Как понимать РПЦ

Есть такие люди, кого РПЦ смогла удивить. Теперь это не только ее собственные прихожане, но и ни в чем не повинные граждане. Их модель РПЦ не совпала с реальностью. С моделями так бывает, даже если они рождаются в чистых душах семинаристов первого класса или, напротив, в эластичных душах директоров музеев. Даже чиновникам светского государства, которым по конституции вообще не положено иметь души, случается строить неверные модели РПЦ.

Вопросы о том, как «на самом деле» устроена РПЦ, оставим без обсуждения. Наша задача будет скромной: описать модель — то есть такой механизм, на котором можно предсказывать все действия РПЦ как корпорации, — как вне ее самой, так и внутри.

Внимательные аналитики одну модель уже создали. Она правильная, но слишком грубая, поэтому дает много ошибок. Ее точность — всего процентов 60. Но мы начнем с нее, а потом подправим до ста процентов.

Это так называемая бизнес-модель: РПЦ — монопольная корпорация в области ритуального бизнеса. Недосягаемый образец для нее — Газпром. Она так же стремится присутствовать на всех уровнях: от частных квартир бедных граждан до Кремля и международной политики. Она так же вовлечена в мировую конкуренцию естественных монополий (где ее главный конкурент, Вселенский патриархат в Константинополе, сжал ее горло, заставляя выпустить Украину…). В задачи РПЦ, как и Газпрома, отнюдь не входит сохранение культурных ценностей. Из работника ритуального бизнеса можно сделать музейщика, но это будет музейщик из… работника ритуального бизнеса. История с Исаакием рифмуется с несостоявшейся «кукурузиной» Газпрома на месте Ландскроны и Ниеншанца.

Но бизнес-модель противоречит другим свойствам РПЦ. Настоящие деньги любят тишину, а РПЦ любит сразу деньги и шум. Роскошь иерархов достойна африканских вождей, а не скромных миллионеров. Неэффективность рабского труда доказана, а рядовые священники РПЦ утверждают: в России рабство отменили в XIX веке, но не для попов. Наконец, обычно бизнес не защищается ни крестными ходами штурмовиков, ни хороводами юношей бледных со взором горящим, всякого пола и возраста.

Это признак формирования в бизнес-структуре регрессивных групп. Все три типа таких групп по Уилфреду Биону найдут место в нашей точной модели РПЦ.

Это будет модель в виде живого существа. Оно состоит из мясистого тельца и двух створок тонкого внешнего скелета. Тело — это начальство всех уровней, их подчиненные и те немногие верующие, что спрашивают у духовенства, как жить. По Биону, это группа зависимости (dependency). Младшие перед старшими инфантильны и безответны, старшие перед младшими нарциссичны и садистичны. Садо-мазо всем дает свою толику счастья, не обходя даже самых униженных. Свойственный лидерам нарциссизм часто сопряжен с гомосексуальностью (это медицинский факт). Без нее никуда, а разрешить каждому невозможно. Поэтому она — продукт элитного потребления и карьерный лифт.

Внешний скелет — то единственное, что видно издали, если смотреть из светского общества. Скелет тонок, но прочен, хоть выглядит облезло: от него всегда что-то отслаивается.

Одна створка — штурмовики. По Биону, это группа нападения-бегства (fight-flight). Они всегда воюют, а для этого всегда ищут врагов. Врагов не хватает. Приходится воевать друг с другом, а иногда и с начальством. Так старые слои хитина отшелушиваются, но тем временем новые нарастают.

Вторая створка — идеалисты. Они ждут и готовятся. Про свое начальство они всё знают, но веруют в Церковь. Но не в ту, где есть каноны и примеры святых, объясняющие, как в Церкви нужно менять плохое начальство и, главное, обязывающие это сделать. А в свою — в которой «всегда так было». По Биону, такие группы называются группами парности (pairing). Они похожи на супружескую пару, которая всё надеется, что у нее родится Некто, кто придаст смысл ее жизни, а пока что ждет и не очень живет. Кто-то устает и уходит, но приходят новые.

Вот с каким боевитым существом наши деятели культуры «ведут диалог», а наши чиновники не знают, как его раскормить, чтобы оно прикрыло своей красотой их собственное безобразие. Даже не знаешь, кто тут самый главный идеалист. Судя по их упорной вере в прекрасное — чиновники.