветер,
и ливень льёт,
и женщина поёт…
Мы ночевать устроились в амбаре.
Амбар был низкий.
Душно пахло в нём
овчиною, сушёными грибами,
мочёною брусникой и зерном.
Листом зелёным веники дышали.
В скольжении лучей и темноты
огромными летучими мышами
под потолком чернели хомуты.
Мне не спалось.
Едва белели лица,
и женский шёпот слышался во мгле.
Я вслушался в него:
«Ах, Лиза, Лиза,
ты и не знаешь, как живётся мне!
Ну, фикусы у нас, ну, печь-голландка,
ну, цинковая крыша хороша,
всё вычищено,
выскоблено,
гладко,
есть дети, муж,
но есть ещё душа!
Вот говорит мне мать:
«Чем плох твой Пётр?
Он бить не бьёт,
на сторону не ходит,
конечно, пьёт,
а кто сейчас не пьёт?»
Ах, Лиза!
Вот придёт он пьяный ночью,
рычит, неужто я ему навек,
и грубо повернёт
и - молча, молча,
как будто вовсе я не человек.
Я раньше, помню, плакала бессонно,
теперь уже умею засыпать.
Какой я стала…
Все дают мне сорок,
а мне ведь, Лиза,
только тридцать пять!
Как дальше буду?
Больше нету силы…
Ах, если б у меня любимый был,
уж как бы я тогда за ним ходила,
пускай бы бил, мне только бы любил!
И выйти бы не думала из дому
и в доме наводила красоту.
Я ноги б ему вымыла, родному,
и после воду выпила бы ту…»
летела молодою-молодой,
и я -
я ей завидовал,
я верил
раздольной незадумчивости той.
Стих разговор.
Донёсся скрип колодца -
и плавно смолк.
Всё улеглось в селе,
и только сыто чавкали колёса
по втулку в придорожном киселе…
Нас разбудил мальчишка ранним утром
в напяленном на майку пиджаке.
Был нос его воинственно облуплен,
и медный чайник он держал в руке.
С презреньем взгляд скользнул по мне,
по тёте,
по всем дремавшим сладко на полу:
«По ягоды-то, граждане, пойдёте?
Чего ж тогда вы спите?
Не пойму…»
За стадом шла отставшая корова.
Дрова босая женщина колола.
Орал петух.
Мы вышли за село.
Покосы от кузнечиков оглохли.
Возов застывших высились оглобли,
и было над землёй синё-синё.
Сначала шли поля,
потом подлесок
в холодном блеске утренних подвесок
и птичьей хлопотливой суете.
Уже и костяника нас манила,
и дымчатая нежная малина
в кустарнике алела кое-где.
брусничники подошвы так и жгли,
но шли мы за клубникою лесною -
за самой главной ягодой мы шли.
И вдруг передний кто-то крикнул с жаром:
«Да вот она! А вот ещё видна!..»
О, радость быть простым, берущим, жадным!
О, первых ягод звон о дно ведра!
Но поднимал нас предводитель юный,
и подчиняться были мы должны:
«Эх, граждане, мне с вами просто юмор!
До ягоды ещё и не дошли…»
И вдруг поляна лес густой пробила,
вся в пьяном солнце, в ягодах, в цветах.
У нас в глазах рябило.
Это было,
как выдохнуть растерянное «ах».
Клубника млела, запахом тревожа.
Гремя посудой, мы бежали к ней,
и падали,
и в ней, дурманной, лёжа,
её губами брали со стеблей.
Пушистою травой дымились взгорья,
лес мошкарой и соснами гудел.
А я…
Забыл про ягоды я вскоре.
Я вновь на эту женщину глядел.
Платочек белый съехал до бровей.
Она брала клубнику и смеялась,
смеялась,
ну, а я не верил ей.
Но помню я отныне и навеки,
как сквозь тайгу летел наш грузовик,
разбрызгивая грязь,
сшибая ветки,
весь в белом блеске молний грозовых.
И пела женщина,
и струйки,
струйки, пенясь,
по скользкому стеклу стекали вкось…
И я хочу,
чтобы и мне так пелось,
как трудно бы мне в жизни ни жилось.
Чтоб шёл по свету
с гордой головою,
чтоб всё вперёд -
и сердце, и глаза,
а по лицу -
хлестанье мокрой хвои
и на ресницах -
слёзы и гроза.